Тень ведьмы

Я прошла чуть-чуть. В углу, почти скрытая между алтарем и высоким прямоугольным столом, сидела Мерседес Перальта. Она казалась спящей, ее голова откинулась на спинку стула, глаза были закрыты. Она выглядела очень старой. Я никогда не видела такого лица. Даже в своей спокойной неподвижности, оно выдавало пугающую силу. Отблеск свечей скорее смягчал ее резко выраженные черты, чем подчеркивал решительность, отпечатанную в сети морщин.

Она медленно открыла свои глаза — они были огромными, миндалевидной формы. Белки ее глаз незаметно меняли свой цвет. Сначала ее глаза были почти пустыми, затем они ожили и пристально посмотрели на меня с тревожной прямотой ребенка. Прошло несколько секунд, и постепенно под ее пристальным взглядом, который не был ни враждебным, ни дружелюбным, я начала чувствовать себя неудобно.

— Добрый день, донья Мерседес, — приветствовала я ее прежде, чем окончательно потерять всю свою храбрость и убежать из дома. — Мое имя Флоринда Доннер, и я буду очень краткой, чтобы не занимать ваше ценное время.

Она несколько раз мигнула, подстраивая свои глаза, чтобы продолжать смотреть на меня.

- Я приехала в Венесуэлу изучать лечебные методы, — продолжила я, приобретя уверенность. — Я учусь в университете в Соединенных Штатах, но мне по-настоящему нравится быть знахарем. Я могу платить вам, если вы примете меня как ученицу. Но даже если вы не примете меня в ученики, я могу платить вам за любую информацию, которую вы мне сможете дать.

Старая женщина не сказала ни слова. Она жестом пригласила меня сесть на табурет, затем поднялась и посмотрела на металлический предмет, лежащий на столе. На ее лице было комичное выражение, когда она вновь посмотрела на меня.

- Что это за аппарат? — спросила я отважно.

- Это морской компас, — небрежно сказала она. — Он говорит мне всякого рода вещи. — Она подняла его и положила на самую верхнюю полку стеклянного буфета, который стоял у противоположной стены. По-видимому, ее осенила забавная мысль, и она начала смеяться. — Да, я дам тебе любого рода информацию о знахарстве, но не потому, что ты просишь об этом, а потому, что тебе повезло. Я уже знаю это наверняка. Чего я не знаю, так это сильна ли ты.

Старая женщина на миг замолчала, а затем вновь заговорила громким шепотом, совершенно не глядя на меня; ее внимание привлекло что-то находящееся внутри стеклянного буфета.

- Удача и сила — вот и все, на что можно полагаться, — сказала она. — Я поняла, что ты везучая, той ночью, когда я видела тебя на площади, ты еще смотрела на меня.

- Я не знаю, о чем вы говорите, — сказала я.

Мерседес Перальта повернулась лицом ко мне и вдруг захохотала так странно, что я определенно начала думать о ее безумии. Она раскрыла свой рот так широко, что я увидела несколько коренных зубов, которые у нее еще остались. Затем она резко остановилась, села на свой стул и начала настаивать на том, что видела меня ровно две недели назад поздно ночью на рыночной площади. Она объяснила, что была с другом, который вез ее домой из прибрежного поселка со спиритического сеанса. Хотя ее друг и был озадачен, увидев меня одну поздно ночью, она сама ничуть не удивилась.

- Ты мгновенно напомнила мне кое-кого, — сказала она. — Это было после полуночи. Ты улыбалась мне.

Я не могла припомнить то, о чем она говорила, или то, что я была одна на площади в столь поздний час. Но это могло быть: она видела меня в ту ночь, когда я приехала из Каракаса. Я напрасно ожидала целую неделю, что кончится дождь, и в конце концов рискнула выехать из Каракаса в Курмину. Мне было прекрасно известно, что здесь бывают частые оползни, так что вместо обычных двух часов пути, поездка заняла все четыре. В то время, когда я приехала, весь город спал, я же занялась поисками общежития вблизи от рыночной площади, которое мне порекомендовал бывший священник.

Она поразила меня своим упорством в том, что якобы она знала, что я приехала ради нее, с целью увидеться с ней. Тогда я рассказала ей о бывшем священнике и о том, что он говорил мне на свадьбе в Каракасе.

- Он прямо-таки настаивал, чтобы я повидалась с вами, — скаэала я. — Он говорил, что вашими предками были колдуны и знахари, знаменитые в колониальные времена, и что они даже преследовались Святой Инквизицией.

Проблеск удивления мелькнул в ее глазах.

Она сделала паузу и, глядя прямо мне в глаза, спросила:

- Где ты первоначально планировала изучать знахарские методы?

- В штате Яраку, — неопределенно сказала я.

- Сортес? — спросила она. — Мария Лионза?

Я кивнула головой. Сортес был тем городом, где сосредоточился культ Марии Лионэы. Говорили, что рожденная от индейской принцессы и испанского конкистадора, Мария Лионза имела сверхъестественные силы. Сегодня в Венесуэле ее почитают тысячи людей как самую святую и чудесную женщину.

- Но я приняла совет бывшего священника и приехала в Курмину, — сказала я. — Потом переговорила с двумя знахарками, и обе они сошлись на том, что вы самая знающая, и только вы можете объяснить мне тайны знахарства.

Я рассказала ей о методах, которым хотела следовать при обучении: я хотела непосредственно наблюдать и участвовать в каких-либо знахарских сессиях, при этом по-воэможности записывая их на магнитофон, и, что важнее всего, беседовать с пациентами, за которыми наблюдала.

Старая женщина кивала мне, хихикая время от времени. К моему величайшему удивлению, она полностью согласилась на предложенные мной условия. Она с гордостью сообщила мне, что несколько лет тому назад с ней беседовал психолог Каракасского университета, который даже прогостил в ее доме целую неделю.

