Первые

ГЛАВА II

Длинный университетский коридор гудел, как потревоженный улей. Студенты стояли группами возле окон, посреди коридора, прохаживались. То тут, то там слышались возмущенные возгласы.

— Четвертый день уже идут занятия, а мы еще не знаем, что за новые правила! Может быть, их вовсе не существует?

— Как же! Я сам тихонько подсмотрел в деканате. Под пунктом девять там значится плата за обучение.

— Просто не успели еще отпечатать свои матрикулы, вот и не говорят.

— Надо нам бороться с новыми правилами, будем игнорировать их, не признавать.

По коридору пробежали двое студентов.

— На сходку, господа, на сходку!

— На сходку! — зашумели вокруг. — Там обо всем потолкуем и решим!

— Пригласить надо попечителя, пусть объяснит!

Но попечитель генерал Филипсон, несмотря на просьбы студентов, явиться не счел нужным.

Сходки продолжались и на другой, и на третий день.

23 сентября в вестибюле появилось воззвание:

«Мы — легион, потому что за нас здравый смысл, общественное мнение, литература, профессора, бесчисленные кружки свободомыслящих людей, лучшее, передовое за нас. Нас много, более даже, чем шпионов. Стоит только показать, что нас много. Главное — бойтесь разногласий и не трусьте решительных мер. Имейте в голове одно: стрелять в нас не смеют — из-за университета в Петербурге вспыхнет бунт».

Студенты читали воззвание и шли в актовый зал, на сходку. Но двери актового зала оказались запертыми. Были закрыты все пустые аудитории.

Огромная толпа студентов топталась в коридоре. Появился инспектор Шмидт.

— Господа, прошу разойтись! Сходки запрещены!

— Почему? Мы хотим выяснить, что за новые правила. Пусть придет попечитель.

— В свое время вам будет все разъяснено. И выданы матрикулы.

— Не признаем матрикулов! Не будем платить за обучение!

— Свободу сходкам!

Под напором толпы затрещала дверь актового зала. Еще рывок — и она рухнула внутрь. Лавина студентов ворвалась в зал.

На кафедру взбежал Николай Утин.

— Друзья! Новые правила существуют. Они будут введены на днях. Это факт, который не подлежит сомнению. Нам нужно сомкнуть свои ряды и бороться всем сообща. Если мы допустим торжество новых правил, много талантливой молодежи, кто не сможет внести плату, останется за стенами университета. Мы хотим также собираться, толковать о своих делах, а нам говорят о запрещении сходок. Нужно протестовать, предъявить категорическое требование об отмене новых правил. Будем тверды. Не покоримся. Как крестьяне в селе Бездна.

После Утина на кафедру влез долговязый студент.

— Я предлагаю не идти на крайние меры. Все равно нас заставят подчиниться. А для неимущих нужно создать фонд помощи, чтобы…

— Долой! — закричали из зала. — Тебе хорошо! За тебя-то отец заплатит со своего кабака! Знаем ваши доходы!

Раздались свистки, шиканье. Стасик Волынский подскочил к кафедре и стащил долговязого студента.

— Господа! Утин прав. Будем бороться…

На сходке было принято постановление не подчиняться новым правилам, не вносить плату, собирать сходки.

Когда на другой день утром студенты пришли к университету, он оказался закрытым.

Николай Гаврилович Чернышевский сидел за столом в своем кабинете. Он писал статью для «Современника». Мелкие, неразборчивые строчки быстро ложились на бумагу. Статью надо было непременно закончить сегодня.

Скрипнула дверь. Вошла жена, Ольга Сократовна.

— Там к тебе двое студентов.

— Пусть войдут.

Николай Гаврилович встал, пошел навстречу. Это, конечно, Евгений Михаэлис и Николай Утин. Представители университетской молодежи. Горячие, решительные, отважные. Такие, как они, сумеют постоять за общее дело. Но нужно им помочь. Он сам просил их держать его в курсе событий.

— Что нового? — спросил Николай Гаврилович, когда молодые люди уселись возле стола.

— Сегодня с утра университет закрыт. Студенты возбуждены, решили не подчиняться новым правилам. На завтра назначена сходка в университетском дворе.

— Я придаю самое серьезное значение студенческим волнениям, — сказал Николай Гаврилович. — Эти волнения могут стать началом великой бури. Дело только в том, чтобы суметь выступления молодежи соединить с выступлениями крестьян. Тогда движение обретет огромную силу.

— Наш комитет старается руководить выступлениями. Мы разделили всех студентов на кружки. Каждый кружок выбирает из своей среды наиболее влиятельного товарища. А мы потом собираем этих студентов на частных квартирах и обсуждаем наши дела, принимаем решения. И эти решения проводим на сходках.

