S-T-I-K-S. Паломник

Глава двадцать шестая. Судья Фараона

Нельзя сказать, что после всего случившегося на поляне Паломник был расположен обсуждать со своим собеседником тайны мироздания. Но идея воспротивиться сектанту, это пожалуй последнее, что могло бы прийти ему в голову в данной ситуации.

Поэтому инвалид детально изложил свою гипотезу, касательно смысла и цели существования Улья, являющегося заброшенной фермы Предтечей по выращиванию жемчуга. Он, даже, в качестве косвенного подтверждения, ввернул сюда трясучку, как способ заставить обитателей стикса проявлять определенную двигательную активность. Приведя не вполне уместную аналогию с мраморной говядиной, для получения которой необходимы дозированные физические нагрузки коров. При этом четко понимая, что несет откровенную чепуху. Что, естественно, не прошло мимо внимания килдинга. Однако сектант, а по совместительству телепат, способный добраться до самых сокровенных мыслей своего оппонента, в ответ на подобные закидоны просто насмешливо хмыкнул и принялся обстоятельно рассуждать, демонстрируя слабые стороны этой теории. При этом обращался к Паломнику в уважительном тоне. на «Вы». Так что складывалось впечатление, что инвалид принимает участие в научной дискуссии, а не беседовал с представителем самого кровавого и бесчеловечного культа стикса.

— В вашей теории сразу же бросаются в глаза несколько слабых мест. Хотя я и не отрицаю ее свежести и оригинальности. И на первое место среди неувязок я бы поставил наличие иммунных. Людей, сохраняющих после переноса разум и выступающих, объективно говоря, конкурентами тех же ваших гипотетических Предтечей в части потребления жемчуга.

— Сбой системы, — тут же отбросил возражения оппонента Паломник. — Для такого сложного механизма как стикс, к тому же на протяжении многих веков, а то и тысячелетий, лишенного профилактического обслуживания, это вполне закономерное явление

— Пожалуй с этим бы можно было согласиться, если бы не одно «Но». Первый Дар Улья, которым награждаются все иммунные сразу же после попадания в Улей. Причем этим Даром удостаиваются только те, кому не суждено переродиться в неразумное дитя стикса. А стало быть для Улья появление иммунных явление естественное, более того, включенное отдельной строкой в регламент переноса, и требующее выполнения определенных, не самых очевидных процедур.

— Хорошо излагает, собака, — уважительно отметил Паломник, с восхищением вслушиваясь в замысловатые лингвистические перлы культиста.

Ему бы не со мной разговаривать, а с тем же Вольтером, или Жан Жаком Руссо.

— К сожалению, гиганты мысли, как впрочем и отцы русской демократии, вымерли пару веков назад, — отреагировал на эту потаенную мысль инвалида сектант, продемонстрировав: с одной стороны, что все тайное для него тут же становится явным, а с другой, неплохое знание истории похождений культового персонажа Двенадцати Стульев.

А еще Паломник мимоходом отметил, что сектант не применяет по отношению к монстрам уничижительных названий. Предпочитая называть их «неразумными детьми стикса». Не пользуется даже термином «зараженные». Впрочем тут он прав, любой обитатель Улья заражен спорами гриба. Разве что за исключением внешников, передвигающихся по стиксу в скафандрах и проживающих в герметичных убежищах.

Но эту любопытную особенность Паломник отметил третьим потоком сознания. Первый же пытался разгадать загадку: о каком таком Даре Улья идет речь. Тем более общем для всех иммунных.

И все-таки беседа с телепатом имеет определенные преимущества. Паломнику даже не пришлось формулировать свой вопрос, как его собеседник приступил к ответу. Правда сделал это издалека.

— Вы никогда не задумывались, на каком языке мы с вами беседуем? — поинтересовался у Паломника сектант.

— Не задумывался, — ответил тот. — Опять же о чем тут думать? Однозначно на русском. К величайшему моему сожалению, кроме родного, да пары немецких фраз, никаким иностранным языком не владею.

— Хочу вас утешить, я и сам далеко не полиглот. И кроме как на своем родном языке не разговариваю. В вашем родном мире он давно исчез. Остались, разве что отдельные образцы письменности.

— И что это за язык? — поинтересовался Паломник, который окончательно запутался.

— Древнеегипетский. Он же язык фараонов. Мертвый в вашем мире, по крайней мере уже два тысячелетия. И тем не менее, мы с вами друг друга прекрасно понимаем. Должен признаться, что именно это стало для меня самым большим шоком, когда я в свите своего господина солнцеликого Сына Ра Тумоса Третьего, в сопровождении двух десятков меджаев оказался в Улье. Вскоре наш отряд, столкнувшись с человекоподобными варварами, гигантами вооруженными дубинами и облаченными в звериные шкуры. Еще не совсем людьми. Способными, в лучшем случай объясняться жестами и короткими звуками «У-у-у» и «Гр!». И я прекрасно понял все, что они говорят.

Должен сказать, к самому переносу в чужой мир я отнесся сравнительно спокойно. Поскольку с детства привык к мысли, что рано или поздно окажусь в Мире Мертвых. А чем иным кроме как Дуатом, царством Анубиса, я должен был считать стикс.

К тому же некоторые неразумные дети стикса здорово напоминали Амат, своими львиными лапами и пастью крокодила.

Не удивительно, что мой господин, проклиная всех тех, кто не подготовил его должным образом к длинной дороге в царство Осириса, принялся крушить все, что встречалось нам на пути.

— Впрочем, — прервал сам себя сектант, — я чересчур увлекся. С тех пор прошло невероятно много лет, а до сих пор помню малейшие детали тех своих первых дней в Улье.

