Пятеро в молчании

Глава 40. Точки над «и»

— Что? — Грейнджер подскочила со стула, забыв даже про скинутую туфлю. — Какого ещё пластика?

— Из обычного, — я протянул ей телефон. — Так ведь не должно быть?

— Нет… наверное, — растерянно пробормотала она, вперившись взглядом в телефон.

— То есть, если бы я не перепроверил, ты бы это пропустила?

— Я не… ты что, не понимаешь? — она подняла взгляд от телефона, одновременно пытаясь нащупать ногой туфлю. — Вот оно, Малфой!

Я оглядел её слегка раскрасневшееся лицо в ожидании продолжения, которого не последовало.

— Подробности будут? Или это всё, что мне нужно знать?

— Это наша путёвка в музей! Стоит попробовать! — радостно объяснила она. — Я сегодня же свяжусь с теми, кто составлял этот отчёт и попрошу поискать тот каталог, где была упомянута картина. Там ведь должно быть полное описание, так?

— А что реставратор? Думаю, в первую очередь стоит поговорить с ним. Если он подтвердит, что картина действительно была на реставрации, то…

— Да-да, я знаю, что делать, — отмахнулась Грейнджер, стискивая в руке телефон как ценное сокровище. — Думаю, нужно ещё найти прежнего владельца картины для верности.

— Значит, ты думаешь, Купер стащил… раму? Раму?

— Возможно, — пожала она плечами. — Главное, что у нас есть причина склонить директора музея к сотрудничеству. Если он не захочет огласки.

Последняя фраза прозвучала угрожающе, и я, незаметно от неё, позволил себе улыбку. Но воодушевления поубавилось, на его место пришло смутное сомнение в важности обнаруженной… зацепки? Улики? Чем бы оно ни было.

— Странно как-то. В кабинете Остина столько ценных вещей, почему именно какая-то рама? И что, если Остин сам её поменял?

Грейнджер посмотрела на меня как на предателя.

— Я имел в виду, что Купер может оправдаться именно так, — добавил я. — Если мы не найдём прямых улик, которые бы указывали на него…

— Мысли позитивно, — с некоторым сомнением перебила она. — Проверять нужно каждую мелочь, правда? А знаешь, может Софи это и заметила? Как считаешь?

— Не хочу додумывать там, где есть десятки возможных вариантов. Но вот что скажу — мы со Стюартом были у Софи в комнате, там вся стена завешана картинами, прямо как у Остина. Только вот все рамы оказались просто расписанными кусками пластика.

— Ты серьёзно?

— По-твоему, я мог бы выдумать подобное?

— Если всё так, то Софи вполне могла отличить подделку, как думаешь? Она ведь провела в кабинете Остина достаточно времени, аж с июля, могла заподозрить неладное… — Грейнджер глубоко задумалась над своими словами, поводив ногтем большого пальца по губе.

— Но почему не сказала Остину о том, что заметила? — парировал я. — Или сказала, а он ничего не сделал именно потому, что сам мог поменять раму? Знаешь, подделка вообще могла появиться задолго до Софи. Может, в первый наш поход в музей я уже видел не настоящую раму. И по фотографии нельзя сказать точно, висела ли картина в поддельной раме в мае, когда сделали тот снимок для газеты. Этому куску пластика можно найти множество объяснений!

— Не исключено, — поразмыслив, выдала она, оторвав взгляд от телефона, пока я в кухонной тишине домучивал свою чашку кофе. — Но если это действительно так, вся наша теория развалится. Такой исход мне не очень нравится. Прежде, чем предполагать обратное, я хочу всё-таки найти объяснение в пользу нашей догадки.

— Предлагаешь отмахиваться от всего, что не вписывается в теорию? Чертовски логично, умница, не зря ешь свой хлеб!

— Не язви! — она тряхнула головой. — Я предлагаю разделиться. Ты найдёшь Кэти, а я займусь этой несчастной рамой. Найду тот каталог, поговорю с экспертами… Может, всё-таки выясню что-нибудь о прежнем владельце картины, и так мы поймём, когда она вообще появилась у Остина в коллекции. Идёт?

