Немного безумия

Глава 11

Я не решился прийти в гости с бутылкой и задержался до середины дня. Помимо моей врождённой жадности, на это решение повлиял один занимательный фактор: я попросту боялся, что в мой ликёр подмешали чего-нибудь лишнего. Не доверяю я этому Седерику Гаусу, ох, не доверяю. Особенно его дорогим часам. Да и братец его, Антуан Гаус... помнится, кое-кто упоминал про его синие татуировки, очень уж похожие на чернила от ручки.

— Открывайте! Я знаю, что вы тут. — стук по двери с номером 53. — Вам не стоит бояться, я не обижу ни вас, ни вашего сына.

Нож в руке — простая формальность. Предосторожность, если говорить без лишних шуток. Я не знаю, где находятся нужные мне преступники, и легкомыслие в таком случае будет явно нежелательным.

— Если вы не откроете, то я выломаю дверь! — никто мне не ответил, какое удивление. Неужели люди не любят, когда им угрожают? Немыслимо.

— Сейчас сломаю!.. — любой догадается, что я блефую, потому как человек, действительно вознамерившийся выбить дверь, не будет кричать об этом на каждом углу. — Вот прямо сейчас и выбью! — мне ответила лишь стая ворон... Вороны. На крыше. Испуганные.

Мой взгляд приподнялся к дешёвому узору черепиц и нагромождению закопчённых труб. Там, что вполне ожидаемо, никого не оказалось. Никто не следил за мной, а если и следил, то хорошо играл в прятки...

Мне надоело терпеливо ждать и не нарушать закон. Если другим детективам можно, то почему мне нельзя?..

Бам. Или бух. Или ба-бах. Не знаю, как описать удар сапогом по двери.

«Противоправное действие, порча чужого имущества, незаконное проникновение — семь лет тюрьмы, если найду хорошего адвоката... как славно.»

Хитрая дверная конструкция выдержала напор сурового и непреклонного детектива. Возможно, её подкупили мои враги и теперь она не сдвинется с места, чтобы прокормить семью, состоящую из маленьких дверок... цистган плохо влияет на мозг.

Бах!.. С новой попытки доски решили хоть немного поддаться и скрипнуть из жалости. Этот звук заставил меня двигаться дальше, к своей розовой мечте — выломать с корнем чужую дверь. У каждого мечты разные, не стоит меня осуждать.

Из-за грязи, растаявшего снега и скользких досок горе-взломщик рисковал свалится с крыльца, сломав перила, но тогда я об этом почти не думал.

Третий пинок окончательно заставил хитрую перегородку сдать свои позиции и вывесить белый флаг. Тонкая конструкция вылетела вместе с частью дверного проёма и упала в тёмном коридоре.

Квартира наглой хабалки очень мала и неуютна. Комнаты пропахли подсолнечным маслом, вывешенная в коридоре одежда съедена молью, а шкаф, в котором та хранилась, настолько потёрт, что я затруднялся определить его возраст, не смотря на свой великий плотницкий опыт. Грустно осознавать, что люди всегда жили в пещерах по своей воле, зачем-то ограничивая себя... другое дело, жить на улице. Какая романтика: холод, голод, непонимание общества — можно превратиться в философа и нехотя получить профессию.

— Выходи, трусливая... — не очень приятный запах перебил всю запланированную обличающую речь. По правде говоря, он перебил даже моё алкогольное амбре, а это чего-то, да стоит.

Чтобы понять, откуда шла нестерпимая вонь, пришлось пройти чуть дальше коридора. Меня никто не пытался остановить. По идее, я должен радоваться такому повороту событий, но я наоборот насторожился.

В гостиной, соединённой с коридором, стояла недорогая кухня с проржавевшей плиткой. Насколько ленивой свиньёй надо быть, чтобы так запустить свой дом?.. Такой же, как и я, ни больше ни меньше.

Огонь был не выключен. Жаренная картошка столь долго лежала на сковороде, что готовилась превратиться в угольки.

