Правда о «Титанике». Участники драматических событий о величайшей морской катастрофе

Столкновение с айсбергом

Я уже погружался в дремоту, когда вдруг почувствовал, как по всему корпусу судна прошла вибрация. Вплоть до того момента «Титаник» шел с таким выраженным отсутствием вибрации, что внезапное нарушение плавности хода стало особенно заметным. Никакого сильного сотрясения я не заметил. Просто плавный, монотонный ход судна внезапно прекратился.

Я сразу же вскочил и выбежал на палубу в пижаме; посмотрел за левый борт, но ничего там не увидел; побежал на правый борт, но там тоже ничего не было, и, поскольку холод резал как ножом, я вернулся к себе в каюту.

Едва ли подвахтенному офицеру, который мчится на мостик в одной пижаме или даже нормально одевшись, можно рассчитывать на теплый прием. Кроме того, если офицер или член экипажа огромного лайнера находится не в том месте, где его ожидают найти, в случае необходимости посыльный не разыщет его. Поэтому я просто ждал.

Наступила полночь трагической памяти 14 апреля; примерно через десять минут четвертый помощник Боксолл (sic!) открыл мою дверь и, увидев, что я не сплю, тихо сказал: «Мы врезались в айсберг». Я ответил: «Знаю, что вы во что-то врезались». Он сказал: «Вода поднялась до палубы F, она в почтовом отделении».

Этого было вполне достаточно. Говорить больше было не о чем. Он вышел и закрыл за собой дверь, я быстро накинул верхнюю одежду и вышел на палубу.

Палубы на современном лайнере обозначаются буквами начиная сверху: А, В, С, D, Е и т. д. Узнав, что вода дошла до палубы F, я понял, что лайнер получил серьезную пробоину. И все же, хотя я понимал, что дело серьезное, в то время еще не думал, что столкновение окажется роковым; осознал я это много позже.

Вплоть до того времени мы ни разу не проводили учений по посадке в шлюпки; лишь в Саутгемптоне спускали некоторые из них на воду. Как бы там ни было, офицерам и матросам торгового флота всегда внушают, насколько важно в экстренных случаях думать своей головой и действовать по собственной инициативе.

Дисциплина на торговом судне требует от каждого наивысшего проявления ума и сообразительности. Каждый должен думать своей головой. Вместе с тем моряки военно-морского флота должны четко исполнять приказы, не более и не менее. Все прекрасно по-своему, когда от человека требуется действовать с точностью автомата, но в торговом флоте такие правила не действуют. Если человек делает лишь то, что ему приказывают, и пользуется этим как предлогом для того, чтобы что-то не сделать, не заметить или не проявить к чему-то внимания, его тут же спрашивают: «Какого же дьявола тогда тебе нужны мозги?»

В результате экипаж поднимается на борт незнакомого судна, и все кажется людям кусочками головоломки. Но здесь и проявляется разница между двумя видами службы. В то время как каждый представитель военно-морского флота Великобритании должен исполнять свою часть работы, к которой его, скорее всего, готовили много лет, каждый кусочек головоломки ждет приказа командира; в торговом флоте все «кусочки» работают вместе, никто никого не бранит и не отчитывает. За поразительно короткий период времени все они перемешиваются и становятся единым, однородным рабочим коллективом. Если все же находятся «кусочки», которые не вписываются в общую картину, могу сказать лишь одно: помоги им Бог!

Можете быть уверены, что команда «Титаника» прошла тщательный отсев. Особо следили за тем, чтобы в экипаже не было тех, кто плохо адаптируется к окружению. В результате, когда настало время, хотя не было никакого сигнала, от каждого потребовалось работать с напряжением всех сил, проявляя ум и смелость, реакция была всеобщей — никто не подвел.

Выжившие в ту ночь могут благодарить Господа, что матросы не ждали рожков и труб. Можно сказать, что во время страшнейшего кораблекрушения они вели себя образцово. Окончательное и решающее доказательство заключается в том, что все спасательные шлюпки на «Титанике» расчехлили, подвесили на шлюпбалки и благополучно спустили в воду. Спуск прошел благополучно.

Для работы двигателей требовалось много пара; поэтому, как только двигатели остановили, пар начали стравливать, он с ревом и шипением стал выходить из всех восьми выхлопных труб. Шум стоял такой, словно пар одновременно выпускали несколько тысяч паровозов.

Все моряки взбежали на шлюпочную палубу, услышав приказ: «Все наверх!» Они работали дружно. Из-за шума команд не было слышно; слова оказались не нужны. Можно было похлопать человека по плечу и указать куда-то кивком или рукой. Несмотря на темноту, этого было вполне достаточно, чтобы матросы взялись за дело. Они расчехляли шлюпки, подвешивали их на шлюпбалки и вываливали за борт, готовя к спуску.

К тому времени на шлюпочную палубу начали выходить встревоженные пассажиры. Рев и шипение пара усугубляли тревогу, и без того сильную. Более того, просто чудо, как им вообще удавалось сохранять способность здраво рассуждать. Оставалось лишь ободряюще улыбаться им и надеяться, что страшный рев скоро прекратится. Шлюпки, за которые отвечал я, находились по левому борту; к тому времени, как мы завершили подготовку и все шлюпки были расчехлены и готовы к спуску, я заметил, что корабль выравнивается. Пока дифферент на нос был слабым, могло возникнуть ложное ощущение безопасности. Скоро ко мне подошел помощник боцмана и жестом показал, что матросы уже закончили расчехлять все шлюпки. Я кивнул и также жестом приказал подвешивать шлюпки на шлюпбалки.

