Правда о «Титанике». Участники драматических событий о величайшей морской катастрофе

Покидая Саутгемптон

Мы имели возможность убедиться в том, какая сила заключена в двигателях и винтах «Титаника», еще до того, как лайнер спустили на воду.

У причала бок о бок стояли «Океаник» и «Сент-Пол» (sic!). Вышло так, что «Титанику» необходимо было слегка развернуться рядом с ними; работал только левый двигатель. Однако вследствие этого на мелководье возникло присасывание, и два пришвартованных судна потащило прочь от причала. «Сент-Пол» сорвало с якоря, а «Океаник» притягивало к «Титанику», пока с причала не сбросили 60-футовые сходни. Казалось, ничто не в состоянии спасти «Сент-Пол» и он вот-вот врежется в корму «Титаника». Если бы не опыт и не находчивость капитана Смита, так бы и получилось. Конечно, размеры «Титаника» были гораздо больше двух других судов; рядом с ним «Океаник» и «Сент-Пол» казались крошечными. Волна, поднятая «Титаником», подействовала на суда, оказавшиеся рядом. Столкновение казалось неизбежным, но капитан Смит вывел «Титаник» вперед с поворотом на левый борт, что позволило «Сент-Полу» отойти и спасло его. Позже, к нашему облегчению, два буксира вернули «Сент-Пол» к причалу.

Стороннему наблюдателю все происшествие могло лишь пощекотать нервы — чуть меньше, чем реальное столкновение. Наши ощущения оказались гораздо глубже. Трудно описать, какие чувства соединяют корабль и тех, кто на нем служит, однако нечто подобное испытывают экипажи всех океанских лайнеров. Кстати, речь не всегда может идти о привязанности. Иногда корабль ненавидишь сильнее, чем человека, хотя служишь на нем. Иногда бывает наоборот: судно ненавидит людей. Такие суда часто называют «кораблями-убийцами». В эпоху парусных судов люди гибли регулярно, в каждом рейсе.

Канал близ Саутгемптона сравнительно мелок; идти по нему нужно с большой осторожностью вплоть до Спитхеда. Когда «Титаник» наконец очутился в своей родной стихии, на глубине, все вздохнули с облегчением.

За время короткого перехода до Шербура двигатели лайнера едва успели разогреться. Затем последовал еще один, более длинный отрезок пути до Квинстауна, и, наконец, на следующий день мы вышли в дальний рейс до Нью-Йорка.

С каждым днем плавания всеобщее восхищение лайнером лишь росло. Мы восхищались его маневренностью, почти полным отсутствием вибрации и остойчивостью, несмотря на то что мы постоянно увеличивали скорость по мере того, как «Титаник» разогревался.

День за днем офицеры и матросы работали и осваивались на новом судне. Вскоре вахты проходили совершенно гладко. Мы не должны были ставить рекорды скорости; более того, компания «Уайт Стар лайн» требовала в первых рейсах идти на сниженной скорости. Скорость можно увеличивать лишь спустя какое-то время; судовые двигатели почти ничем не отличаются в принципе от двигателей хорошей машины; их тоже необходимо обкатывать. В качестве примера можно привести «Океаник». Когда пароходу было 12 лет, он неуклонно увеличивал скорость с 19½ до 21 узла. Часто говорят: если бы «Титаник» так не спешил, возможно, никакой катастрофы и не было.

Ничего подобного.

В ночь 14 апреля «Титаник», конечно, шел с хорошей, но отнюдь не предельной скоростью — далеко не так, как он был бы способен, скажем, через несколько лет. Причинами катастрофы стали несколько обстоятельств, которые прежде никогда не наблюдались. Возможно, такого сочетания больше никогда не будет. Мои слова, возможно, звучат чрезмерно общо; однако так оно и есть.

Весь тот роковой день море было как стекло — необычное явление для соответствующего времени года. Впрочем, это не доставляло нам особого беспокойства. Повторяю, в Арктике зима в том году была необычно мягкой, благодаря чему ледяной покров и ледники таяли в небывалых количествах. Судя по официальным данным, никогда ни до, ни после не наблюдалось такого количества крупных и мелких айсбергов, ледовых полей и дрейфующего льда. Их несло на юг с Лабрадорским течением. За пятнадцатилетний опыт в Атлантике я никогда не видел ничего подобного — даже в Южной Атлантике, хотя мы иногда доходили до 65° южной широты.

Все, о чем я пишу, способствовало катастрофе. Сочетание нескольких предпосылок создало условия, о которых офицеры на корабле практически ничего не знали.

Весь тот день мы получали радиограммы от различных кораблей; они видели айсберги в разных местах. Подобные сообщения не были чем-то необычным в такое время года; кроме того, ни в одном сообщении не указывались размеры айсбергов. Как правило, в ледовых предупреждениях сообщали, что «видели айсберг (или айсберги) на таких-то широте и долготе». Позже в тот же день мы, правда, получили сообщения об айсбергах в больших количествах и еще два сообщения о ледовых полях, однако они находились далеко от нас. При этом одно жизненно важное сообщение, которое получил «Титаник», так и не передали на мостик. Его передал пароход «Месаба» в 21:40. В нем говорилось: «Ледовая обстановка. Сегодня в районе 4Г25' северной широты, между 49° и 50°30′ западной долготы замечены айсберги и обширные ледовые поля. Погода хорошая, ясно». Филлипс, дежурный радист, принявший сообщение, не знал, что подобные предупреждения нужно передавать срочно; не знал он и о том, что мы входим в район, указанный «Месабой» и буквально усеянный айсбергами, ледовыми полями и дрейфующими льдинами. В то время радист активно обменивался сообщениями с мысом Рейс и передавал отчеты. Младший радист Брайд также не знал о важнейшем предупреждении, так как отдыхал после смены. Позже, когда мы вместе находились на перевернутой шлюпке, я сказал Филлипсу, что не помню никакого предупреждения с «Месабы». Филлипс ответил: «Я положил его под пресс-папье у локтя. Собирался отнести его на мостик после того, как закончу передавать очередное сообщение». Эта отсрочка оказалась роковой и внесла главный вклад в потерю великолепного судна и сотен человеческих жизней. Если бы я, как вахтенный офицер, или капитан узнали о том, что опасность так близка, и не приказали снизить скорость или вообще не остановились бы, нас можно было бы обвинить в преступной халатности.

