Кома

Купив в местном магазинчике вафельный торт, я постучалась в дверь одноэтажного ветхого домика, давно не крашеного.

— Голубушка, ты! — обрадовались мне и впустили внутрь. — Сейчас чайник поставлю на плиту.

«На какую плиту?» — чуть не брякнула я. Да, прогресс этот дом еще не навещал (как и многие другие в этой деревне), про эру электрических чайников и термопотов здесь не слыхивали.

Баба Зоя была рада меня видеть по простой причине: хотелось поболтать. Телевизор у нее шестой день не работал («Иваныч собирался зайти поглазеть да попытаться наладить, но после того, как я его подозревать стала, уж, поди, и не придет!»), с местными жительницами все об одном и том же каждый день — надоело, а тут новое лицо.

Через три четверти часа ничего не значащих разговоров («А фильму какую нынче показывают?»), я решила перейти к делу.

— А что вы можете рассказать про бывшую владелицу дома? — кивнула я на свой коттедж, отлично просматриваемый из окна кухни. Федор Иванович был смельчак, поскольку отважился провернуть вылазку на чужую территорию под зорким глазом этой женщины прямо напротив ее окон. — Все-таки очень странная история с ее исчезновением.

— Да, — печально согласилась женщина и подперла щеку кулаком, нацелив взгляд на угол стола. Стала вспоминать: — В тот день я ее не видела: на базар ездила в город. Только поздно уже, когда спать собиралась, пошла проверить, выключена ли плита. Гляжу: калитка открывается, Груша в одной ночной сорочке куда-то на ночь глядя потопала. У нее уже тогда с головой неладно было, вот я и забила тревогу. Думаю: пропадет. Ограбит кто по дороге или под машину сиганет. Короче, наспех оделась и выскочила за ней. У нее ночнушка белая, впереди заметно было, а так — темень черная повсюду. Но повернула она почему-то не на ту дорогу, что к остановке и шоссе ведет, а на ту, что к озеру. — При этих словах я застыла и будто перестала дышать. В голове забилось: вот оно! — Я за ней. Мы вышли к озеру, а оно окутано туманом. И луна светит, а кругом ни души, и страшно так, хоть кричи. Ну я и позвала ее. Понимаю, что идет она быстро, хоть и в беспамятстве, и мне за ней не угнаться. Кричу: «Груша! Груша!» — она не обернулась. Даже не шелохнулась на имя свое, только знай себе вперед идет. К берегу.

Она замолкла.

— А дальше-то! — заорала я. — Дальше что? Не томите!

Зоя выдохнула и посмотрела на меня.

— А что? Ничего. Потеряла я ее. В милиции рассказала все как было. Даже место показала, где видела ее в последний раз. Они сказали: померещилось. Как будто я подругу не узнаю! Но ведь тело так и не нашли.

— Но ведь дело должны были возбудить по факту пропажи человека. Она же не вернулась.

— Возбудили, — кивнула женщина. — Повторно я им рассказывала все, даже водолазы в озеро ныряли. Ничего не нашли. Решили, что в другом месте пропала она. А я знаешь что скажу?

— Что? — придвинулась я к ней, а она ко мне.

Прошептала:

— Ни в каком другом месте не могла она пропасть. Я утром ни свет ни заря к ней в двери стучалась. Потом Иваныча просила дверь открыть, у него ж ключи. Зашли мы с ним и еще двое деревенских и видим: кровать разобрана. Тапочки на полу. Она ж босиком шла! Но я этого, правда, тогда не заметила. А теперь понимаю: точно! В одной лишь сорочке. Встала посреди ночи и пошла. Да утопилась.

— Как? — испугалась я. — Но тело же не нашли.

— Не знаю, — пожала бабка плечами. — Но люди бесследно не исчезают. Видели бы ее где-то. Объявления с фотографией по всем столбам развесили, на все посты передали. Не нашли ведь. Либо убил кто. Из-за брюликов. И тело спрятал.

— Но их же тоже не нашли, — заметила я, стараясь не показывать своим видом, что их уже нашли. Два дня назад.

— Не нашли, — согласилась она. — Может, пытали ее. Многие знали, что Груня богатая. А она же не в себе. Видать, сама не помнила, где драгоценности и денежки припрятаны. Вот и пришили сгоряча. А тело спрятали. Да так, что до сих пор не найдут. Десять лет прошло.

— А сколько ей было?

— Давай вспоминать, — услужливо напрягла мозг баба Зоя, наливая нам по второй чашке. — Она была старше. Мне сейчас семьдесят шесть. Было шестьдесят шесть, а ей, значит… М-м… Семьдесят. Или семьдесят один.

