Триптих

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ

Чердак.

Айзенринг за работой: разматывает шнур с катушки, насвистывая «Лили Марлен». Потом прерывает свист, чтобы послюнявить палец, и высовывает его в чердачное окно — проверяет направление ветра.

Дом.

Входит Бидерман, за ним — Бабетта и Анна. Он снимает пальто и швыряет папку; во рту у него сигара.

Бидерман. Делай, что я сказал.

Бабетта. Гуся?

Бидерман. Гуся. (Снимает галстук, сигара все еще во рту.)

Бабетта. Готлиб, почему ты снимаешь галстук?

Бидерман (отдает ей галстук). Если я заявлю на этих проходимцев, я уж точно наживу себе в них врагов. И что мы от этого будем иметь? Достаточно одной спички — и весь наш дом полетел к черту. Что мы от этого будем иметь? А вот если я поднимусь и приглашу их, — конечно, если они примут приглашение…

Бабетта. Ну, что тогда?

Бидерман. Ну мы и подружимся. (Снимает пиджак, отдает жене и выходит.)

Бабетта. Так вот, Анна: сегодня у вас, значит, выходного нет. У нас гости. Стол накроете на четыре персоны.

Чердак.

Айзенринг поет «Лили Марлен». Стук в дверь.

Айзенринг. Войдите! (Продолжает насвистывать дальше, но никто не входит.) Войдите!

Входит Бидерман, в сорочке с засученными рукавами, с сигарой в руках.

Привет, господин Бидерман!

Бидерман. К вам можно?

Айзенринг. Как спалось?

Бидерман. Благодарю вас, паршиво.

Айзенринг. И мне тоже. Фён… (Продолжает заниматься со шнуром и катушкой.)

Бидерман. Я, кажется, помешал…

Айзенринг. Ну что вы, господин Бидерман, вы же у себя дома.

Бидерман. Я бы не хотел навязываться…

Слышно воркование голубей.

А где же наш друг?

Айзенринг. Зепп? Послал работать бездельника. Не хотел уходить без завтрака! Послал его за стружкой.

Бидерман. За стружкой?

Айзенринг. От стружки искры дальше летят.

Бидерман (вежливо хихикает, как над примитивной шуткой). Так что я хотел сказать, господин Айзенринг…

Айзенринг. Опять хотите нас вышвырнуть?

Бидерман. Сегодня ночью — у меня таблетки кончились — я вдруг подумал: у вас же здесь вообще нет туалета, господа.

Айзенринг. А мы по сточному желобу…

Бидерман. Ну как вам угодно, господа, как вам угодно. Я просто так почему-то подумал. Несколько раз даже. Может, вы хотели бы помыться, принять душ. Вы можете спокойно пользоваться моей ванной! Я велел Анне повесить полотенца.

Айзенринг качает головой.

Почему вы качаете головой?

Айзенринг. Опять куда-то его задевал!

Бидерман. Кого?

Айзенринг. Вы тут нигде не видали капсюля? (Ищет везде.) Не беспокойтесь, господин Бидерман, из-за ванны. Серьезно. В тюрьме, знаете ли, тоже не было ванны.

Бидерман. В тюрьме?

Айзенринг. Зепп разве не сказал, что я только что из тюрьмы?

Бидерман. Нет.

Айзенринг. Ни слова?

Бидерман. Нет.

Айзенринг. Ну конечно! Только о себе и рассказывает! Бывают такие люди. Но, в конце концов, что с него взять, если такое трагическое детство было у человека. У вас, господин Бидерман, было трагическое детство? У меня нет! Я бы мог учиться, папа хотел, чтобы я стал юристом. (Подходит к окошку и забавляется с голубями.) Гурр! Гурр! Гурр! Гуль-гуль-гуль!

Бидерман (снова зажигает сигару). Господин Айзенринг, честно говоря, я не спал целую ночь. Скажите, в этих канистрах действительно бензин?

Айзенринг. Вы нам не верите?

Бидерман. Я просто спрашиваю.

Айзенринг. За кого, собственно говоря, вы нас принимаете, господин Бидерман? Только откровенно — за кого?

Бидерман. Друг мой, не думайте, что у меня нет чувства юмора, но я должен сказать — у вас такие шуточки…

Айзенринг. Специально учились.

Бидерман. Учились?