Но возвращаясь к вопросу о языке. Все иммунные, попавшие в Улей, получают свой Первый Дар в виде возможности понимать любых других иммунных.

— Более того, открою вам тайну. Если вы на том же пактайском диалекте обратитесь к человеку в первые же минуты появления в Улье, когда нет еще ни малейших признаков перерождения, то иммунный вас прекрасно поймет. А его сосед, которому суждено стать неразумным дитятею стикса, недоуменно пожмет плечами. При том что внешне между ними не будет никакой разницы.

— Ни хрена себе, — ошеломленно пытался собрать разбегающиеся мысли в кучу Паломник. Возможность вот так вот запросто, безо всякого труда, отличить будущего иммунного от будущей твари стикса представляла из себя невероятную ценность. Правда лично для инвалида, это не имело особого практического смысла. И тем не менее, на этом фоне даже понимание того, что тип в капюшоне, которому по самым скромным прикидкам никак не меньше трех тысяч лет, и все это время он проживает в Улье, приобретая и развивая многочисленные Дары Улья, уже давно не человеком, так, разве что оболочка прежняя сохранилась, не слишком потрясало.

Впрочем, сектант тут же обломал блестящие перспективы Паломника, прикидывающего как выторговать за эти знания у людей заинтересованных нечто очень ценное. Культист между делом заметил, что экспресс способ определения иммунных должен остаться их маленькой тайной. В противном случае намекнул на не слишком-то благоприятные для инвалида последствия. Что-то там из категории костров и крестов.

— Ну и черт с ним, — не слишком-то и огорчился Паломник. Сообразив, что суахили все равно не знает, а его немецкие: «Хенде Хох» и «Нихт хлеба, нихт арбайтен»,способны привести в полное недоумение не только зараженных, но и иммунных. Так что черта лысого одного от другого отличишь.

— Жаль, что я историю Древнего Мира плохо знаю, посетовал Паломник. Думаю даты правления Тумоса Третьего должны быть известны. Смог бы прикинуть, как долго этот тип в капюшоне тут небо коптит.

— Седьмая династия. Пятнадцатый век до нашей, вернее до вашей эры, — подсказал сектант, который судя по всему все это время мониторил мысли Паломника.

А вы, кто сами будите? Наверное жрец при фараоне. И, если не секрет, то как сейчас поживает сам Тумос Третий? — поинтересовался у собеседника Паломник.

— Мой господин вместе со всей своей охраной погиб в первые же дни после попадания в Улей. Попытался убить элитника, решив что это очередное испытание на дороге в царство Осириса. А я не жрец. Был судьей и, пожалуй, судьей и остался.

И вы что, все это время так в этих местах и жили. Наблюдая, как по пустынной лесостепи бродят мамонты, которых преследуют неандертальцы? А потом возникают первые поселения и в конце-концов города?

— Да, с историей у вас и вправду все запущено, — огорченно цокнул языком сектант. Я хот и достаточно стар, но хочу обратить ваше внимание что мамонты, как впрочем и неандертальцы вымерли гораздо раньше, где-то сорок тысяч лет тому назад.

— И нет. Я вместе со своим господином, появился очень далеко отсюда. На условном юге. В пустыне среди песков. Вот только тамошние условия жизни показались мне не слишком-то приемлемыми. И со временем перебрался севернее.

— Ага, -внезапно сообразил Паломниек. — Значет стикс копирует не только отдельные земные кластеры, но и размещает из на своей поверхности с привязкой к географическим координатам. Надо понимать, что где-нибудь, далеко на юге, появляются пигмеи, а на юго-востоке бродят слоны и йоги.

— Не исключено, — согласился его собеседник. — Временами вам свойственно проявление аналитического мышления. Странно, что вы до сих пор передвигаетесь в инвалидной коляске.

И прежде, чем инвалид успел открыть рот, добавил:

— На этом нам пора прощаться. Вам сюда. Этот путь приведет вас в нужное место. В ходе разговоров собеседники как-то незаметно вышли из рощи и оказались вблизи заброшенной асфальтной дороги, тянущейся по краю леса.

— Засим прощаюсь. Ваша теория, касательно смысла Улья, представляется мне в меру разумной, но требующей значительной доработки. Возможно нам еще представиться случай продолжить эту беседу.

— Чур меня, — чуть было не ляпнул вслух Паломник, но в последнюю секунде удержался. При том отчетливо понимая, что и эта его мысль, стала достоянием сектанта.

— И да, я могу вылечить твои ноги, с тем чтобы ты получили возможность ходить. Но не стану этого делать. У тебя самого, без помощи того же Великого Знахаря, есть все необходимое для того, чтобы встать и пойти. Ну а если ты окажешься совершенно тупым, так и быть помогу. Но и за это будешь должен. Куда только подевался рафинированный интеллигент, изъясняющийся высоким слогом. На его месте вновь появился условный «Седой», живущий по принципу: Ты мне — я тебе. Причем, всячески старающийся ограничиться лишь первой частью этой формулы.

С этими словами Сектант просто исчез. Самым натуральным образом исчез. Прямо на глазах у Паломника.

— Фокусник чертов, — чертыхнулся инвалид, правда не раньше, чем отъехал от места расставания по дороге, представляющей из себя сплошные рытвины с редким вкраплением асфальта, на пол километра. При этом переживая, не слишком ли рано он начал думать о сектанте все, что тот, с точки зрения Паломника, заслуживает.

Потаенный смысл слов сектанта, о том, что у него, безо всяких Великих Знахарей, есть все необходимое для того чтобы ходить, Паломник осознал тремя днями позже.