Триптих

10. Хозяева положения

Зал в резиденции правительства.

Почти все в вечерних костюмах, лишь некоторые в униформе.

Из отдаленных залов доносится музыка. Два господина, культуртрегеры, останавливаются на переднем плане с тарелками в руках.

Первый. Слышали?

Второй. Люстры так и задрожали…

Первый. Что б это могло быть?

Второй. Тсс.

Первый. Опять взрыв?

По залу проходит Коко, светская дама.

Кто эта дама?

Второй. Коко.

Первый. Икра превосходная.

Второй. Вы не знаете Коко?

Первый. Ах, куда бы деть эти тарелки…

Подходят два кельнера, один из них с подносом.

Кельнер. Что господа будут пить? Мозельское, рейнское, шампанское?

Второй. Шампанское.

Первый. Мне тоже.

Кельнеры наливают и идут дальше.

Теперь уже обе руки заняты!

Второй. Вы впервые во дворце?

Первый. Да.

Второй. И тоже в качестве культуртрегера?

Первый. Вы тоже?

Второй. Я не уверен, но икра, знаете ли, — всегда дурной признак. Я музыкант. Это уже третий режим, приглашающий меня на прием, но все они одинаковы: чем неустойчивее положение, тем с большей вероятностью можно предполагать, что будет икра.

Подходит кельнер с пачками сигарет на подносе.

Кельнер. Что господа будут курить?

Первый. Курить?

Кельнер. Сигареты? Сигары?

Второй. Может быть, попозже.

Первый. Может быть, попозже.

Кельнер идет дальше.

Второй. Итак, о чем мы?

Первый. Кто эта Коко?

Второй. Вы не знаете? Дама. Меняет режимы, но остается первой дамой. Говорят, она приносит счастье. Тому мужчине, сторону которого берет. Я не суеверен и не думаю, что политика может зависеть от чар. Просто Коко знает толк в людях, способных властвовать. Вот и все. Женщина! Стоит, говорят, ей повести рукой, как мужчины у ее ног…

Оба культуртрегера отходят на задний план.

Появляются министр внутренних дел, директор, генерал, инспектор и другие члены правительства, которых ведет Коко.

Коко. Прошу, господа. Если члены правительства не будут пить и есть, это может произвести невыгодное впечатление на гостей. Иностранные гости в восторге от наших закусок. Кто-то из них сказал, что они достойны кисти Рубенса! Что ж, мне одной развлекать их? Господин генерал… (Берет его под руку.) Подайте пример! (Ведет всех к буфету.)

Остаются только миинистр и инспектор.

Министр. Взрыв произошел, должно быть, в непосредственной близости от нас. Вчера вы докладывали, что у мятежников не осталось взрывчатки, ни грамма, а сегодня во дворце дрожат люстры.

Инспектор. Расследование уже назначено…

Министр. И надо было этому случиться сегодня, когда мы принимаем гостей, желая показать, что хозяева положения — мы!

Инспектор молчит.

Кое-кто утверждает, что мятежники проникли во дворец. Как вам это нравится! Он сам будто бы поднялся по лестнице, и охрана приветствовала его, взяв на караул.

Инспектор молчит.

Вам смешно.

Инспектор. Вовсе нет.

Министр. Любой, даже самый нелепый слух тут же передает иностранная пресса…

Подходит Коко с двумя полными тарелками.

Коко. Господин министр!

Министр. О баронесса, благодарю.

Коко. Господин инспектор!

Инспектор. О баронесса, благодарю.

Коко. Эти господа — иностранные корреспонденты…

Подходят несколько человек, все с тарелками в руках.

Министр. Искренне рад, господа, что вас, как я вижу, отнюдь не смущает взрыв. Расследование уже началось. Как сообщает служба безопасности, дальнейших взрывов нигде не последовало.

Инспектор. Это совершенно точно.

Министр. По всей вероятности, мы имеем дело с последней попыткой посеять панику среди населения, попыткой, которая обречена на провал. О прорыве мятежников, как вы могли убедиться, не может быть и речи. Во всяком случае, хозяевами положения остаемся мы.

Подходят два кельнера, один из них с подносом.

Кельнер. Что господа будут пить? Мозельское, рейнское, шампанское?

Иностранные корреспонденты в нерешительности.

Министр. После вас, господа.

Корреспонденты берут бокалы.

Могу лишь повторить, о чем я уже говорил. Мятежники пока не ответили на паши требования, их главарь нам не выдан. Посему я считаю, положение сохраняется прежним и нам не остается ничего иного, как применить силу и подавить сопротивление, хотя я, как человек и христианин, не могу не сожалеть об этом.

Инспектор. Сейчас без семнадцати двенадцать.

Министр. Как министр внутренних дел я несу ответственность за спокойствие и порядок. На нашей стороне не только право и нравственность, но и большинство населения. Я опираюсь на новый закон для защиты государства. Мы все сделаем для того, чтобы обеспечить порядок. Я повторяю…

Иностранные корреспонденты пьют.