— Рано для маразма, — заметила я.

— А маразма у нее и не было.

— Вы же сказали, что с головой не в порядке.

— Да, но это не старческое. На память она не жаловалась. И извилины шевелились хорошо, умная баба была. Просто… как у вас, у молодых, говорят, с приветом.

— В чем это проявлялось? — как заправский детектив или следователь со стажем, стала наседать я своими расспросами, не заботясь о том, как это выглядит со стороны, желая только одного — получить ответы. Женщина могла меня послать, какое, мол, мое дело, но ей, как уже говорилось, было нестерпимо скучно. Тем более о пропавшей подруге она искренне переживала и сама хотела разобраться.

— Последние годы у нее приступы были… как бы это назвать… Не припадки, как у эпилептиков, к примеру, а, наоборот, тихий уход в себя. То есть сидим на кухне, треплем языком, вдруг она замолкает, будто в космос выпала. Я трясу ее, спрашиваю, что с ней, а она в ответ начинает бурчать что-то вроде: «Я должна выбрать. Это надо остановить. Так больше не может продолжаться» и так далее. Потом словно возвращается на землю. Один раз я все же смогла вклиниться в этот монолог, она была словно одной половиной со мной, другой — там где-то, и вот спрашиваю: «Что остановить-то?». А она ответила мне тихим шепотом: «Эту жизнь. Мне нужна другая жизнь». Я ей, всем-де нужна другая жизнь, ну уж какая есть, ее изменить мы не в силах. Она: «Это ты не можешь изменить, а я смогу. Только нужно правильно их использовать». — «Кого использовать-то?» — не выдерживаю. — «Алмазы». Ну тут я поняла, что она еще спит. Стала опять тормошить ее, пока не проснулась. Вот так. Полная клиника, как молодежь говорит.

«Алмазы» — эхом отозвалось в моей голове. Не алмаз, а алмазы. Значит, их правда было два! И они были у Агриппины Алексеевны все это время. Почему же я не нашла второй? Где второй?

— В остальном хотя всё нормально было, — продолжала между тем бабка, забыв даже про свой чай, который наверняка уже остыл. — Умная, начитанная, соображала быстро и помнила все. Библию вот читала, прямо из рук не выпускала. Цитировала иногда дословно — вот память-то! Но один раз… Ксюшенька, чаю еще налить? — Видя, что я все выпила, предложила радивая хозяйка. Я благодарно заугукала. Да, кофе я люблю больше, но сейчас почему-то хотелось именно чаю. — Что же ты пряники не ешь? Шоколадные, свежие, вкусные.

— Ем, ем, спасибо. Так что там случилось один раз?

— Один раз страничка выпала из Библии. Книга-то вся потертая была, истрепанная. Она же из рук не выпускала…

— Да-да, вы говорили, — невежливо перебила я. Информацию! Срочно! Время истекает. — И что?

— Вот странички-то и выпадали. Одну она у меня выронила, я заметила, только когда Груша ушла. А отдать не успела — это было за день, как она пропала. Тогда-то я и пригляделась к ней, к странице этой. И чуть сознания не лишилась.

— А что такое?

Вместо ответа Зоя поднялась, прошла в комнату, а оттуда вернулась с листком из тонкой бумаги сероватого оттенка и сунула его мне под нос, мол, сейчас поймешь сама.

Лист выпал из Нового Завета из книги Деяний. Рядом со строками «Он скажет тебе слова, которыми спасешься ты и весь дом твой» на полях карандашом неровным почерком было выведено: «Но только в другой жизни». А на обороте были исписаны почти все поля. Там я встретила знакомое: «Я должна выбрать… Так жить невозможно… Я должна выбрать из двух…» и в итоге: «Я выбираю другую жизнь».

Трясущимися руками я сложила вчетверо вырванный из Священного Писания лист, сунула его в карман и, наспех попрощавшись, вылетела из дома.

Кое-какие ответы я получила, но вопросов по-прежнему было больше. Она тоже жила на две жизни, как я? Но с чего все началось? С удара по голове, как у меня? Сколько времени она делилась на две реальности? Ведь камни, если верить Львовичу, она украла довольно давно, после этого успела дом перестроить. То есть она уже тогда знала, что они ей потребуются? А откуда она взяла, что нужны именно эти камни? И что все-таки с ней случилось? Она утонула, ее убили или?..

