Пятеро в молчании

Глава 65. Доказательство вины

Уперевшись ладонями в нагретую стенку душевой кабинки, я опустил голову и закрыл глаза. Горячая вода ударялась в шею и плечи, стекала на спину и грудь. Сползшая на лоб мокрая чёлка раздражала, то и дело соскальзывала обратно, как бы не зачесывал волосы назад. Запотевшие стеклянные дверцы, приглушённые звуки ударяющихся о дно потоков воды — всё это создавало какое-то странное ощущение запечатанности, невозможности выбраться, и сердце всё набирало обороты. Никогда раньше я не замечал за собой боязни замкнутых пространств. Но стоя в этой продолговатой, пусть и довольно просторной, коробке чувствовал себя как в заколоченном наглухо гробу.

Однако, шевелиться не хотелось. Не хотелось открывать глаза, отстранять ладони от нагретой скользкой поверхности стены. Надежда, что если постоять под душем подольше, то бодрость придёт, никак не отпускала. Раннее утро, Грейнджер всё ещё спала — ещё бы, она слишком вымоталась за последние полтора дня — а мне поспать этой ночью толком не удалось. Постоянно просыпался от путанных смазанных снов, и требовалось время, чтобы понять, где находился, и не приснилось ли всё то, что произошло накануне вечером. Действительность слишком быстро возвращалась, слишком быстро я понимал, что рассказ Форда не приснился. Не приснилась и та сводящая с ума истина, которая слишком чётко сложилась в мозгу: чёртов Тейлор прикончил, пусть и ненароком, отца Нэнси, а она, узнав об этом…

Её ли руки сжимали пистолет, из которого вылетела пуля? Почему прошло целых четыре дня, прежде чем это произошло? Чего от Тейлора добивались? Признания? Покаяния?

Я вполне мог представить, что Тео дал своим дружкам задание — похитить человека. Если их было двое-трое, а в запасе имелся козырь в виде эффекта неожиданности, то они вполне могли с ним справиться. Может, это Тео убил его ради неё? Не её палец нажал на курок? Это не оправдание. Но почему же, спрашивал я себя, не удавалось прекратить попытки оправдать? Совсем как Грейнджер пыталась оправдать Форда.

Я заставил себя прекратить думать об этом. Хотя бы сейчас. Сейчас, пока стоял под душем, это не имело никакого значения. Пусть будет передышка. Пусть будет момент, неомрачённый признаниями и давними историями, всё лезшими и лезшими на поверхность, будто змеи из потревоженного гнезда.

Лучше вернуться мыслями в спальню, к Грейнджер. К её разбросанным по подушке кудрявым волосам, к полоске голой кожи на спине — между футболкой, в которой она спала, и одеялом, к подрагивающим во сне ресницам. Что ей снилось? Как и мне, запутанные неясные образы?

А может, и вовсе обратиться к самому приятному отрезку недавнего прошлого, который так спонтанно начался на кухне, а потом продолжился в спальне. К её сочным губам, гладкой коже и вожделеющему взгляду. К её «да, Драко» и «пожалуйста, Драко».

Ощущая зарождение эрекции, чертыхнулся, на мгновение перекрыв шум потока воды. Грейнджер вряд ли проснётся прямо сейчас, слишком рано, и я бы вполне смог передёрнуть и не быть застуканным за этим делом. Кожа покрылась мурашками, и только спустя пару секунд я понял: то было реакцией не на воспоминания. В духоту душевой кабинки ворвался чужеродный воздух — снаружи.

Я открыл глаза и повернул голову, столкнувшись со взглядом Грейнджер, которая только что подняла его. До этого она бессовестно меня разглядывала.

— Хм, — она вскинула брови. — Надеюсь, я не помешала?

— Твою же… — я чисто машинально опустил руки вниз, но это не спасло положения. — Нельзя же так врываться к человеку в душ! И… это вообще не то, что ты подумала!

Я совершенно не слышал, как она вошла; из-за чёртового Остина, которому вздумалось пострелять в крошечном номере гостиницы. А теперь ещё вдобавок чувствовал себя кретином — «это не то, что ты подумала». Чистой воды идиотизм.

