Первые

ГЛАВА III

По обе стороны Литейного моста стоят два артиллерийских офицера. Они всматриваются в публику, проходящую мимо. Слушателей Артиллерийской и Медико-хирургической академий они останавливают.

— Мы просим вас пройти к университету. Там сегодня будет сходка. Наверно, дело не обойдется без полиции и солдат. Надо помочь студентам.

Артиллеристы и медики поворачивают на Васильевский остров. Конечно, нужно помочь. Они все — члены единой студенческой семьи.

Двор университета снова полон. Бушуют страсти. Поленница дров служит трибуной.

— Они потеряли всякий стыд и благородство! Как они смели дать слово о неприкосновенности и потом арестовать наших депутатов!

— У нас нет зачинщиков, мы все заодно!

Профессор Артиллерийской академии Петр Лаврович Лавров здесь же, среди студентов. Это он накануне у себя на квартире собрал своих учеников-артиллеристов и просил их поддержать студентов университета.

— Обратимся к министру! Если он сколько-нибудь человек, пусть примет меры.

Тут же, на перевернутой бочке подписывали письмо министру.

К университету стянуты отряды полиции. На набережной, вплотную к зданию, построен батальон Финляндского полка.

— Друзья, будем тверды! Дело идет о спасении наших товарищей!

— Мы не дрогнем! Но женщинам лучше удалиться. Это представление не для них!

Женщин здесь немного. Их убеждают покинуть университетский двор. Но они не соглашаются. Они хотят быть со всеми до конца.

В воротах показалась полиция. Конные жандармы въехали во двор.

— Приказываю разойтись! Даю вам полчаса сроку! — крикнул жандармский офицер.

— За что арестовали наших товарищей? Освободите их или возьмите нас вместе с ними!

— Не признаем новых правил! — загудели вокруг.

На глазах у полицейских студенты рвали матрикулы, которые их вынудили получить, и швыряли на землю, топча ногами.

Жандармы пустили лошадей на толпу. Кто-то упал. Еще. Во двор ворвались солдаты, били прикладами. На плитах университетского двора растекалась кровь.

Студенты были окружены и выведены со двора под двойным конвоем солдат. Они шли спокойно, гордо. А вокруг волновался народ, запрудивший всю набережную и Биржевую площадь. То тут, то там раздавались возгласы:

— Мы с вами!

— Молодцы студенты!

Студентов отвели в Петропавловскую крепость. Теперь их там было более трехсот пятидесяти человек.

Темной громадой высится Петропавловская крепость. Шесть бастионов по углам с пушками в амбразурах. Толстые стены соединяют бастионы. В этих стенах расположены казематы. Часовые у ворот, во дворе, в тюремных коридорах. Часовые день и ночь ходят по верху крепостных стен. Вот часовой дошел до угла стены.

— Слу-шай! — протяжно разнеслось в ночи. Этот крик звучит тоскливо, как стон.

Затаившись за деревьями, двое наблюдают за часовым.

— Мы выйдем, когда он пойдет в ту сторону. И все успеем сделать, — шепчет один.

— Хорошо, — отвечает другой.

Утром, проходя мимо крепости, народ останавливался. Что такое? На стене крепости было крупно мелом выведено: «Здесь помещается Санкт-Петербургский университет».

«Люди задумывались, смеялись. Это был смех сквозь слезы.

Николай Гаврилович взволнованно ходил по кабинету.

— Такая наглость! Арестовано пол-университета! Цвет мыслящей молодежи! Но этим они ничего не достигнут. Только подольют масла в огонь.

— Теперь они открыли университет. Но профессора приходят в пустые аудитории. Оставшиеся на свободе студенты не являются на занятия. Из солидарности с товарищами. И матрикулы, которые им были посланы по почте, разорвали, — сказал Николай Серно-Соловьевич.

— Сходки начались у медиков в академии и у технологов. Вчера я получил письмо от друга из Московского университета. Там тоже беспорядки, — добавил Александр Серно-Соловьевич.

— Волнения и в Москве, и в Казани. Нужен единый центр руководства движением. Такой центр мы должны создать, — сказал Николай Гаврилович.

— Революционный центр очень нужен, — откликнулся Александр Слепцов. — Я давно думаю о структуре тайной организации. В основу должен быть положен принцип пятерок. Во главе Центральный Комитет из пяти человек. Каждый член комитета организует еще пять человек, те — также и так далее, пока вся страна не будет охвачена сетью пятерок. Здесь хорошая конспирация. Каждая пятерка знает только одного ведущего. Но прежде всего нам нужна программа общества.

— Движение молодежи не должно отрываться от революционного движения всего народа. Поэтому в основу программы должно быть положено то, что необходимо народу. Об этом хорошо написано в «Колоколе». Что нужно народу? Земля и воля! — сказал Николай Гаврилович.

Тяжелые кованые ворота Петропавловской крепости медленно отворились. Обычно люди под конвоем шли туда. Только туда. Но не обратно. Обратно их вывозили в закрытых возках на каторгу в Сибирь. Или темной ночью на телегах, прикрытых рогожей. Тогда это были уже не люди. Это были трупы.

На этот раз люди шли оттуда, живые и невредимые. Они выходили по двое, по одному. Но оставались ждать тут же, возле крепости, своих товарищей. И потом пошли все вместе, гурьбой.

Более двух месяцев студенты отсидели в казематах, но вышли победителями. Они знали, что министр за студенческие беспорядки уволен в отставку, что университет так и не удалось открыть. И радость омрачалась только тем, что пятеро их товарищей отправлено в ссылку, среди них Евгений Михаэлис, и за многими, они знают, теперь будет установлен полицейский надзор.

В недавно открытом Шахматном клубе на углу Невского и Мойки за столиками идет битва на черных и белых полях.

— Двинем пешку, — громко говорит Николай Утин, сидя за партией с Чернышевским, и прибавляет вполголоса: — Сегодня выхожу из дома, а напротив опять этот тип. После Петропавловки за нами следят.

— А если я конем? Не нравится? Вам не мешает быть более осторожным, — отвечает Николай Гаврилович.

Он и сам замечает, что полицейская слежка усилилась. За его домом тоже следят. Следят и в книжной лавке на Невском, принадлежащей Николаю Серно-Соловьевичу. И здесь, в клубе, который они создали, чтобы иметь возможность встречаться под прикрытием шахматной игры.

Реакция наступала. Шел 1862 год. Крепостное право отменено, но при этом крестьяне стали жить еще хуже. По всей России вспыхивали крестьянские бунты. Царское правительство жестоко расправлялось с крестьянами. И с неменьшей жестокостью — с революционно настроенной интеллигенцией.

В декабре 1861 года за распространение прокламации «К молодому поколению» отправлен на каторгу поэт Михаил Ларионович Михайлов. В мае 1862 года сослан сотрудник «Современника» Владимир Александрович Обручев. 2 июля посажен в Петропавловскую крепость Дмитрий Иванович Писарев. 7 июля арестовали Николая Серно-Соловьевича. В тот же день был арестован Николай Гаврилович Чернышевский.