Айзенринг. Шутка — прекрасный способ маскировки. Еще лучше — сентиментальность. Вот как Зепп рассказывает: детство среди угольщиков в лесу, сиротский дом, цирк и все такое. Но самый лучший и самый надежный способ маскировки — это, я считаю, по-прежнему чистая, голая правда. Смешно, верно? Правде никто не верит.

Дом.

Анна входит с вдовой Кнехтлинг; та в трауре.

Анна. Присядьте!

Вдова садится.

Но если вы фрау Кнехтлинг, то это ни к чему. Господин Бидерман сказал, что он не хочет иметь с вами никакого дела…

Вдова встает.

Садитесь, садитесь!

Вдова садится.

Но только это ни к чему. (Уходит.)

Чердак.

Айзенринг стоя занимается своими делами,

Бидерман стоя курит.

Айзенринг. И куда это наш Зепп пропал? Достать стружку — это же раз плюнуть. Вот будет номер, если его зацапают.

Бидерман. Зацапают?

Айзенринг. А чего вы веселитесь?

Бидерман. Знаете, господин Айзенринг, когда вы шутите, для меня это как будто другой мир. Зацапают! Просто восхитительно. Совершенно другой мир! В нашем кругу, знаете ли, редко кого зацапывают…

Айзенринг. Ну конечно, в вашем кругу ведь никто не ворует стружку. Классовые различия.

Бидерман. Чепуха!

Айзенринг. Не хотите же вы сказать, господин Бидерман…

Бидерман. Я не верю в классовые различия! Вы же должны были это почувствовать, Айзенринг, не настолько я старомоден. Напротив. Мне искренне жаль, что именно низшие классы все еще несут эту ерунду о классовых различиях. Разве мы не все нынче создания единого Творца — что бедные, что богатые? И мелкая буржуазия тоже. Вот мы с вами — разве мы не люди из плоти и крови?.. Я не спросил вас, уважаемый, вы курите сигары? (Предлагает сигары.)

Но Айзенринг качает головой.

Я, разумеется, против уравниловки — слава Богу, всегда будут люди прилежные и бездельники, — но почему бы нам попросту не протянуть друг другу руки? Черт побери, чуточку доброй воли, чуточку идеализма, чуточку — и все бы мы жили в мире и спокойствии, и богатые и бедные. Вы со мной не согласны?

Айзенринг. Если говорить откровенно, господин Бидерман.

Бидерман. Ради Бога, я прошу вас!

Айзенринг. Не обидитесь?

Бидерман. Чем откровенней, тем лучше.

Айзенринг. Я хочу сказать — если уж говорить откровенно — не стоило бы вам здесь курить.

Бидерман пугается и гасит сигару.

Я не имею права тут приказывать, господин Бидерман, в конце концов, это ваш собственный дом, но понимаете…

Бидерман. Да, разумеется, конечно!

Айзенринг (нагибается). Да вот он! (Поднимает что-то с полу и обдувает, прежде чем соединить со шнуром; снова насвистывает «Лили Марлен».)

Бидерман. Скажите, господин Айзенринг, что это вы, собственно говоря, все время мастерите? Если можно спросить. Что это такое?

Айзенринг. Капсюль.

Бидерман.?

Айзенринг. А это шнур для запала.

Бидерман.??

Айзенринг. Вон Зепп говорит, что теперь еще лучше делают. Но на складах их пока нет, а покупать мы же не будем. Все, что связано с войной, жутко дорого — сплошь первый сорт.

Бидерман. Вы сказали — шнур для запала?

Айзенринг. Бикфордов шнур. (Дает Бидерману конец шнура.) Будьте любезны, господин Бидерман, подержите этот конец, я измерю.

Бидерман (держит шнур). А все-таки, друг мой, если шутки в сторону…

Айзенринг. Одну секундочку! (Насвистывает «Лили Марлен» и измеряет шнур.) Спасибо, господин Бидерман, благодарю вас!

Бидерман. (не выдержав, хохочет.) Нет, Вилли, меня вы на эту удочку не поймаете. Не на того напали! Но я должен сказать — вы очень уж полагаетесь на чувство юмора у других людей. Уж слишком! Когда вы так говорите, я могу себе представить, что вас время от времени арестовывают: друг мой, не у всех же так развито чувство юмора, как у меня!

Айзенринг. Да уж мы и ищем, кого надо.