Грейнджер вдруг засмеялась. Сняв футболку и неловко стащив вниз бельё, она шагнула в кабинку. Я отступил на шаг назад, пропуская её.

— А что я должна была подумать?

Её волосы моментально намокли. Она откинула их за спину и пригладила. Капельки воды, скользившие по коже, мерцали, словно крохотные бриллианты. Взгляд то и дело норовил опуститься к груди, и я не стал себе в этом отказывать.

— Поцелуй меня и пожелай доброго утра, — сказал она, перебивая шум воды, щурясь от летевших во все стороны горячих капель. Указала кончиком пальца в точку чуть ниже мочки уха, и я подчинился. Пусть будет хоть один неомрачённый момент…

Я не услышал, но ощутил кожей выдох. Руки легли на её талию, скользнули за спину, опустились ниже. Сдерживаясь, но всё же слишком резко подался вперёд, а она, вдохнув, как от испуга, сделала шаг назад, моментально уперевшись спиной в стену. Время будто замерло, и льющаяся вода замедлилась. Было в этом что-то невозможное — зажимать Грейнджер в её душе, в её доме, вдавливаться в неё, чтобы она чувствовала эрекцию, целовать и думать о том, что произойдёт совсем скоро. Наверное, она никогда не перестанет вызывать чувство нереальности, оказавшись передо мной без одежды.

Вдруг ощутил, как её рука обхватила член, легонько сжала, а потом мягко дёрнулась вниз, вверх, и снова вниз. Сердце снова бешено заколотилось, но теперь — как в тот первый раз, когда мы переступили черту. В номере дешёвой гостиницы в Норфолке я готов был отдать всё что угодно за этот наш единственный шанс, потому что полагал — наутро вдруг вспыхнувшее чувство, о котором даже думать не следовало, рассеется, и она никогда больше так на меня не посмотрит. Но не сделал этого, не переступил черты и ей не позволил. После этого поцелуя ещё долго пришлось лежать в кровати, в тишине, пытаться очистить голову, чтобы кровь от паха снова прилила к мозгу. Чтобы вернулся тот здравый рассудок, что заставил остановиться. Мне не хотелось, чтобы эта ошибка разделила нас, хотя чувствовал, что время нещадно ускользало.

Но теперь торопиться было некуда. Её вчерашнее твёрдое «нет», сказанное лисьей морде, словно непрошибаемая стена рухнуло между ними. Я верил — сейчас по-настоящему — что у нас был шанс. У нас было время; хотя Грейнджер будто бы считала иначе. В каждом её жесте, взгляде, выдохе ощущалась нетерпеливость и порывистость.

Я отстранился и посмотрел на неё, обхватив руками её плечи. Мышцы под пальцами напряглись. Она чуть склонила голову на бок, опустив взгляд.

— Мы торопимся, мисс Гермиона?

Называть её Грейнджер в тот момент, когда она обнажалась, у меня не поворачивался язык. Гермиона — только так, только по имени, и чтобы это оставалось между нами, принадлежало лишь ей и мне. Нельзя было произнести её имя так, как делали это остальные. Гермиона — на выдохе, как нечто сокровенное, слишком ценное, чтобы делиться. Для меня её имя всегда будет связано с чем-то интимным и личным, чтобы говорить при чужих.

Я провёл рукой по влажному плечу, потом вверх, к шее, чтобы указательным пальцем вздёрнуть её подбородок вверх.

— Надо ещё раз обсудить встречу с адвокатом, — сказала она. В глазах заплясали искры. Я оглядел её сосредоточенное лицо, остановился на шраме на брови. Странная всё-таки у него история.

— Разговор о работе без штанов буквально убийца всякого желания, — усмехнулся я, плавно скользнув рукой между её ног. — Хотя о тебе такого сказать нельзя.

— О тебе тоже.

Она немного согнула одну ногу в колене. Я легко вогнал в неё два пальца, медленно высвободил, выдержав краткую паузу, и снова погрузил. Не отводя взгляда, но чуть прикрыв глаза, она глубоко вздохнула. Я ощутил, как её грудь, едва-едва касаясь твёрдыми сосками моей груди, плавно приподнялась и опустилась. Может, она смогла бы кончить от моих пальцев, а я — от её руки, если бы мы оба постарались. Но от того, чтобы полностью овладеть ею, просто не мог отказаться, а она бы не позволила. Я видел это в её затуманенных желанием едва прикрытых глазах. Но вместе с тем направленный на меня взгляд был острым, цепким, он говорил: «не останавливайся».