Вбежав в дом, я первым делом поднялась на третий этаж и кинулась к дальней тумбе — на ней лежала потертая Библия. Устроившись на кровати прямо на одеяле (плед еще сушился), начала перелистывать книгу. Почти на каждой странице были какие-то пометки. Неожиданно мне в руки из середины Библии выпал какой-то конверт.

Повертев его в руках (никаких надписей не было), открыла и обнаружила там письмо. Почему-то с первого же мгновения я поняла, кем оно написано. Только вот кому?..

«Это случилось на сорок девятом году жизни. Я вдруг проснулась и сразу поняла, что что-то не так. Отгоняя от себя глупые мысли, отправилась на работу. Вечером пришла домой. Но чувство не покидало. Наконец мне позвонил человек, которого я никогда не видела и не знала и уж тем более не могла дать свой номер телефона. Но он утверждал, будто мы познакомились вчера. Я, одинокая женщина, подумала и решила: чего я теряю? Мы условились о встрече, но на следующий день в назначенное место он не пришел. Я ругала себя за доверчивость и вычеркнула загадочного незнакомца из жизни. До следующего дня. Потому что назавтра он позвонил, хвалил мои кулинарные способности (О господи, оказалось, что встреча таки состоялась, мало того, я приводила его домой и кормила блинами! И это в первый день знакомства!) и назначил новую встречу. Но на послезавтра. Послезавтра я пришла. И поняла, что это не розыгрыш. Он правда меня знал, он со мной как минимум целый день уже провел, потому что располагал информацией о некоторых подробностях моей жизни, но я-то видела его впервые!

Еще бóльшие странности начались позже. Когда меня на работе хвалили за поступки, которых я не совершала. И всегда, всегда это был предыдущий день! Который я помнила очень хорошо, потому что склерозом не страдала. И в котором не было этих поступков. А с мужчиной этим, несмотря на то, что в наших сердцах быстро воспламенилась сильная любовь, мы могли видеться только через день (хотя для него, повторяю, встречи происходили ежедневно). Так продолжалось довольно долго, и я потихоньку стала сходить с ума. Я начала путаться, в какой из двух жизней я живу. В одной происходили страшные вещи, и я стала называть ее „адова жизнь“. Во второй все было безоблачно, и она стала „райской“. В райской я могла начинать любое дело и знала, что все выйдет даже лучше, чем я хочу. В адовой стоило запереться на замок и вовсе не выходить из дома. А когда я все-таки выходила, то люди меня пугались. Впрочем, это началось значительно позже — через двадцать лет. Все эти годы я искала способ оставить одну жизнь ради другой. Райской. У меня там было все. А здесь только подозрительность сослуживцев и настороженная заботливость подруг, пару раз отводивших меня к психиатру. Но и врач не смог мне помочь. Когда привезли эти камни… Я только посмотрела на них… И поняла. Я все поняла. По своим каналам выяснила, где их добыли, и отправилась туда в отпуск. От местных жителей услышала много мифов и откровенных баек, но одно я поняла точно — эти редкие камни (голубые алмазы) служат проводниками между параллельными мирами. Читатель скажет, старая бабка нафантазировала себе… Но я много перечитала фантастической литературы за последние годы и, да, нахваталась терминов, но твердо уверовала, что это были не просто фантазии авторов. За силой воображения скрывалась сила Страха. О, они знали, что в такую ситуацию можно попасть, и боялись этого. И сублимировали свой страх в литературное искусство. Ушла от темы… Ах да, так вот, камни. Я их украла. Украла в райской жизни, так как предполагала, что здесь я не оставлю никаких следов и меня никогда не поймают. Так оно и вышло. В адовой начались подозрения, но ничем не могли подкрепиться: в этой жизни их украл кто-то другой. А может, они просто испарились. Зато мои камни переместились за мной в параллельное существование. Долго-долго я добивалась встречи с ведущим экстрасенсом мира. Даже мои связи не могли мне помочь сделать это быстрее. Очередь расписана на века… Зато он мне сказал, что надо предпринять. Наконец-то я выяснила, как оградить себя от этого кошмара. Как перестать просыпаться в одиноком, хоть и красивом, доме и общаться с теми, кто считает тебя душевнобольной. Как перестать попадать в переделки, как перестать ошибаться и просто наслаждаться счастьем. Счастьем с ним и нашими детьми. В пятьдесят не рожают, скажите вы? А я и не рожала. Мы со временем усыновили детей. А в адовой жизни мы так и не познакомились. Поэтому и детей тут у меня нет. Там — вся моя жизнь. Здесь — пустота».