Несмотря на скептические замечания, вся она источала воодушевление, какого я ещё за ней не наблюдал, и желание ещё поспорить отвалилось само собой.

— Идёт.

— Так, а… где я могу забрать своё платье? Оно и так уже слишком злоупотребило твоим гостеприимством. Ты его куда-то убрал?

Грейнджер быстрым шагом вышла из кухни, а я только сейчас снова вспомнил о треклятой тряпке. А ещё о том, как заверил Грейнджер, что оно в полном порядке.

Окинув взглядом комнату, удостоверился, что в гостиной, где Грейнджер оставила его воскресным утром, платья не было. Молчание прервал только её тяжёлый вздох. Распахнув дверь в спальню, понял, что платья не было и там. Неужели, Нэнси не просто что-то сделала с ним, а забрала его с собой? Выбросила? Сожгла, чёрт её дери?

— Малфой, ну что такое? — на пороге, позади меня, появилась Грейнджер.

Сделав пару шагов, дёрнул за ручку дверцу шкафа, она медленно приоткрылась. Сначала посыпались мелкие бусины, а потом дверь распахнулась настежь под весом чего-то тяжёлого, очень похожего на платье Грейнджер.

Блестящее месиво частично вывалилось из шкафа на пол, будто его внутренности. Всё платье было искромсано; лоскуты струящейся ткани — вот и всё, что от него осталось. Комната погрузилась в необычайно тягостное молчание, только ставший редким стук бусин отдавался в тишине.

— Серьёзно? — пробормотала Грейнджер, когда я обернулся; выглядела она растерянной. Она обошла меня и остановилась возле кровати, разглядывая печальное зрелище.

— Я заплачу за это, — ответил я. — Мне… жаль.

— Жаль? — Грейнджер подняла жалобный взгляд от того, что раньше было её платьем. — Заплатишь? Это… платье моей бабушки, единственное, что мне осталось от неё…

К горлу подступил ком. Этого ещё не хватало.

— Чёрт, Грейнджер…

Она прикрыла глаза, а я чувствовал себя полнейшим идиотом. Как вообще Нэнси могла до этого дойти? Семейная реликвия, мать её — нет, ну так могло повезти только мне.

Тут Грейнджер открыла глаза и сощурилась. Уголки губ вдруг дёрнулись вверх. Ещё секунда — и она расхохоталась.

— Ох… Малфой, ты бы себя видел! — она плюхнулась на кровать и спрятала лицо в ладонях, продолжая хохотать. — Да это же шутка! Ох…

— Шутка? Мать твою!

Прекратив хохотать, она поднялась на ноги и подцепила носком туфли ошмётки платья.

— Да ладно тебе, какой серьёзный! — всё ещё ухмыляясь, кивнула она. — Да, издеваюсь, почему бы и нет? Но платье правда жалко. А, ладно, у нас есть дела поважнее. Но ты должен серьёзно поговорить с этой своей мисс Стоун о её поведении!

— Не моей, — быстро ответил я, и помолчал, соображая, зачем нужно было это добавление. Грейнджер, надо отдать ей должное, никак это не прокомментировала.

— М-м-м… У тебя есть какой-нибудь пакет или что-то такое? Это нужно отсюда убрать.

— Есть, ага. Мешок для трупов подойдёт?

Грейнджер, вскинув бровь, замерла.

— Мешок для трупов? Ты дома хранишь мешки для трупов?

— Твоё платье иначе и не назовёшь. И да, храню. Готов к любому повороту событий, — угрожающе, проговорил я, борясь с желанием расхохотаться. В её же глазах так и читалось насмешливое «ты серьёзно?».

— Ну, а что? Ты, конечно, молодец, но не думай, что я останусь в долгу.

— Ой-ой, мне нужно почаще оборачиваться? — с усмешкой сказала она, уперев руки в бока.

— Не помешает, — серьёзно ответил я. Когда Грейнджер снова хохотнула, не смог сдержать ответной улыбки.

* * *

Мы довольно быстро добрались до министерства, по пути обсуждая ситуацию с возможно похищенной рамой и больше не затрагивая тему несчастной истерзанной тряпки.