— Нехорошо. — я выключил старую трудягу и присмотрелся к картофелю. — Такой жарят недолго, значит, если он уже покрылся коркой, его задержали на полчаса минимум. Интересно.

Беглым взглядом я осмотрел комнату. Из потаённого там были только закатанные в банки овощи и фрукты, настолько обвитые паутиной и пылью, что догадаться об их происхождении не представлялось возможным. Помидоры с зеленью или компот из яблок?.. В любом случае, мне незачем интересоваться патиссонами.

— Играем в прятки? Что ж, дверь одна, а дом можно обойти за три шага. Никуда вы не денетесь, пособница радикальных движений и юных убивцев. — я крепче ухватился за нож.

При осмотре следовало учесть, что дверь выбита и сбежать из квартиры не составит и малейшего труда. Стоит ненадолго отвлечься и моя цель окажется на улице, выкрикивая слова помощи. Естественно, к ней никто не придёт, а скорее закроет окно, чтобы не дуло, но лишнее внимание нам ни к чему.

С небольшим страхом, вечно присутствующим при осмотре незнакомых мест, я одёрнул штору, выполняющую роль заграждения, и вошёл в комнату, представляющую собой малый прямоугольник с двумя выходами.

Миниатюрный столик с большим зеркалом, продавленное кресло с сборником газет и романтических бестселлеров, да двухспальная кровать — вот и всё небогатое убранство помещения. К кровати была приурочена раскладушка, наверное, для старины Дейва.

— Хм. — какое-то пятно, почти невидимое в темноте, но контрастирующее с основным оттенком пола, возбудило моё любопытство. Оно припряталось за кушеткой и дошло до самой стены, на которой висела пара семейных зарисовок...

Я с сомнением двинулся вперёд, чтобы обойти большую кровать.

Как только ступня опускалась на пол, моё больное сердце начинало биться заметно чаще, пока, к последнему шагу, и вовсе не задыхалось от стремительного бега на пределе возможностей. Такая накачка крови сильно действует на голову: мой затылок потяжелел, щёки загорелись, а дыхание участилось. В свой последний шаг я случайно наступил в пятно. Послышалось хлюпанье, как будто я залез в ванную с тонким слоем воды и начал выбивать ритм.

— Вот же.

К горлу подкатил ком, а зловещее пятно превратилось в отражение лица дьявола. Я на миг увидел в темноте его метку, клыки, насмешливое выражение лица, рога, на которых висели самые безвинные из грешников.

— Нет, нет... так не пойдёт.

Веки учащённо заморгали, чтобы я смог сфокусироваться хоть на чём-то. Цистган, проклятый цистган... голова закружилась, а маленькая комната стала превращаться в чёрную дыру. На миг мне показалось, что пятно начинает проваливаться под пол, вместе с кроватью, кушеткой и мной в том числе. Доски плавают, дыхание настолько сбито, что я не могу ухватить кислорода, воздух в комнате спёртый, меня душат прислужники преисподней, ни единой крупицы света не проникает в гробницу мрака, отождествляющей ад на земле. Шторы так тяжелы, что я не могу их порвать.

Как утопающий, я схватился за плотную ткань, чтобы меня не унесло диким потоком волн. Мне мерещится океан, под моими ногами несколько миль пустоты, заполненной всеми тварями мира. Огромные исполины, с клыками в человеческий рост, махают плавниками на самом дне, но отголоски их обтянутых кожей хрящей доходят и до моих бултыхающихся ног.

— Открой! — я сильнее ухватился за шторы. Моё тело почти упало в бездну, мои колени попали в пятно.

«Цистган, цистган, цистган... полдень, квартира, 53, 53, 53... 54. Маппи. Маппи, где ты? Я чувствую твоё сбитое дыхание и жар, твои сны так же безумны, как и мои галлюцинации. Проклятый Морти, он подсыпал мне что-то ещё?»