Последний час моей вахты в ту незабываемую ночь я простоял на мостике, откуда мог беспрепятственно смотреть вперед. Развернувшись, я мог видеть, что происходит на корме. Это не значит, что я ожидал увидеть айсберги, однако в районе Большой Ньюфаундлендской банки всегда существовала возможность увидеть айсберг. Там можно увидеть айсберги. Более того, в нормальных условиях мы должны были попробовать пройти значительно южнее обычного района скопления льдов; однако в тот день ледяные поля сместились на много миль южнее, благодаря исключительно огромному количеству льда, которое вышло из Арктики.

В обычных условиях холодное течение, которое несло айсберги на юг, сталкивается с теплым течением, которое направляется на северо-восток, и проходит под теплым течением, по тому же принципу, что теплая вода всегда поднимается наверх. В результате айсберги в том районе подтаивают. Скоро они «оседают» или дробятся на более мелкие куски, которые, в свою очередь, тоже дробятся, продолжая плыть в теплом течении. Их разрушение ускоряется, расширяя так называемую «границу льдов».

Часто говорят, что близость айсберга можно определить по падению температуры. Могу ответить критикам: откройте дверцу холодильника, когда на улице холодно, и проверьте, насколько близко вам придется подойти, чтобы почувствовать разницу. В подобном случае пришлось бы практически уткнуться носом в лед.

В 22:00 я сменялся с вахты. Перед тем как официально принять вахту, офицеры поднимаются на мостик и, уточнив положение, скорость судна и так далее, несколько минут беседуют с теми, кого они сменяют. Старший офицер, выходя на вахту, вначале разыскивает сменщика в полной темноте, чтобы за несколько минут его глаза успели после яркого света привыкнуть к сумраку. Когда глаза привыкают, он сообщает об этом сменщику и официально «заступает на вахту». Мы с Мэрдоком часто ходили вместе и несколько минут — как было у нас заведено — стояли рядом и смотрели вперед, вспоминая случаи из прошлого и настоящего. Мы оба заметили, что лайнер идет ровно, вибрация отсутствует; «Титаник» скользил по воде очень плавно. Потом мы перешли к более серьезным вещам — обсудили сообщения об айсбергах, которые поступили с других судов, и их координаты. Кроме того, мы оба обратили внимание на отсутствие четкой разделительной линии между горизонтом и небом — в таких условиях труднее заметить айсберг, особенно если у него черные стороны. К несчастью, именно такой айсберг оказался у нас на пути.

Обычно у айсбергов, отколовшихся от ледника и подтаявших, бывают черные стороны. Сквозь них просвечивает лед. Вот почему такие айсберги труднее заметить ночью. После того как айсберг длительное время дрейфует в океане, черные стороны постепенно белеют.

Мы шли со скоростью в 22 узла. Было очень темно и очень холодно. На небе ни облачка, море как стекло. Даже спокойное море стало еще одним неблагоприятным обстоятельством в цепи неудач.

Если бы тогда поднялся ветер, если бы началось волнение, очертания айсберга стали бы различимыми благодаря тому, что волны разбивались о его основание.

Капитан Смит считался одним из опытнейших капитанов в Атлантике. Обвинения в небрежности, опрометчивости, несоблюдении мер предосторожности или в том, что он вел корабль на большой скорости, совершенно и абсолютно необоснованны; однако «диванные критики» — явление весьма распространенное; моряки привыкли считать их неизбежным злом. Капитану приходится принимать непростые решения, связанные с безопасностью экипажа и вверенного ему судна, невзирая ни на какие условия: темной ночью, при шквалистом ветре и т. д. При этом он зачастую работает на пределе своих сил в течение суток, а то и больше. Если в таких условиях капитан выходит победителем, что бывает в девяти случаях из десяти, его победу не замечают, но если, в одном случае из десяти, его суждение оказывается ошибочным, можно не сомневаться, что он попадет под огонь «диванных критиков», которым, тысяча к одному, никогда не приходилось принимать решений в экстренных ситуациях, от которых зависели жизнь или смерть.

Капитан Смит и все остальные старшие офицеры, кроме меня, погибли вместе с «Титаником» и потому были избавлены от незабываемого испытания в Вашингтоне, которое затем повторилось в Англии и, наконец, получило завершение в лондонском «Доме правосудия».

Вахту у меня принял первый помощник Мэрдок. Все шло как обычно. Я передал ему «вопросы, представляющие интерес», как мы их называли: курс, скорость, погодные условия, ледовые предупреждения. Затем я пожелал ему спокойной вахты и спустился с мостика. Перед тем как идти к себе в каюту, я обошел судно. Учитывая размеры «Титаника», я прошел по палубам более мили, не считая лестниц, трапов и т. п.

Необходимость убедиться, все ли в порядке, подчеркивалась тем, что лайнер был новым. Я обошел несколько палуб от носа до кормы, осмотрел центральный проход, который назывался «Парк-Лейн». По нему можно было попасть в трюмы. Далее, срезав путь, я отправился на корму, чтобы проверить, на местах ли рулевой и остальные. Затем я вернулся в свою теплую каюту.