Неизвестная книга наркома внутренних дел Н. И. Ежова

После утверждения списки направлялись в Военную коллегию Верховного суда или на рассмотрение внесудебных органов – «особых троек», которые своими приговорами и постановлениями оформляли указанную в списках меру наказания. Есть факты, когда Военная коллегия выносила приговоры в отношении лиц, значившихся в списках, заочно, без рассмотрения дел в судебном заседании и даже без истребования следственных дел из местных органов госбезопасности. Решения о расстреле значившихся в списках бывших сотрудников НКВД, некоторых военных работников и государственных деятелей оформлялись не в суде, а в «особом порядке» – комиссией в составе Вышинского или его заместителя Рогинского, Ульриха и Ежова или его заместителя М. П. Фриновского.

Порой из списков вычеркивались некоторые фамилии, вносились новые, изменялась предлагавшаяся мера наказания, против отдельных фамилий имелись надписи «подождать», «отложить». На одном из списков, утвержденном Сталиным и Молотовым, против фамилии М. И. Баранова, бывшего начальника Санитарного управления РККА[14], помечено: «бить-бить».

В списки включались, как правило, виднейшие деятели Коммунистической партии и Советского государства, руководящие работники партийных, советских, профсоюзных и комсомольских органов, крупные хозяйственные руководители, видные военные работники, деятели науки и культуры, старейшие члены партии, арестованные по сфальсифицированным обвинениям.

Для того чтобы вынудить арестованных подписать ложные протоколы, их обманывали, обещали свободу или легкое наказание, внушали, что такие показания якобы нужны в интересах партии и государства, для разоблачения истинных врагов. Арестованным, давшим на себя показания, предоставлялись различные льготы и привилегии, ослабление тюремного режима и другие «поощрения». Однако с 1937 года основным методом получения ложных показаний, самооговоров и оговоров стали меры физического воздействия. В этот период в органах НКВД творился жестокий произвол.

20 июля 1937 года Политбюро инициировало начало массовых репрессий. Почти обо всех операциях Н. И. Ежов докладывал И. В. Сталину. Ежов своим приказом предусмотрел упрощенный порядок ведения следствия и решения вопроса об аресте.

Можно констатировать: после пленума репрессии в стране приняли особенно широкий размах. Количество арестован ных по политическим обвинениям в 1937 году по сравнению с 1936 годом увеличилось почти в десять раз. Как никогда широкое распространение получила внесудебная расправа. Органы НКВД стали широко применять к арестованным меры физического воздействия, получать от них ложные показания, ссылаясь на то, что такие показания якобы нужны в интересах партии. В НКВД искусственно создавали повсеместно разветвленные правотроцкистские шпионско-террористические, диверсионно-вредительские «организации» и «центры» во главе с, как правило, первыми секретарями ЦК компартий союзных республик, крайкомов и обкомов партии.

С ведома Сталина и по его личному указанию проводились аресты многих руководящих работников, их осуждение и расстрелы. Так, были арестованы 1108 из 1966 делегатов ХVII съезда ВКП(б), большинство из них расстреляны. Такая же участь постигла 98 из 139 членов и кандидатов в члены Центрального комитета ВКП(б), избранного на этом съезде. В 1937 году без предварительного согласования с Президиумом ЦИК арестовано 149 ее членов. Только на октябрьском Пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года Сталин провел решение о заочном исключении из партии и объявлении врагами народа 24 членов и кандидатов в члены ЦК партии.

Систематически получая от Ежова «сводки важнейших показаний арестованных», Сталин на основании только этих материалов давал указания об арестах новых лиц. К примеру, в сводке за 27 ноября 1937 года приводились показания арестованных: бывшего наркома связи СССР Халепского, полпреда СССР в Польше Давтяна, известного авиаконструктора Туполева, начальника отдела Госплана СССР Месяцева, члена военного совета Белорусского военного округа Мезиса, члена военного совета армии особого назначения Гринберга, начальника Автобронетанкового управления РККА Бокиса, военного атташе в Японии Ринка и других. Эти лица на допросах показали о «преступной деятельности» многих своих знакомых и сослуживцев. Читая эту сводку, Сталин дал указание НКВД арестовать из числа лиц, названных обвиняемыми, 51 человека и 6 человек взять на учет.

В феврале 1938 года Сталин получил от Ежова информацию «О ходе ликвидации контрреволюционного эсеровского[15] подполья и результатах следствия по эсерам». В ней указывалось, что УНКВД по Московской области, где начальником был назначен Заковский, сменивший С. Ф. Реденса, арестовано 156 человек, из них 11 членов партии. Ознакомившись с данным сообщением, Сталин написал, что Реденс как чекист не стоит левой ноги Заковского.

Подобных документов достаточно много.

В июне 1938 года С. Ф. Реденс, работая уже в НКВД Казахстана, в разговоре с М. П. Шрейдером сказал, что арестовали почти всех секретарей ЦК союзных республик, крайкомов и обкомов, многие из них были хорошими коммунистами, а такую сволочь, как Берия, не трогают, не трогают и холуев – Кагановича и Хрущева. В разговоре Реденс произнес фамилию Ежова с нескрываемой неприязнью. Высказал предположение о том, что и его скоро посадят и расстреляют.

Шрейдер спросил, почему он не переговорит со своим родственником Сталиным, не расскажет об обстановке в МГБ, на что Реденс ответил, что Ежов без санкции Сталина не может арестовывать членов Политбюро и руководящих работников партии.