Я вспоминаю лицо наркоторговца. Он превратился в огромную птицу, сидящую на стальном шпиле и поедающую сырое мясо. В его клыках, острых, как красные кораллы, алела моя рука с торчащей костью. Барнс хрипло кричал над бесконечным городом, как его хозяин. Он и в самом деле был главой города, его красные глаза видели всё, а серьги, похожие на божий знак, насмешливо торчали в длинных мочках уха...

— Сука!

Я резко отвёл голову назад, чтобы как озлобленный бык врезаться лбом в стену. Шторы смягчали удары, поэтому я продолжал биться и биться об кирпичи и тянуть ткань вниз. Поток уносил меня, я полностью валялся в пятне...

Карниз рухнул вместе с тканью. Ослепительный свет дня как благословение святого чудотворца освятил комнату. Небо было заполнено свинцовыми тучами, но даже его тусклый свет казался нестерпимо ярким. Я зажмурился и схватился за подоконник. Пальцы почувствовали трёхслойную пыль.

Пока я не восстановил дыхание, я не открывал глаз: боялся, что видения могут вернуться.

— Думал, я свалюсь посреди улицы на потеху толпе, Барнс?.. — вряд ли. Я не настолько крупная шишка, чтобы Морти захотел убрать меня. Скорее всего, в моих проблемах виноват только я сам... в своей жизни виноват только я один, это точно.

От течения моей мысли я не в восторге. Мне не хочется разбираться в своей душе, принимать или отторгать, мне хочется поскорее открыть глаза и забыть то, о чём подумал.

С сомнением в своём психическом равновесии я собрался с силами и взглянул на мир. Теперь только так: вместо того, чтобы собираться с силами и вершить судьбы мира, мы собираемся с силами, чтобы увидеть этот мир хоть как-нибудь. Да и видеть, честно говоря, в тот момент и не очень-то хотелось.

Жирная туша распласталась на полу. Вены были вскрыты, горло, как и пузо, перерезано. Благодаря такому прискорбному событию я валялся в крови, словно колдун, питающийся страданиями других людей. Должно быть, я выглядел жутко — с следом галстука на шее, вся одежда бордовая и смятая, на лице написан ужас пережитого. Первый раз я так испугался при виде обычного трупа.

За свою карьеру я видел вещи много похуже: четвертование, продажа органов, мёртвые дети, беременные женщины... но цистган хорошо бьёт по рецепторам и воображению, превращая самое обыденное в самое запоминающееся событие.

— Значит, у нас здесь жуткая смерть... явно не похоже на самоубийство. — стоит начать с того, что порезов слишком много. Человек после одного-двух или больше не может поднять орудие из-за ненормального страха или, впадая в безумие, начинает колоть себя везде, только не с такой точностью. Да и скажу честно: самоубийца редко режет шею, а если и режет, то первым делом. Ну и кто рассекает себе живот? Верно, никто.

Даже немного жаль дамочку. В таких ситуациях человек часто не может ничего, даже нормально сопротивляться, страх подавляет в нём борьбу и вызывает оцепенение. Максимум: отбиться судорожным дёрганьем ног, как у кобылы, или исцарапать напавшему лицо. Кулаки редко идут вход, да и при таком положении — валяясь, хорошо не вмазать, замаха почти не будет, локоть упирается в пол.

- Голая женщина. Сомневаюсь, что убийцы после своих грязных дел раздевают жертв, тем более, не особо красивых. К ней пришёл любовник?.. Не буду отбрасывать эту версию, но рассмотрю все возможные варианты.

Осмотрев обломанные ногти, я пришёл к выводу, что жертва боролась. Мне стоит осмотреть квартиру ещё раз... начать надо с того, что дверь была закрыта. Убийцу впустили? Залез через окно?

Я подошёл к окну, но не заметил там и следа грязи от обуви.

— Вариант через окно отпадает. Значит, женщина точно знала убийцу. После смерти он закрыл её ключом дверь... — я вытянул голову и ещё раз посмотрел на крышу.

— Такое не мерещится. — присматриваясь к черепице, я убеждался лишь в том, что у меня от её кладки рябит в глазах, но крыша всё так же мне не нравилась, как и сама ситуация.