— Только не говори, что тебя заводят разговоры о работе, — склонившись к лицу и отстранив руку, тихо сказал ей на ухо. Эти слова глухо отдались в голове сквозь шум воды, сквозь тихий непрекращающийся звон, который не оставлял меня после Мунго.

— Меня заводит Драко Малфой, стоящий в моём душе вот с этим, — она чуть подалась вперёд, и её рука снова скользнула вниз и вверх по члену. Словно голодный зверь, набросилась мысль: если бы она сейчас опустилась передо мной на колени и коснулась его языком, я бы кончил в тот же миг.

— Так-то лучше. Расскажешь мне потом об этом поподробнее. И раз уж мы торопимся…

Я чуть повернул её, и она, всё поняв верно, подчинилась. Мне нравилось брать её сзади, как в первый раз у чёртового кухонного шкафа. Нравилось, как прогибалась её спина, как она запрокидывала голову, не сдерживаясь, как мокрые волосы скользили по спине в такт моим движениям. Нравилось видеть в отражении запотевших стеклянных дверец наши размытые, едва различимые фигуры. Нравилось чувствовать напряжение её бёдер и ног, ощущать между пальцев твёрдые соски, нравилось слышать, как она стонала. Нравилось понимать, что причиной этих тягучих, словно мёд, вздохов был я.

К разгорячённому воздуху примешивалось ещё кое-что, туманившее разум. Едва уловимое, но ощутимое, как тяжёлая, набрасывающаяся на берег волна. Этот аромат, запах секса, исходил от неё, и одурманенный этим, я потерял счёт времени. Ничто не имело никакого значения — только она, её спина, её волосы, скользящие по ней, её запах и я, двигающийся в ней всё быстрее, и всё быстрее приближая такую притягательную, желанную разрядку.

Все чувства, все оголённые нервы — сосредоточились, сжались в паху, чтобы в следующую секунду, соединившись с её последним стоном, устремиться вверх, а там, в голове, расплескаться, окончательно высвободиться.

И когда это произошло, я наклонился к самому её уху, чтобы прошептать сквозь шум воды:

— С добрым утром, Гермиона…

* * *

Я попеременно переводил взгляд с лица Стюарта на лицо Грейнджер. Напарник — сосредоточенный как никогда. Грейнджер, заправив за ухо волосы и покачивая ногой, тоже сверлила взглядом дыру в материалах по делу Палмер. До встречи с адвокатом было ещё минут сорок, и мы втроём ждали этого момента в кабинете Грейнджер. Она — за своим столом, мы со Стюартом — напротив.

Не глядя нащупал значок «посетитель», который мне выдали на входе в министерство после проверки палочки. Унизительная процедура. Отстегнул его от рубашки и сунул в карман брюк. В кабинете Грейнджер он был не нужен, да и во время разговора с адвокатом Купера не хотелось лишний раз привлекать внимание к тому, что меня вышвырнули. Но даже учитывая этот факт, ощущалось какое-то тихое спокойствие. Я снова пожалел, что набросился на Грейнджер из-за похода к Поттеру. Из-за того, что она решила сделать хоть что-то, чтобы моя работа по делу не закончилась таким бесславным образом. И Стюарт был с ней согласен, прекрасно понимая, что, в случае чего, разбирательства коснуться и его, как непосредственного участника этого предприятия.

Нельзя было сказать, что её идея была совсем уж противозаконной — всё же, она получила добро от начальника департамента. Поттер переживал, что Картер мог решить, будто он подыгрывал мне, но всё-таки решился поставить свою подпись. Может, в противовес той подписи, что стояла на приказе о моём отстранении? Причину, по которой он согласился на это, Грейнджер описала слишком уж расплывчато, и смысл остался за пределами понимания. Мне казалось, что у них натянутые отношения, и вчерашний вечер тоже отправился в копилку доказательств. Но при всём при этом, не смотря ни на что, им как-то удавалось держать старую дружескую связь на удивительном уровне взаимопонимания.