Он высказал предположение о том, что Ежов, видимо, так докладывает Сталину, что сам вселяет ему подозрения во всевозможных покушениях и диверсиях, а Сталин верит этому, и разубедить его никто не сможет. Иосиф Виссарионович – человек, не терпящий никаких возражений. А если ему попадает умелый подпевала, каким являлся Ежов, то уже никакая сила не может остановить этот возрастающий вал шпиономании.

Ежов действительно сумел найти подход к Сталину. Он «стряпал» именно те дела, которые подтверждали выводы, сделанные ранее самим Сталиным. Расследуемые дела по шпионажу в этот период вызывают много вопросов.

Так, Ежов направил Сталину четыре протокола допроса арестованного работника оперативного отдела ГУГБ инженера И. В. Винецкого, который работал в НКВД с 1928 года и ведал секретной телефонной техникой, в том числе и станцией высокой частоты (ВЧ). В 1928–1933 годах он неоднократно выезжал за границу для закупки телефонного оборудования. Находясь в Берлине в 1929 году, Винецкий якобы был завербован германской военной разведкой, после чего систематически подслуши вал по ВЧ разговоры руководителей партии и правительства, передавая их содержание германской военной разведке через ее агентов – представителей фирмы «Сименс» Шварца, Бергмана и Ерузалима-Вельтера.

Ежов «подвязывает» в эту компанию и Ягоду. По показаниям Винецкого, он якобы по специальному заданию Ягоды купил за границей особый аппарат для подслушивания линий ВЧ, который был установлен в кабинете Ягоды.

Военно-фашистский заговор. В апреле 1937 года Политбюро приняло решение об отмене поездки Тухачевского в Лондон на коронацию английского короля Георга VI. Это решение было принято из-за сообщения Ежова от 21 апреля 1937 года, направленного Сталину, Молотову и Ворошилову, в котором он сообщал, что во время поездки Тухачевского в Лондон в отношении него по заданию германских разведывательных органов предполагается совершить террористический акт. Ежов предложил отменить эту поездку. Понятно, никаких материалов о подготовке террористического акта над Тухачевским не было, сообщение явно сфальсифицировано.

Проявив «заботу» о безопасности Тухачевского, органы НКВД при прямом участии Ежова начали активно собирать против него показания. В конце апреля и в начале мая 1937 года от арестованных сотрудников НКВД – заместителя наркома Прокофьева, начальника особого отдела Гая, заместителя начальника оперативного отдела Воловича, а также от бывшего начальника ПВО[16] страны Медведева – были получены показания о том, что Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк, Эйдеман, Фельдман и некоторые другие военнослужащие якобы участвуют в военном заговоре и состоят в преступной связи с Ягодой, к тому времени уже арестованным.

Решение об аресте Ягоды приняли 31 марта 1937 года. Политбюро поставило на голосование членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б) предложение об исключение его из партии и ЦК и немедленного его ареста.

В этот же день Пленум ЦК утвердил это предложение.

3 апреля 1937 года ввиду обнаруженных должностных преступлений уголовного характера народного комиссара связи Г. Г. Ягоды Президиум ЦИК СССР постановил отстранить и от должности наркома связи и передать дело о нем следственным органам.

Далее все пошло по накатанному. Из показаний осужденного заместителя начальника 2-го отдела НКВД СССР Залпетера видно, что установку о направлении следствия по делам Гая, Прокофьева и других дал Ежов на оперативном совещании следователей. Он сказал, чтобы они относились к следствию по этому делу как к сталинскому «заказу». Он также показал, что Гай начал давать показания по шпионской работе после того, как Ежов обещал сохранить ему жизнь.

По подобной схеме развивался процесс ареста и суда над Тухачевским. О том, как показания в отношении Тухачевского и других были получены от Медведева, рассказал бывший заместитель начальника УНКВД по Московской области Радзивиловский. Он рассказал, что Ежов приказал немедля приступить к допросу Медведева и добиться от него показаний с самым широким кругом участников о существовании военного заговора РККА. При этом он дал указание применить к Медведеву методы физического воздействия.

10 мая 1937 года Тухачевского и Якира освободили от занимаемых ими постов и перевели на другую работу. В том же месяце их, а также Корка, Фельдмана, Эйдемана и Уборевича арестовали. Затем ЦК приняло решение исключить из партии члена ЦК Якира и кандидатов в члены ЦК Тухачевского и Уборевича.

С 1 по 10 июня 1937 года Тухачевского заставили собственноручно описывать организацию заговора и план поражения Красной армии. Эти показания отослали Сталину. К делу их приобщили только после судебного процесса.

5 июня 1937 года Сталин принял Молотова, Кагановича и наркома внутренних дел СССР Ежова. В тот же день из большой группы арестованных военнослужащих отобрали для судебного процесса по делу «о военном заговоре» Тухачевского, Якира, Корка, Уборевича, Эйдемана и Фельдмана, а для придания делу троцкистской окраски в эту же группу включили Примакова и Путну, действительно разделявших до 1927 года троцкистские взгляды. Индивидуальные уголовно-следственные дела на всех этих лиц объединили в одно дело.

7 июня 1937 года Сталин, Молотов, Каганович и Ворошилов приняли Ежова и Вышинского. В этот же день отпечатали окончательный текст обвинительного заключения по делу. Вслед за этим в НКВД приняли меры к немедленному окончанию следствия по делу о военном заговоре. 7 июня предъявили обвинение Примакову, а 8 июня – Тухачевскому, Якиру, Уборевичу, Корку, Фельдману и Путне.