…у нас действует тайная служба безопасности, наши граждане живут под надзором от колыбели до могилы, за каждым подозреваемым ведется слежка, у нас надежные анкеты, новые удостоверения личности с отпечатками пальцев, мы сделали все для того, чтобы оградить население от врагов свободы. Напомню хотя бы о последнем правовом законе, позволившем нам наконец-то взять под надзор и внутреннюю переписку. Мы предприняли множество других мер предосторожности, никто не упрекнет нас в том, что мы утратили бдительность. Мы ввели ежемесячную регистрацию населения, начиная с шестнадцатилетнего возраста; ввели так называемый рабочий штемпель, который обеспечивает управлению контроль над каждым рабочим; у нас тщательно следят за отоплением, за пособиями по старости; у нас достигнуто материальное благосостояние, что способствует укреплению власти; у нас налажена деятельность католической и протестантской церкви; у нас принят закон о печати и книгоиздательстве, ведется распределение бумаги по учреждениям, работает коротковолновая радиостанция, единственная задача которой: каждый день опровергать каждодневные слухи — это стоит нам миллионов! — и, несмотря на это, как ни прискорбно, мятеж был поднят и в нашей стране.

Кельнер. Мозельское, рейнское, шампанское?

Министр. Господа, наш долг, наша обязанность — сделать все, что в силах нашего государства, чтобы покончить с мятежом. Пока, повторяю, хозяева положения — мы. (Чтобы отделаться от кельнера, берет с подноса бокал.) Повторяю: пока хозяева положения — мы. (Замечает, что все смотрят в одну сторону, поворачивает голову и видит прокурора, который — единственный из всех — держит в руках не тарелку, а портфель.)

Прокурор. Весьма сожалею, господа, о хлопотах, которые я вам доставил. Нам не было известно, что сегодня большой прием. Я ожидал чего угодно, только не почетного караула.

Министр. Кто вы?..

Прокурор. Вы это хорошо знаете.

Министр. Как вы сюда попали?

Прокурор. Это мое дело, господин министр. К сожалению, не обошлось без жертв — с обеих сторон.

Министр. Господин…

Подходят генерал и директор, оба с окаменевшими лицами держат в руках тарелку и бокал.

Прокурор. Я не стану задерживать вас, господа, предложение мое коротко и ясно. Сейчас без десяти минут двенадцать, точнее — без девяти.

Директор. Вы — главарь мятежа?

Прокурор. Можете называть меня как угодно.

Генерал. Вы приговорены к смерти.

Прокурор. А вы — те господа, что подписали мой, смертный приговор?

Министр. От имени государственного совета…

Подходит кельнер.

Кельнер. Сигареты? Сигары?

Инспектор. Убирайся!

Прокурор. Какие у вас сигары?

Кельнер. «Партагас», «Генри Клей», «Ромео и Джульетта»…

Прокурор выбирает сигару.

Спички?

Прокурор. Есть.

Кельнер уходит.

Что же касается положения, то нужно признать: сила пока на вашей стороне. Это ясно. Вы могли бы, разумеется, меня сейчас же арестовать, ведь полиция пока в ваших руках… (Зажигает сигару.) Однако я полагаюсь на ваш здравый смысл. (Курит.) Вы повесите меня — и я буду мертв, но мятеж будет жить, и уж тогда, как вы понимаете, мятежники не предложат вам соглашения.

Министр. Соглашения?

Прокурор курит.

О каком соглашении может идти речь?

Прокурор. Об отказе от кровопролития. Вы передаете мне власть. Народ ликует, как всегда, когда что-нибудь происходит. Вы отдаете в мое распоряжение печать, полицию, радиостанцию и все прочее, причем немедленно.

Мертвая тишина.

У меня нет иного выхода…

Министр. Пока государственный совет не вынес своего решения, я не могу говорить от его имени, по могу поручиться, что никогда, пока мы входим в его состав, он не согласится на подобного рода союз.

Прокурор. Жаль.

Министр. Это означало бы союз с преступлением.

Прокурор. А вы что предлагаете?

Министр. Борьбу…

Прокурор. До последней капли крови?

Министр. Да!

Прокурор. Жаль.

Генерал. До последней капли крови.

Директор. До последней капли крови.

Прокурор. Мне ненавистен вид текущей крови.

(Курит.) Если вы считаете выдумкой, что я ношу с собой в портфеле топор, — вы заблуждаетесь, господа. Я ношу в портфеле топор. Опыт научил меня, что иначе ничего не добьешься… (Замечает Коко.) Кто эта дама?

Коко. Ваше превосходительство?

Прокурор. Откуда мы знаем друг друга?

Коко. Вы полагаете, что мы знакомы?

Прокурор. Вы покажете мне дворец? (Предлагает Коко руку.) Господа должны решить: согласны они на союз или нет. Это последний шанс, который я могу им предоставить.

Коко. Куда вас вести, ваше превосходительство?

Прокурор. Ведите меня на балкон.

Прокурор и Коко уходят.

Министр. Сумасшедший! Ну что я всегда говорил? Душевнобольной!

Барабанный бой.

Почему никто не возьмет у нас тарелки?

Шум толпы вдали.

Генерал. Что случилось?

Барабанный бой.

Инспектор. Ваши люди салютуют, генерал, дворцовая гвардия… Он вышел на балкон показаться толпе; говорит, слышите?

Бурное ликование вдали.

Министр. Почему никто не возьмет у нас тарелки? Это возмутительно! Почему никто не возьмет у нас тарелки?