— Как вы считаете, Николай Гаврилович, если завтра к нам на сходку опять не явится попечитель, может быть, пойти к нему на квартиру, не депутатам, а всем студентам?

— Что ж, мысль верная. Нужно твердо и настойчиво добиваться отмены новых правил. Но при этом сохраняйте спокойствие, дабы не дать повода к столкновениям. Ибо может быть и даже наверняка будет полиция.

Ранним утром 25 сентября к университету стали подходить студенты. Дверь в здание по-прежнему была закрыта. Кто-то попытался пройти с другого входа, но там стоял сторож и пропускал только начальство и преподавателей.

Студенты собрались на университетском дворе.

— Не дают пройти даже в библиотеку! Ведь библиотека наша. Мы покупали книги на свои деньги, — возмущался высокий черноволосый юноша.

— Все равно мы не будем получать их матрикулы, в которых изложены новые правила.

— Можно получить, а правила не выполнять.

— Так не выйдет! При получении надо расписаться в том, что будешь выполнять правила.

Евгений Михаэлис стоял, окруженный большой группой студентов. Он что-то говорил, но в задних рядах не было слышно.

— Громче, Женя!

— Влезай на ограду!

— А вон там в углу двора лестница, перетащим ее сюда!

Лестницу вмиг перебросили и приставили к стене недалеко от ворот. Михаэлис влез на лестницу.

— Господа! Я призываю всех вас к единству и стойкости. Новые правила мы ни в каком случае не должны выполнять. Нужно потребовать их отмены. Но с нами не хотят даже разговаривать. Ректор в отъезде, попечитель к нам не выходит. Если он не идет к нам, мы пойдем к нему. Мы проведем все спокойно и с достоинством. Даже если к нам будет применено насилие.

Через некоторое время студенты построились колонной и пошли по набережной. Их было много, около тысячи. Они шли спокойно, медленно. Длинная колонна растянулась чуть ли не на версту.

Перейдя мост, студенты вышли на Невский и направились к Владимирскому, к Колокольной улице, где была квартира попечителя.

День был солнечный. На улицах много гуляющей публики. Никто не понимал, в чем дело. Что это за процессия? Студенты университета? Но куда они идут? Это было невиданное зрелище. Первая демонстрация не только в Петербурге, но и в России. Борьба студентов вылилась из-за стен университета на улицу. Университетские события предавались гласности, становились достоянием столицы.

Люди сочувствовали. Многие присоединялись к шествию, особенно молодежь, слушатели других учебных заведений.

— Студенты академии и университета — братья! — крикнул какой-то студент Медико-хирургической академии, становясь в ряды.

В колонне замелькали фуражки гимназистов, мундиры офицеров, пелеринки девушек, кое-где куртки мастеровых. Из лавок выбегали приказчики, народ выглядывал из окон, толпился у ворот домов. Возбужденные французы-парикмахеры выскакивали из парикмахерских, восклицая:

— Revolution! Revolution!

Мальчишки бегали по улицам, крича:

— Бунт! Бунт!

Колонна приближалась к Садовой улице, когда появилась пешая и конная полиция. На рысях подскакал отряд жандармов. Полиция окружила колонну студентов справа и слева. Отряд жандармов расположился сзади.

— Лишние разойдись! — отгоняла народ полиция.

— Полиция лишняя! — крикнул кто-то из рядов демонстрантов.

Недалеко от Владимирского проспекта показались войска, рота стрелкового батальона. Солдаты шли сомкнутым строем на студентов.

— Это насилие! Не побоимся штыков!

— Спокойней! Они не посмеют стрелять!

В это время все увидели скачущего на дрожках попечителя. Он был перепуган.

— Я готов вас выслушать, но в стенах университета! Отправляйтесь обратно, я приеду!

Однако студенты не желали откладывать. Пусть в стенах университета, но сейчас же!

Попечитель вынужден был согласиться. Он слез с дрожек. В таком же порядке колонна направилась обратно. Впереди шел генерал Филипсон. По бокам — полиция. Сзади — жандармы.

Демонстранты запрудили университетский двор и набережную перед университетом. Все время подходил народ, подъезжали кареты, дрожки. Все хотели узнать, чем кончатся события.

Студенты выбрали депутатов, которых пропустили в университет для переговоров с попечителем. Депутатам была обещана неприкосновенность.

Попечитель говорил по-отечески ласково: не нужно студенческих выступлений, университет вскоре будет открыт, правила еще раз обсудят.

Но в эту ночь было арестовано около пятидесяти студентов, в том числе и депутаты.