Правда о «Титанике». Участники драматических событий о величайшей морской катастрофе

«Титаник» идет ко дну

Подойдя к шлюпке для экстренного спуска, я услышал из темноты чей-то голос: «Там люди». Я вскочил в шлюпку; с прискорбием вынужден признать, что в ней действительно сидели люди — но они не были британцами и не говорили по-английски. Не знаю, какой они были национальности помимо того, что моряки в целом называют их «даго». Так презрительно называют итальянцев, испанцев и португальцев. После того как я приказал им убираться, подкрепив свои слова револьвером, они поспешили выскочить из шлюпки, решив, что попали из огня да в полымя. Я смотрел, как они бегут прочь. Все предпочли ненадежную палубу холодному свинцу. Они наверняка решили, что я накажу их за неповиновение. Какая ирония судьбы — ведь револьвер даже не был заряжен!

— Есть еще женщины и дети? — снова и снова спрашивали мы.

Нам с большим трудом удалось заполнить пассажирами даже небольшую шлюпку для экстренного спуска. Многие не желали расставаться со своими близкими. После того как шлюпка заполнилась, мы спустили ее на воду.

Оставалось две складные шлюпки Энгельгардта со складными парусиновыми бортами; одна хранилась на палубе у шлюпбалки, возле шлюпки № 2, а вторая — на крыше офицерских кают. Обе шлюпки были прочно принайтованы. Поспешно подготовили шлюпбалку, по которой спускали шлюпку № 2, и стали готовить складную шлюпку к спуску.

Я стоял одной ногой в шлюпке, потому что в том месте нелегко было переносить женщин через высокие леера. Когда мы подготовились к спуску, ко мне подошел старший помощник. Увидев, что я стою в шлюпке и рядом нет других моряков, он сказал:

— Лайтоллер, отправляйся с ней.

К счастью, мне хватило здравого смысла ответить:

— И речи быть не может.

Я выскочил на палубу. Я вовсе не собирался становиться мучеником, нет; я просто повиновался порыву, за что после много раз возблагодарил свои счастливые звезды. Я воспользовался своим шансом и пошел ко дну вместе со многими моими товарищами, поэтому позже мне не пришлось выслушивать ни от кого упреков и грубостей.

Когда ту шлюпку спускали, в нее с нижней палубы запрыгнули два пассажира-мужчины. Это, насколько мне известно, единственный случай, когда мужчины оказались в шлюпке по левому борту. Я их не виню, шлюпка была заполнена не до конца по той простой причине, что нам не удалось набрать достаточно женщин, а медлить было нельзя — вода уже заливала их ноги на палубе А, поэтому они прыгнули в шлюпку и спаслись. Желаю им удачи.

Мы еще с одним матросом начали спускать оставшуюся шлюпку Энгельгардта с крыши офицерских кают. Мы резали и рвали найтовы, обойдя шлюпку с внутренней стороны и готовясь вместе переваливать ее через ограждение и бросать на шлюпочную палубу. Матрос, работавший со мной, крикнул:

— Все готово, сэр!

Я узнал голос Хеммингса, которому давно приказал отправляться в другой шлюпке, но он вернулся, чтобы поправить канаты. Это вместо него я отправил майора Пьючена.

— Хеммингс, это вы?

— Да, сэр!

— Почему вы не сели в шлюпку? — спросил я.

— У нас еще куча времени, сэр! — весело ответил он. Очевидно, он все время из преданности держался рядом со мной, хотя в темноте я его не узнавал. Крепкий малый. Позже он съехал вниз по талям, отплыл от корабля и был спасен.

Времени нам хватило только на то, чтобы приподнять шлюпку и бросить ее в воду, которая уже поднялась выше уровня шлюпочной палубы. Мы надеялись, что несколько человек сумеют взобраться на нее и отплыть от «Титаника». Увидев, что все шлюпки отвалили от левого борта, мы с Хеммингсом побежали на правый борт, чтобы посмотреть, нельзя ли что-нибудь сделать там. Но все шлюпки с того борта уже ушли, хотя на палубе еще стояли толпы людей.

