Первые

ГЛАВА XI

Книжная лавка на Невском, в доме, где Петропавловская церковь, известна всему Петербургу. Она — место общения передовой молодежи и предмет пристального внимания полиции.

Эта лавка была открыта в 1861 году Николаем Серно-Соловьевичем. При лавке библиотека для чтения. Немало хороших книг разошлось среди народа из этого магазина, немало горячих слов было сказано вполголоса при чтении за столом в библиотеке.

Когда Серно-Соловьевича арестовали и отправили в Сибирь на каторгу, лавка перешла к Черкесову, тоже революционеру.

Владимир Ковалевский здесь свой человек. Почти все его издания расходятся через этот магазин. Вот и сейчас Ковалевский в лавке, помогает Анне Николаевне Энгельгардт и Александру Николаевичу Пыпину.

Анна Николаевна, молодая миловидная женщина в синих очках — жена профессора Артиллерийской академии. Когда она встала за прилавок, от нее отвернулись дамы из общества, а муж чуть не потерял место.

Александр Николаевич Пыпин — двоюродный брат и друг Чернышевского, литератор, историк.

В лавке толпится много народа, студенты, военные, литераторы.

— Дайте, пожалуйста, Брема «Жизнь животных», — просит пожилой человек в пенсне у Анны Николаевны.

— Мне нужно пять экземпляров «Кто виноват?» — обращается молодой человек к Ковалевскому.

— К сожалению, уже ничего нет. Все раскуплено.

— Может быть, хоть один. Мне для студентов университета.

— Ничем не могу помочь.

В магазин входят Анюта и Софа Корвин-Круковские. Они останавливаются у двери, ища кого-то глазами.

— Я здесь, — говорит Надежда Суслова, спеша им навстречу.

— Молодцы, что пришли. — Она с улыбкой, подбадривающе взглянула на девушек.

— Опять выручила церковь.

— Я сейчас познакомлю вас с Владимиром Онуфриевичем.

Суслова подводит девушек к рыжеватому молодому человеку с крупным носом и голубыми глазами, дружелюбно смотрящими на сестер.

— Очень рад, — говорит Ковалевский. — Вы у нас еще не бывали?

Надя вскоре уходит; она ведь приехала в Россию ненадолго, проведать больного отца, и теперь торопится обратно в Цюрих. А Ковалевский рассказывает Анюте и Софе про лавку, какие у них есть книги.

— Я познакомлю вас позже с Анной Николаевной и Александром Николаевичем. Они работают здесь не для денег, а ради идеи, чтобы способствовать просвещению народа, — говорит Ковалевский.

Потом он ведет сестер в соседнюю комнату.

— Это наша библиотека.

За большим круглым столом люди читают газеты, журналы. По стенам шкафы с книгами. Ковалевский подходит к одному из них, показывает книги своего издания.

— Вот здесь по химии, по истории. Очень интересная книга Гексли. А это замечательный труд Чарлза Дарвина. Первый том этого сочинения нам удалось выпустить раньше, чем он вышел на родине ученого, в Англии, — говорит с гордостью Ковалевский.

— Вы увлекаетесь естественными науками? — спрашивает Анюта.

— Да. Я окончил юридический курс, но теперь жалею зря потраченного времени.

— А революционные книги у вас есть?

— Нет, таких не имеется, — громко говорит Ковалевский и вполголоса тут же Анюте: — Об этом говорите тише. Мне что-то не нравится тот молодой человек за столом. Наша лавка не дает покоя Третьему отделению.

Анюта незаметно оборачивается взглянуть на человека в клетчатом пледе. По виду похож на студента. Как будто внимательно читает газету. Но она замечает, как поверх газеты он шарит глазами по лицам всех входящих в читальный зал.

Софа перелистывает книгу Дарвина. Так вот где Алеша, сын деревенского священника, узнал о происхождении человека! Надо обязательно прочесть эту книгу.

— Вы тоже интересуетесь естествознанием? — спрашивает Владимир Онуфриевич.

Софа не успевает ответить. К Ковалевскому подходит служащий магазина и что-то говорит ему на ухо. Анюта слышит слово «жандармы».