Я всё думал: каковы вообще шансы того, что Софи заметила подмену? И как сам Купер понял, что Софи заподозрила неладное? Но Грейнджер не торопилась искать опровержение для этой, надо признать, достаточно неплохой теории. А я не хотел портить её приподнятое настроение разговорами о том, что нам предстояло найти ответы ещё на множество вопросов, чтобы доказать причастность Купера. Во всяком случае, Грейнджер была права в одном: проверять необходимо каждую мелочь.

Ещё в министерском лифте, на пути в штаб-квартиру мракоборцев, я размышлял о том, что скажу Кэти, снова увидев её. Что вообще можно было сказать? И захочет ли она слушать? Вполне мог бы сказать правду, будь ситуация иной. Но в этом случае такой вариант отмёл сразу: обычно девушки не очень-то хотят продолжать разговор, услышав что-то в духе «твоё присутствие для меня невыносимо».

Когда уже почти принял мысль о том, что обязательно постигнет неудача в попытке наладить контакт с Кэти, а значит, и подбирать слова не было особенного смысла, мы вышли из лифта на втором уровне, прошли через двустворчатые двери и мимо косо висевшей таблички «штаб-квартира мракоборцев».

Большой зал, казавшийся тесным из-за высоких шкафов, набитых документами, и перегородок по левую и правую стороны, гудел смехом, разговорами, скрипами стульев и перьев. Мне довелось побывать здесь всего пару раз во время обучения, когда я ещё лелеял надежды примкнуть к мракоборцам. Но никаких приятных чувств не испытывал даже отдалённо, скорее наоборот. Казалось, что каждый дюйм штаб-квартиры источал отчуждение из-за появление в его стенах такого типа, как я.

Торчавшие в коридоре сотрудники были увлечены своими занятиями. Кто болтал с приятелями, кто искал что-то на полках. Наше появление заметили не сразу, но продолжалось это недолго. Грейнджер уверенно пересекала помещение. Я заметил, как некоторые из сотрудников, увидев начальницу, в буквальном смысле разбегались, будто мыши, потревоженные среди ночи внезапно вспыхнувшим светом.

Шёл слегка позади, чтобы не подавать виду, что понятия не имел, куда мы вообще идём. Как сказала Грейнджер, чтобы найти человека, на которого наложены следящие чары, нужно добраться до карты, которая находилась в отдельном помещении штаб-квартиры мракоборцев.

«Что-то вроде гигантской проекции города», — объясняла она таким тоном, будто проводила увеселительную экскурсию. Здесь она явно чувствовала себя в своей тарелке.

Гоняя мысль о том, как бы поскорее убраться из этого недружелюбного пространства, краем глаза заметил мелькнувшую где-то на периферии рыжую макушку. И не ошибся: завидев Грейнджер, сквозь стремительно редеющую толпу Уизли направился прямиком в её сторону.

Мы успели добраться до самого конца образовавшегося от перегородок коридора, где, если свернуть направо, и находилась комната с картой. Но заметив Уизли, Грейнджер притормозила и приветственно махнула рукой, явно намереваясь дождаться его. Похоже, он не сразу заметил, что Грейнджер была не одна. Когда его взгляд наткнулся на меня, то он тут же скривился. Впрочем, и я в долгу не остался.

Я вдруг подумал о том, что Грейнджер, довольно умная и проницательная женщина, в некотором отношении являла собой образец чистейшей глупости и наивности. Конкретно — в отношении меня и Уизли. С трудом верилось, что кто-то в здравом уме мог вообразить наше общение как обыкновенных знакомых, которые не испытывали ярого желания набить друг другу морды.

Я остановился поодаль, прислонившись к одной из перегородок, которая была сплошь обклеена плакатами квиддичной команды «Татсхилл Торнадос» — чтобы слышать их разговор, но не участвовать в нём. Стоявшая позади девица, которая очень громко обсуждала своё вчерашнее свидание с приятельницей, явно соображала очень медленно. Только спустя секунды три она тихонько ойкнула и нырнула в ближайшую дверь. Некоторые, однако, так и продолжали торчать в коридоре, усердно имитируя рабочий процесс.