Пятеро в молчании

Глава 53. Больница Святого Мунго

По возвращению в Лондон решено было по-быстрому перекусить, и от министерства, куда трансгрессировали из Кента, мы отправились на поиски забегаловки.

Заняв места за столиком в одной из более или менее безлюдных кафешек, если такое вообще можно вообразить в местах, где на улицах постоянно слоняются туристы, мы сидели в ожидании заказа. Грейнджер крутила в руках салфетку, сгибая и разгибая её уголки. Всё то время, что мы прибыли обратно в город, она почти сразу погрузилась в задумчивое молчание.

Мысли мои, словно в унисон передвижениям по стране, метались от одного к другому. В Кенте, посреди дома неких Бристоу, остался лежать труп Майкла, Остин снова растворился в неизвестности, и мне казалось, что это единственное, что будет занимать меня в ближайшее время. Но по прибытии в Лондон на меня снова опустился невообразимый клубок происшествий, в которые были втянуты Нэнси, Тео и мой напарник Стюарт. А ещё были Купер и мёртвая Софи, дело которой завернулось так, что даже опытному следователю или бывалому мракоборцу не снилось.

Единственное, что я сейчас чувствовал — усталость; и не столь физическая, сколько эмоциональная. Последние пару дней я словно жил на дозе, которая не позволяла уснуть и заставляла мозг работать без продыха. Но теперь эффект спал, и будто вся усталь мира набросилась на мои плечи. Как бы я того не хотел, абстрагироваться не получалось. Как, похоже, и Грейнджер — после того, как мы покинули Кент, она обмолвилась, что намерена отправиться к Алексии, чтобы расспросить насчёт мужчины в машине и рассказать о произошедшем. Меня же, очевидно, ждал допрос Купера. Но я твёрдо решил — на сегодня работы было достаточно, что и озвучил вслух. Грейнджер возражать не стала, но настояла на том, чтобы я заскочил в министерство вместе с ней — убедиться, что Купер взят под арест и с этим не возникло никаких проблем.

Размышлял, стоило ли прибегнуть к помощи зелья снов без сновидений, если удастся достать, или, хотя бы, простого снотворного, чтобы выспаться, но эту мысль перебило кое-что другое, то и дело исподтишка жалящее разум. По пути до забегаловки в поле зрения попалась кофейня, где пару часов назад я столкнулся с Тео, разговор с которым привёл к кое-каким неожиданным выводам. За время скитаний по Кентербери, факты кое-как улеглись; по крайней мере, я очень старался втиснуть их в рамки действительности.

Итак, Тео замыслил побег. Теперь это казалось таким очевидным, что впору было удивляться, как это я раньше не додумался до такой простой мысли. Хотя мои размышления и были близки, я так и не смог сделать правильного вывода раньше. Первым этапом было отвлечь от себя внимание министерства, которое как раз так неудобно решило заняться реабилитацией семей пожирателей смерти. Тео, как и я, не видел в программе особенного смысла; вернее, понимал, что даже если ему подобным будет благоволить министерство магии, то общественные настроения от этого не переменятся. Как он обмолвился в беседе со мной — «никто ведь в самом деле не думает, будто что-то изменится». И добавил: из наших. Значило ли это, что сбежать он намеревался не один?

Для того, чтобы отвлечь министерство, ему требовался какой-то громкий повод, на который бы переключился не только департамент правопорядка, а всё министерство разом. Даже нечто такое, что будет связано с маглами, чтобы возыметь наибольший эффект. Может, он и в самом деле рассчитывал подкосить сотрудничество между магами и маглами, доказать, что сотрудничество это, на самом-то деле, имело под собой очень шаткую основу, а волшебники, как бы того не хотел министр магии, вряд ли станут воспринимать новые веяния как нечто вполне обыденное — но это определённо не было самоцелью. С другой стороны, и министр прекрасно понимал, к чему может привести новая политика, иначе бы и не существовало нашего отдела, задача которого была именно в том, чтобы поддерживать порядок среди тех магов, кто считал, что в мире маглов закон им не писан.