Тогда дифферент на нос заметно увеличился — вероятно, сломалась переборка — и огромная волна захлестнула стальной мостик и палубу под нами, смывая людей в воду. Те, кто сразу не скрылся под водой, инстинктивно хватались за всевозможные части палубы и ограждения, которые еще торчали над водой. Кто-то пытался пробраться на корму — она значительно поднялась над водой после того, как нос опустился под воду. Некоторые самые крепкие прыгали в воду с крыши офицерских кают, где в тот миг находились мы с Хеммингсом. Страшное зрелище открылось нам сверху. Мы видели, как люди отчаянно цепляются за накренившуюся палубу, но не имели возможности даже протянуть им руку помощи!

Я прекрасно понимал, как опасно поддаваться инстинкту самосохранения и пробираться на корму. Стараясь как можно дольше не погружаться в воду, люди лишь продлевали свои мучения. Во многих случаях они лишали себя последнего шанса спастись; на корме собралась целая толпа. Я отчетливо понял, как опасно находиться в толпе, состоящей из нескольких сот человек. Совсем скоро им предстояло бороться за жизнь в ледяной воде. Оставалось сделать только одно, и я решил поскорее со всем покончить. Подойдя к краю мостика, я прыгнул в воду. Вода была обжигающей, словно в тело вонзилась тысяча ножей; на несколько мгновений я полностью утратил самообладание, что неудивительно, так как я был весь в испарине, хотя температура воды составляла 28 градусов по Фаренгейту, или 4 градуса ниже точки замерзания.

Впереди меня над водой виднелось «воронье гнездо», или площадка впередсмотрящего; в обычное время она находилась бы в 100 футах над водой. Какое-то время я плыл к ней, но недолго. Вскоре я опомнился и понял, как опасно искать спасения в чем-то связанном с кораблем. Я взял правее и постарался по возможности дальше отплыть от корабля.

Какое-то время я гадал, почему мне так трудно держать голову над водой. Время от времени я уходил под воду, пока до меня не дошло, что меня тянет ко дну большой револьвер Уэбли, который по-прежнему находился у меня в кармане. Вскоре я достал его и швырнул на дно.

Вода заливала кочегарки, попадая туда через решетки воздуховодов за мостиком и через отверстия вокруг передней трубы.

На шлюпочной палубе, над нашими каютами, в передней части первой трубы находились огромная прямоугольная шахта воздуховода и вентилятор; отверстие шахты составляло около 20 на 15 футов. Его закрывала проволочная решетка, не дававшая мусору попадать внутрь. Эта шахта вела напрямую в кочегарку № 3; ее высота составляла почти 100 футов; она доходила до днища корабля.

Внезапно я понял, что меня тянет туда мощным потоком воды, который хлынул в шахту. Меня прижало к проволочной решетке. Я, конечно, прекрасно понимал, что произойдет, если сетка не выдержит. Давлением воды меня практически приклеивало к решетке, а корабль медленно погружался под воду.

Хотя я барахтался изо всех сил, выбраться никак не получалось; всякий раз, как я отталкивался от сетки, меня неизменно тянуло назад. Каждую секунду я ожидал, что сетка порвется и меня швырнет в недра корабля.

Помимо всего прочего, я понимал, что тону и жить мне остается минуты две. Я еще барахтался и боролся, как вдруг по трубе вверх поднялся мощный поток горячего воздуха и вытолкнул меня на поверхность.

Вода вокруг меня бурлила; корабль стремительно погружался. Потоком воды меня снова утянуло вниз; на сей раз меня прижало к одной из решеток воздуховода. Не помню, как мне удалось выбраться, потому что постепенно утрачивал интерес ко всему. И все же я снова всплыл на поверхность и оказался рядом с последней шлюпкой Энгельгардта, которую мы с Хеммингсом сбросили с крыши офицерских кают с другой стороны — потому что во второй раз я всплыл ближе к правому борту, на уровне первой трубы.