На «Титанике» были установлены хорошо известные шлюпбалки фирмы «Веллин» (sic!). С их помощью шлюпки можно было достаточно быстро спустить на воду, вращая ручки лебедки. К тому времени стало ясно, что корабль получил серьезные повреждения. Вода прибывала. «Титаник» задел айсберг носовой частью, дальше фок-мачты; очевидно, там в подводной части айсберга имелся выступ. Судно получило пробоины, когда задело айсберг по касательной; какое-то количество льда даже высыпалось на носовую палубу. От удара нос чуть развернуло, но лайнер продолжал движение. Новый удар пришелся ближе к корме. Каждый удар вспарывал стальную обшивку ниже ватерлинии.

Если бы на нашем месте оказался, например, старый «Маджестик» или даже «Океаник», вероятно, какой-то из них выдержал бы удар и отвернул от айсберга, не получив серьезных повреждений. Когда я ходил на «Маджестике», судно довольно часто ударялось о причал, но, помимо царапин на краске, никакого ущерба не получало. То же самое, в меньшей степени, можно сказать и об «Океанике».

Постепенно океанские лайнеры становились все больше, их размеры стали непропорциональны их силе. В наши дни можно видеть, как современные суда, построенные по всем правилам, кренятся набок и переворачиваются после довольно слабого удара о причал и их стальная обшивка гнется, как жестяная банка.

Именно так и произошло с «Титаником». Он ударялся об айсберг, и каждый раз после удара в нем образовывалась пробоина. Вода затопила не менее шести отсеков, о чем, к сожалению, мы узнали лишь позже. В первый рейс на «Титанике» отправился Эндрюс, конструктор, и племянник покойного лорда Пирри. Именно он, знакомый с каждым уголком на «Титанике», быстро осмотрел лайнер вместе с плотником и доложил о его состоянии капитану Смиту.

На «Титанике» по проекту были предусмотрены водонепроницаемые отсеки; в том случае, если вода заливала любые два отсека, судно должно было остаться на плаву. Запас прочности лайнера позволял ему оставаться на плаву, даже если бы затопленными оказались три из четырех передних отсеков. Хотя вода поднялась бы над передними водонепроницаемыми переборками, она не попала бы в остальные отсеки, даже если бы носовая часть погрузилась под воду. Конечно, судно получило бы довольно сильный дифферент, однако, скорее всего, оставалось на плаву значительное время, возможно, целые сутки. В таком случае хватило бы времени на то, чтобы всех спасти. Не исключено, что лайнер удержался бы на плаву и сумел добраться до берега. Однако пробоина образовалась и на уровне переднего угольного бункера. Иными словами, пробоины образовались в пяти отсеках по правому борту, что в конце концов и определило судьбу «Титаника».

К тому времени, как все шлюпки были вывешены на шлюпбалках, дифферент на нос увеличился и вода практически поравнялась с главной палубой. Несмотря на это, я по-прежнему не верил в то, что «Титаник» затонет. У меня не было ни возможности, ни времени на то, чтобы наводить справки, однако я прикинул, что корабль задел айсберг по касательной, когда уже отвернул в сторону. Мне казалось, что повреждены один или, может быть, два носовых отсека. Дифферент на нос появился из-за того, что носовые отсеки заполнились водой. Я думал, что в таком положении все и останется. Все переборки были новыми и крепкими; они должны были выдержать давление, и не было причин полагать, что они не справятся с задачей. Сразу после столкновения водонепроницаемые перегородки закрыли с мостика. Изолированы были все отсеки, получившие пробоины, кроме одного участка, там, где не было герметичной перегородки, однако тот участок не играл решающей роли.

Хотя я почти не сомневался в том, что лайнер не пойдет ко дну, я не имел права рисковать. Ошибка стоила бы жизни многим пассажирам. Пассажиры вверены нашим заботам, и о них в любом случае нужно было думать в первую очередь, полностью отогнав все личные чувства или личные впечатления. К счастью, мы решили перестраховаться, ведь, как оказалось, «Титаник» получил пробоины не менее чем в шести отсеках по правому борту и спасти его не могло ничто.

Приказав вываливать шлюпки, я отправился к капитану; вышло так, что мы с ним встретились неподалеку на шлюпочной палубе. Заведя его в угол, я приблизил губы к его уху и спросил, прикрыв рот рукой: «Сэр, не лучше ли посадить женщин и детей в шлюпки?» Он услышал меня и кивнул в ответ. Одна из причин, почему я решил спускать шлюпки на воду, заключалась в том, что я заметил в нескольких милях от нас по левому борту огни какого-то парохода. Я рассчитывал: если мы посадим женщин и детей в шлюпки, они будут в полной безопасности в спокойном море до тех пор, пока их не подберет другой корабль — если возникнет такая необходимость. Вначале я решил спускать шлюпки, загрузив их не полностью. Когда же они благополучно коснутся воды, посадку можно будет продолжить с нижних палуб через кормовые забортные трапы и переправить их к другому судну.

Хотя шлюпки и тали были новенькими, даже в лучшие времена рискованно спускать шлюпку с высоты 70–80 футов ночью, тем более заполненную обычными пассажирами, а не моряками. К сожалению, при спуске шлюпок с пассажирами, как правило, происходят несчастные случаи; ведь они не умеют правильно вести себя в шлюпке. Вдобавок опасно полагаться на то, что шлюпки и тали выдержат большой вес даже в обычных условиях.

Как бы там ни было, получив санкцию капитана Смита, я подозвал помощника боцмана, и мы спустили первую шлюпку до уровня шлюпочной палубы. Именно тогда, к счастью, ужасный рев выпускаемого пара вдруг прекратился и наступила смертельная тишина, которая казалась в тысячу раз ярче на носу и на корме лайнера. Мы невольно вздрагивали, когда получали возможность снова услышать чей-то голос после того, как последние полчаса все тонуло в шипении и реве.