Ранее Грейнджер задалась вопросом: почему именно ограбления, а не что-то с большим количеством жертв? И почему сами ограбления были организованы так открыто, словно некто намеренно подсовывал это расследование? Ответ был прост — большего вреда и не требовалось, а привлечение внимания и было целью. Грейнджер и её приятели мгновенно увидели в этом происки тех, кто пострадал от министерства больше всего. Направление было, в принципе, верным, но вот только смотрели они не туда, чего и добивалась другая сторона. Понял ли Тео тот факт, что министр не захочет поднимать шум против чистокровных из-за своего стремления объединить расколотый после войны мир — было не ясно. На тот момент, на стадии планирования, вряд ли он смог бы это утверждать с полной уверенностью, но мог кое-что узнать от Нэнси, с которой состоял в сговоре. Уж она-то видела и слышала многое, учитывая, что была племянницей одного из начальников.

Помимо плана, ему нужны были и исполнители — каким бы чокнутым он ни был, сам Тео ни за что бы не полез на рожон, предоставив эту участь кому попроще. И здесь у меня были кое-какие представления; точнее, очень и очень смутные предположения касательно Фрэнки и его приятелей, моих старых знакомцев, которые лихо распалялись насчёт своего внезапного обогащения на весь Лютный переулок. По словам Кэти, она встретила Фрэнки в субботу. И обмолвилась, что у того была для меня работёнка — а значит, дело того действительно стоило, раз он обещал для Джека «здоровенный кусок вишнёвого пирога».

Ещё Кэти припомнила, как Фрэнки, напившись до чёртиков, орал о том, что вскоре у него будет столько денег, что он купит «Виверну» и уволит Люси, и было это аккурат после последнего ограбления в вечер субботнего бала. Тогда я решил, что это было бы слишком, если бы дело обстояло именно так, и Фрэнки действительно имел бы к этому отношение. Но сейчас это казалось чем-то вполне логичным. Этого ублюдка и его дружков можно было уговорить на абсолютно любую авантюру — если, конечно, посулить достаточную плату. Стало даже интересно посмотреть на рожу Нотта, если бы Фрэнки привёл в дело своего приятеля, в котором Тео узнал бы своего бывшего однокурсника Драко Малфоя, работающего, что ему было досконально известно, в департаменте правопорядка.

С другой стороны вовсю старалась Нэнси. Как именно и при каких обстоятельствах они с Тео сошлись, мне было неизвестно. Я допускал, что они были знакомы раньше, учитывая то, что чистокровные с пару десятков лет назад старались держаться друг друга и общались, по большему счёту, с себе подобными. Она была всего на год младше меня, и, возможно, я просто не помнил девочку по имени Нэнси среди своего окружения в детстве, но не мог сказать со всей уверенностью, что её там не было. Можно было бы спросить об этом у Пэнси. Если уж она и ошивалась где-то поблизости, то, скорее всего, именно Пэнси смогла бы припомнить фамилию Стоун. Всё же, я в основном общался с мальчишками, а до девчонок было мало дела.

Я знал о Нэнси, как считал, достаточно — но в этих познаниях присутствовали белые пятна. Например, я был не в курсе, чем она занималась после того, как провалилась на вступительных экзаменах в мракоборческом центре. Было это четыре года назад, когда ей был двадцать один год. Примерно в то время, когда я сам только поступал на обучение к мракоборцам, Нэнси собрала вещи и уехала на континент, где моталась целых два года. Когда она вернулась в Британию, то ещё долгое время не общалась с Фордом, а когда ему дали кресло начальника в только что сформированном специальном следственном отделе, они всё-таки нашли общий язык, после чего Нэнси и получила свою должность помощницы. Тогда же, в конце лета, на работу поступил и я, где мы с Нэнси и познакомились. Ни единым словом она не дала понять, что мы были знакомы ранее. Отношения между нами просто начались, хотя она прекрасно знала, кто я такой, кем был и каково моё положение. Никогда я не пытался дать этой связи какое-то разумное объяснение. Просто не задумывался о том, что здесь может скрываться какая-то иная причина, помимо простой симпатии между мужчиной и женщиной.