К тому времени в воде вокруг меня находилось много людей. Одни плыли, другие (в основном мужчины, слава богу) сразу шли ко дну — кошмарное зрелище для глаз и для слуха. Учитывая обстоятельства, я не пытался забраться на перевернутую шлюпку, но по какой-то причине плыл рядом с ней, держась за конец.

Нос корабля стремительно погружался под воду, а корма поднималась из воды все выше и выше. Стоявшие на корме люди беспомощно хватались за ступеньки лестницы, за выступающие части палубы. Они десятками падали в ледяную воду. Если бы шлюпки находились рядом с судном, многих удалось бы спасти, но к тому времени шлюпок уже не было видно. Невозможно было помочь не только всем сразу, но и отдельным людям. Оставалось одно: ждать развития событий и постараться забыть о том, что находишься в ледяной воде.

После того как корма перевернулась и заняла почти вертикальное положение, не выдержал компенсационный шов вокруг трубы № 1. Такие компенсационные швы считались необходимыми на больших кораблях, чтобы корабль мог «расширяться» в море. Швы не выдержали; лопнули стальные тросы сначала по левому, а затем, почти сразу же, по правому борту. Труба начала падать, но, благодаря тому что тросы по правому борту выдерживали еще секунду или две, огромная труба упала направо и обрушилась всей своей массой на тонущих. Труба упала в воду между шлюпкой Энгельгардта и корпусом «Титаника»; она пролетела в нескольких дюймах от меня.

Помню один вопрос, заданный сенатором Смитом на слушаниях в Вашингтоне. В менее трагических обстоятельствах такой вопрос вызвал бы смех. Он спросил: «Труба кого-нибудь ранила?»

Волной, образовавшейся после падения трубы, перевернутую шлюпку Энгельгардта отогнало от тонущего судна.

Когда я снова огляделся по сторонам, мы находились ярдах в пятидесяти, не меньше, от лайнера. Я по-прежнему крепко держался за канат старой знакомой — шлюпки Энгельгарта; теперь на днище перевернутой шлюпки стояли несколько человек. Я тоже вскарабкался на днище, проведя в ледяной воде больше времени, чем мне хочется вспоминать. Огни на борту «Титаника» еще горели, и он представлял собой удивительное зрелище. Корма повернулась вертикально и чернела на фоне звездного неба; на тех частях палуб, которые еще не погрузились в воду, ярко горел свет.

Носовая часть до второй трубы к тому времени полностью находилась под водой; мы с ужасом наблюдали, как судно погружается. У нас на глазах свет потух, и огромный корпус очутился в полной темноте, хотя его силуэт был четко очерчен на фоне звездного неба. В следующий миг огромные котлы сорвались с мест и с грохотом ринулись вниз, круша переборки и все, что находилось у них на пути. Беспрецедентная трагедия разыгрывалась у нас на глазах; она стремительно близилась к финалу, когда огромный лайнер медленно, но неуклонно разворачивался вверх кормой. Над водой виднелись винты. Наконец, корпус занял совершенно вертикальное положение. В таком поразительном положении он оставался примерно с полминуты. Затем на удивление величественно и быстро «Титаник» погрузился под воду, нашел последнее место упокоения в бездонных глубинах холодной серой Атлантики.

Все вокруг меня на перевернутой шлюпке благоговейно зашептали: «Он утонул».

К счастью, последовавшая сцена была окутана мраком. К несчастью, в мертвый штиль звуки разносились по воде очень отчетливо. Думаю, ни к чему описывать эти душераздирающие, незабываемые звуки. Я никогда не позволял себе задумываться о том, что тогда происходило; многие мои спутники были бы сегодня живы и здоровы, если бы им удалось стереть из памяти все воспоминания о тех жутких моментах или по крайней мере отодвинуть их до тех пор, пока время немного не притупит воспоминания об ужасной трагедии.