Бидерман. В нашей пивной, например, стоит только заикнуться, что ты веришь в человека, так всем сразу чудится Содом и Гоморра.

Айзенринг. Ха.

Бидерман. А ведь я внес на содержание нашей пожарной команды сумму, которую даже не буду называть.

Айзенринг. Ха. (Раскладывает шнур.) Люди без чувства юмора точно так же полетят к черту, когда все начнется; уж будьте спокойны!

Бидерман опускается на одну из канистр — на лбу пот.

Что с вами? Господин Бидерман! Вы так побледнели! (Хлопает его по плечу.) Знаю-знаю — запах. Кто не привык к этому запаху… Бензин… сейчас я проветрю… (Открывает дверь.)

Бидерман. Благодарю вас…

Голос Анны (снизу). Господин Бидерман! Господин Бидерман!

Айзенринг. Что, опять полиция?

Голос Анны. Господин Бидерман!

Айзенринг. И еще говорят, что у нас не полицейское государство!

Голос Анны. Господин Бидерман!

Бидерман. Иду, иду!

Дальнейший разговор ведется шепотом.

Господин Айзенринг, вы любите гуся?..

Айзенринг. Гуся?

Бидерман. Гуся, да, гуся…

Айзенринг. Я? Люблю? Не понимаю.

Бидерман. С каштанами.

Айзенринг. И с красной капустой?

Бидерман. Да… Что я хотел сказать… моя супруга и я — прежде всего я — ну, я просто подумал: если вам будет приятно… Я не хочу навязываться! Если вам будет приятно, господин Айзенринг, то приходите к нам на ужин — вы и Зепп — проведем вечерок…

Айзенринг. Сегодня?

Бидерман. Может, вам удобней завтра?

Айзенринг. Завтра, я полагаю, нас тут уже не будет. А сегодня — с удовольствием, господин Бидерман, с удовольствием!

Бидерман. Скажем, в семь.

Голос Анны (снизу). Господин Бидерман!

Бидерман. Договорились?

Айзенринг. Договорились.

Бидерман идет к выходу и останавливается в дверях, любезно кивая Айзенрингу и косясь на канистры и шнур.

Договорились.

Бидерман уходит, а Айзенринг, насвистывая, продолжает работу.

Дом.

Появляется хор, как будто сцена уже кончилась; но в то мгновение, когда хор подходит к рампе, на чердаке раздается грохот — что-то упало.

Чердак.

Айзенринг. Можешь выходить, доктор.

Из-за канистр вылезает третий — в очках.

Слыхал?.. Мы пойдем на ужин — я и Зепп, — а ты тут дежурь. Чтобы никто не входил и не курил. Понятно? До положенного времени.

Третий протирает очки.

Я иногда себя спрашиваю, доктор: чего ты, собственно говоря, с нами возишься, если тебе неприятны пожары, искры, треск пламени, сирены, которые вечно воют с запозданием, лай собак, дым, вопли — и пепел.

Третий надевает очки, оставаясь безмолвным и серьезным. (Смеется.) Идеалист! (Насвистывает несколько тактов, не глядя на доктора.) Не люблю я вас, академиков. Ну, ты это знаешь, доктор, я тебе сразу сказал: никакого у вас удовольствия в работе. (Продолжает работать и насвистывать.)

Дом.

Хор.

Мы наготове.

Тщательно свернуты шланги красные,

Все по инструкции.

Блещет каждый ворот,

Из меди сделанный.

Каждый место знает свое.

Корифей.

Дует фён, к сожалению…

Хор.

Каждый место знает свое.

Блещет, проверен тщательно,

Чтобы напора хватало,

Насос наш,

Тоже из меди сделанный.

Корифей.

А пожарные краны?

Хор.

Каждый знает место свое.

Корифей.

Мы наготове.

Входят Бабетта с гусем и доктор философии.

Бабетта. Да-да, господин доктор, я знаю, но мой муж… да-да, срочно, господин доктор, срочно, хорошо, я передам. (Оставляет доктора и подходит к рампе.) Муж заказал гуся. Вот он, пожалуйста! И я должна жарить. Чтобы подружиться с этими там — наверху.

Слышен звон колоколов в церкви.

Нынче суббота, как вы слышите, и я не могу отделаться от дурацкого предчувствия: может, они в последний раз звонят, эти колокола…