Набоковская Европа

LATH

Look at the harlequines! V. Nabokov

Посмотри на арлекинов —
вон клубятся, вот манят,
перелистнуты, картинны,
опрокинутые в ряд —
отражения и блики
миражей забытия,
ромбы, сумерки и пики
расстаются, серебря:
будущие амальгамы,
неприкаянные сны,
мелоса сквозную драму
хаоса и тишины, —
сотворившие под спудом
взвесь хрустальных голосов,
подражающие люду
головы котов и сов —
под бунтующею маской.
Посох, пузырёк чернил,
и перо дрожит указкой,
воскрешая звёздный пыл.

Набоков сжигает «Лолиту»

Огонь разгорелся в печурке
И тени судьбы на стене:
Набоков сжигает дочурку —
«Лолиту» в загадочном сне.
Как Гоголь, как Мастер, как гений,
Шедевр человеческих сил.
И пламень в надмирном биенье
Нимфетку почти охватил.
Но Вера не дремлет, и с верой
В грядущую славу над ним,
Отводит рукой сокровенной
От мужа пророческий дым.
И Гоголь молчит, и Булгаков,
В бессмертье свое углубясь.
В раю прошептали: – Однако,
Набоков средь нас, не таясь!

«Когда б Набоков не уехал…»

Когда б Набоков не уехал
Не пересек границу снов,
Он Сирина являлся б эхом
В стране, где на любви засов.
Он проживал бы в коммуналке,
Как наш набоковед Е.Б.,
И мылся летом бы в Фонтанке,
Подобно разной голытьбе.
Вблизи заброшенных имений
Грибы для супа собирал.
Его непокорённый гений
Там слиться б с пушкинским желал.
О чем писал бы он романы
Под веденьем НКВД?
Свидетель яви безымянный,
Попутчик хрустнувшей звезде.
Не стал всемирно знаменитым,
Мы не читали бы его
Защиты Лужина, Лолиты,
Лауры, Машеньки, всего.
Изгнание необратимо,
Набоков заслужил покой.
Его двойник живёт незримо
В полуподвале на Морской.

Одари

Поэзия и проза
слились в романе «Дар»:
торжественная роза,
пленительный удар.
Дуэль почти возможна,
с литературой, и
туда, где невозможно
быть явственным – смотри!
Услышь единый голос,
и с Федором вдвоем
виденья тонкий волос
ведет за окоем.
Туманности и тени,
незримый фимиам
даруют сновиденье,
ниспосланное нам!

Сиринодар

Набоков вернулся нежданно,
но были и вправду волхвы,
которые Сирина тайну
несли от Морской – до Невы.
И словно письмо отпускали
в бутылке земного вина.
И в бездне его окликали,
не зная, в чем слова вина.
Мерцанье его вдохновений
средь белых ночей в вышине.
И города горние тени
воскреснут в набоковском сне.

«Набоковский заветный Петербург…»

Набоковский заветный Петербург
То адом раскрывается, то раем,
Там фонарей сиреневый испуг
За прозвеневшим в сумерках трамваем.
За краем Гумилева ждал расстрел,
Набокова – дальнейшее изгнанье,
Он так мечтал вернуться – не успел,
Героев отправляя на закланье,
Иль на разведку – к родине своей,
Где Лужина он помнит ненароком
На фоне запрокинутых ветвей,
Колеблющихся в зареве высоком.
На Север отправляется багаж,
Где птица Сирин? В небесах изгнанья
Ей воздух преградил крылатый страж,
Не принимающий стихов и оправданья.21 апреля 2017 г.

«Мистер Набоков, где же вы, где…»

Мистер Набоков, где же вы, где,
Ваш истончается прах на воде,
Жёлтую влагу взрывает руда,
Сирин взлетел глубоко в никуда,
Старого парка размыты черты,
Ясень застыл у последней черты,
Мнима отверстая речка Грязна,
Сон отражает – но чей? – допоздна.

Одним лучом

Набоков рассеянный пушкинский луч,
извне отмыкающий непостоянство,
где каждой пылинки зловещая ртуть
прекрасна и трепетна в тире пространства.
Прицельное Око сквозит в полусне,
лучами тревожа, мерцая, блистая,
крестам Исаакия Слово извне
даруя на паперти синего края.
В ладони времён исчезают дары,
слепящи минуты, как искры смятенья
в фонтане, где плавится эхо игры,
и луч окликает: – Не вечность – но тень я.22 апреля 2010

Творчество набоковедов Проза

Волкова Русина