Если уж Тео и вышел с ней на связь, то, скорее всего, это произошло как раз в тот период, когда она вернулась с континента. Возможно, Форд и мог что-то об этом знать. Но если знал тогда — знает и теперь. Однако, посвящённый в обстоятельства тайного расследования, он не заикнулся о том, что Нэнси может быть связана с Ноттами. Потому что никакой связи не было? Или потому что он знал кое-что такое, что предпочитал скрывать от коллег, даже учитывая то, что на кону стояло не только его кресло начальника, а кое-что поважнее?

Завербовав Нэнси каким бы то ни было способом, Тео получил всё, что ему было нужно для осуществления своего плана. Нэнси докладывала ему обо всём, что творилось в отделе, включая все подвижки по делу с ограблениями. Если в отделе начнётся какое-то движение — то она тут же могла сообщить об этом, что помогло бы скорректировать план. Форд, если действительно что-то знал, то всё равно молчал, и никто другой не мог заподозрить племянницу начальника следственного отдела в том, что она могла быть замешана в чём-то подобном. Даже смешно. Будто наличие родственной связи с кем-то вроде Форда по умолчанию обеспечивало любого человека, кем бы он ни был, необходимым алиби.

Впервые я заговорил с Нэнси о Грейнджер в воскресенье, когда сова принесла мне вызов на беседу с дисциплинарной комиссией. Тогда мы встретились в пабе возле моего дома. Как отреагировала Нэнси, когда поняла, что за женщина приходила к её дяде? Взволновалась? Я не мог вспомнить, как не напрягал память. Но зато вспомнил кое-что другое. На вопрос о том, зачем же она притащилась, Нэнси предположила:

«Из-за какого-нибудь дела?»

Ощутив, как к затылку прилила горячая волна досады, я попытался вспомнить, что ей ответил. Наверное, что-то в духе «может быть», потому как сам думал только о дисциплинарной комиссии.

А после, в понедельник, настал тот день, когда Грейнджер плотно вплелась в моё бытие.

Раздражающая, вездесущая, до чёртиков любопытная и до крайности странная особа. Я спас её от падения в яму. Она помогла мне разобраться с Кэти. А потом я почти перестал осознавать, что когда-то её не было в моей жизни. Теперь, с высоты пройденного пути от «я ненавижу тебя» до «ты мне нужна» и «я хочу тебя», даже странно было об этом вспоминать.

Наверное, было ещё множество моментов, когда я, стоило только быть внимательнее, смог бы заметить какие-то признаки, что с Нэнси не всё было ладно. Теперь мне казалось, что каждый её взгляд, каждый жест, каждое слово — всё выглядело подозрительно. Наши беседы размывались серыми пятнами. Было ли то, что всплывало в памяти, на самом деле? Или теперь каждое воспоминание о Нэнси было отравлено, и полагаться на воспоминания уже нельзя?

Я проговорился о Грейнджер, и даже не помнил об этом.

Но зато хорошо отпечаталась в памяти суббота, день осеннего бала. Нэнси заявилась около полудня, чем-то чертовски обрадованная. Взвилась из-за новостей о Грейнджер, а мне пришлось с ней объясняться. После мы занимались сексом, в последний раз, а потом дурачились, размышляя — а не послать ли этот бал к чёртовой матери? Она смеялась, а я думал, что доверял ей. Доверял, глядя в улыбающееся лицо, а она уже знала, что через несколько часов произойдёт ограбление. И, как я теперь был склонен полагать, прекрасно была осведомлена о судьбе Тейлора.