— Этого можно было ожидать, — говорит Ковалевский и, понизив голос, обращается к девушкам: — Прошу простить. Я должен вас оставить. У нас сейчас будет небольшое представление: жандармы ищут ветра в поле. Однако я хочу вас попросить об одной любезности: спрячьте эту книгу и ждите меня в Екатерининском сквере.

Он достает из шкафа книгу. Анюта прячет ее под шаль, и сестры направляются к выходу. В это время в читальне появляется жандарм.

— Прошу оставить помещение, — обращается он к присутствующим. — Лавка закрывается.

В первой комнате трое жандармов снимают с полок книги, перелистывают их и бросают. Книги валяются на прилавках, на стульях, на полу.

Анюта и Софа с независимым видом, о чем-то болтая, проходят мимо жандармов.

В Екатерининском сквере они сели на дальнюю скамейку. Анюта достала книгу. Она называлась «Кто виноват?», фамилии автора не было. Девушки стали читать вполголоса вслух.

Через полчаса пришел Ковалевский.

— Ну вот, теперь вы наши. Побывали в деле. Что, наверное, струсили, когда проходили мимо жандармов? — весело говорит он.

— Нет, мы шли высоко подняв голову, — улыбается Анюта.

— А что искала полиция? — спрашивает Софа.

— Вот эту книгу, которую вы держите в руках. Вы нас выручили.

Софа протягивает Ковалевскому «Кто виноват?».

— Боитесь. Скорей отдаете книгу, — смеется Ковалевский. — В ней динамит не заложен. Впрочем, она сильнее Динамита. Это замечательная книга. Возьмите ее домой. Теперь она не может находиться в нашей библиотеке. Она изъята, конфискована. Только что же конфисковать — название? Поздненько схватились господа жандармы. Эти книги давно уже на руках у добрых людей.

Сестры и Ковалевский выходят из сквера, идут по Невскому, и Владимир Онуфриевич рассказывает, как была издана книга и кто ее автор.

— О, я знаю о Герцене. Я читала «Колокол» и «Полярную звезду», — говорит Анюта.

Софа тоже хочет вставить словечко о восстании поляков, о том, что Герцен был ведь на стороне восставших, об их соседе, пане Буйницком, который ушел к повстанцам в леса, но она молчит, стесняется говорить с малознакомым человеком.

День стоит теплый, хотя и пасмурный. На улице много народа. Снуют разносчики мороженого, пирожков, сбитня. Женщины продают ранние весенние цветы.

— А вот калачи горячие, а вот калачи! — громко кричит рослый парень, неся на голове корзинку с булками.

На Невской башне мелодично зазвонили куранты. Вверху на площадке ходит часовой. Он зорко смотрит во все стороны — спокойно ли в городе, нет ли где пожара.

Возле Полицейского моста люди столпились вокруг букиниста. Свой товар он вынимает из холщового мешка и раскладывает тут же на рогожке. Чего только у него нет! Старинные церковные книги, написанные славянской вязью, французские романы, лубочные картинки.

— Порой здесь можно достать кое-что интересное, — говорит Ковалевский. — Даже то, за чем охотится полиция, — добавляет он тихо.

Они идут дальше, переходят через Неву. Навстречу им из университета гурьбой выходят студенты. Вместо пальто у многих клетчатые пледы.

Длинные волосы и бороды придают студентам солидный вид.

Софа смотрит на них, на здание университета. Глаза у нее блестят, на щеках проступает румянец.

Ковалевский, разговаривая с Анютой, искоса поглядывает на Софу и вдруг спрашивает:

— Софа, вы чем мечтаете заняться в жизни?

Софа смущается.

— Я хотела бы здесь учиться, в университете. Заниматься математикой. В ней такая ясность и строгость мысли. Но ведь женщин не принимают…

«Занятная девушка, — думает Ковалевский, — так внимательно слушала, когда я говорил про Дарвина. И, оказывается, любит математику».

— Я никогда не слышал, чтобы девушки тяготели к столь строгой науке, — с улыбкой говорит он Софе.

— Уже близко дом, — замечает Анюта. — Мы дальше пойдем одни.

Ковалевский прощается.

— Мне сказала Надежда Прокофьевна, что вы хотите обрести свободу, уйти из родительского дома. Я помогу вам, — говорит он, крепко пожимая руки сестрам.