- Думаю, что тебе будет выгодней переехать сюда и жить со мной, — предложила она. — Комнат в этом доме достаточно.

Я приняла ее приглашение, но сказала, что рассчитываю остаться здесь по крайней мере на полгода. Она была невозмутима. По ее словам, я могла оставаться у нее на годы.

- Я рада тебе, музия, — прибавила она мягко.

Я улыбнулась. Хотя я родилась и выросла в Венесуэле, всю жизнь меня называли музия. Это обычно пренебрежительный термин, но в зависимости от тона, с которым он произносится, его можно понимать как ласковое выражение, относящееся к любому, кто белокур и голубоглаз.

IV

Напуганная слабым шорохом юбки, прошелестевшей позади меня, я раскрыла свои глаза и уставилась на свечу, горящую на алтаре в полутьме комнаты. Пламя мигнуло и испустило тонкую черную нить дыма. На стене выступила тень женщины с палкой в руке. Тень, казалось, была окружена частоколом мужских и женских голов, которые с закрытыми глазами сидели рядом со мной на старых деревянных стульях, расставленных по кругу. Я едва смогла подавить нервное хихиканье, поняв, что это была Мерседес Перальта, которая вкладывала в рот каждого из нас большие самодельные сигары. Затем, сняв с алтаря свечу, она дала каждому прикурить от нее и, наконец, переставила свой стул в центр круга. Глубоким монотонным голосом она начала петь непонятные, часто повторяющиеся заклинания.

Сдержав приступ кашля, я попыталась синхронизировать мое курение с быстрыми затяжками людей вокруг меня. Сквозь проступившие слезы я следила за их серьезными, окаменевшими лицами, которые с каждой затяжкой становились все живее и живее, пока не начали казаться растворяющимися в сгустившемся дыме. Подобно бестелесному объекту, рука Мерседес Перальты материализовалась из этого парообразного тумана. Щелкнув пальцами, она несколько раз начертила в воздухе воображаемые линии, соединяющие четыре главные точки.

Подражая другим, я начала раскачивать свою голову вперед и назад в ритм со щелчками ее пальцев и ее ниэкоголосых заклинаний. Игнорируя растущую тошноту, я заставила себя держать глаза так, чтобы не фокусироваться на отдельных деталях того, что происходило вокруг меня. Это был первый раз, когда мне разрешили присутствовать на встрече спиритов Донья Мерседес служила медиумом и связным духов.

Ее собственное определение спиритов мало чем отличалось от объяснения Флоринды, за исключением того, что она признавала еще один независимый класс: медиумов. Она определяла медиумов как переводящих посредников, служащих каналом, с помощью которого духи выражают себя. Она пояснила, что медиумы независимы потому, что они не принадлежат ни одной из трех категорий. Но они могли быть всеми четырьмя категориями в одном.

- В комнате находится сила, которая мешает мне, — внезапно прервал заклинания доньи Мерседес мужской голос.

Тление сигар наполнило дымный мрак глазами обвиняемых, резко оборвалось групповое бормотанье.

- Я вижу ее, — сказала она, вскакивая со своего стула. Она переходила от человека к человеку, делая на мгновение паузу около каждого.

Я вскрикнула от боли, когда почувствовала нечто, резко уколовшее мне плечо.

- Иди за мной, — шепнула она мне на ухо. — Ты не в трансе.

Боясь, что я буду сопротивляться, она твердо взяла меня за руку и отвела к портьере, которая служила дверью.

- Но ты сама просила меня прийти, — сказала я ей прежде, чем она вытолкнула меня из комнаты. — Я никому не помешаю, если тихо посижу в углу.

- Ты помешаешь духам, — прошептала она и бесшумно задернула занавес.

Я пошла на кухню в заднюю часть дома, где обычно работала по ночам, диктуя на магнитофон и компануя свои понемногу растущие полевые заметки. Рой насекомых гроздью облепил единственную лампочку, висящую под потолком. Ее слабый свет освещал деревянный стол, стоявший посреди комнаты, левый угол был в тени, и там спал блохастый и шелудивый пес. Одна сторона прямоугольной кухни выходила во двор. Напротив других трех стен, черных от копоти, на необожженых кирпичах у угольной ямы стояли керосиновая лампа и круглая металлическая бадья, наполненная водой.

Я вышла в освещенный луной двор. Цементная плита, где подруга доньи Мерседес, Канделярия, раскладывала каждый день на солнце выстиранное белье, блестела, словно серебряная лужа воды. Одежда, развешанная на веревках, на фоне темной оштукатуренной стены, окружающей двор, казалась белыми пятнами во тьме. Очертания луны, фруктовых деревьев, растений смешались с дрожащими пятнами, образованными темной массой колибри и насекомых. Все утопало в пронзительном свисте сверчков.

Я вернулась на кухню и заглянула в горшок, кипящий на плите. Независимо от времени дня или ночи здесь всегда можно было найти что-нибудь пожевать. Обычно это был прекрасный суп из мяса, курятины или рыбы, в зависимости от того, что имелось в распоряжении, и ассортимента овощей и кореньев.

Я поискала для супа тарелку среди посуды, сваленной на стеллажах, выстроенных у стены. Здесь были целые дюжины бесподобных фарфоровых, металлических и пластмассовых тарелок. Я положила себе куриного супа в большую миску, но прежде, чем присесть, вспомнила, что надо начерпать из бадьи воды и дополнить горшок, стоящий на плите. Знакомство с привычками этого эксцентричного дома не заняло у меня много времени.

Я начала записывать все то, что произошло на встрече. Попытка вспомнить все детали события или все слова беседы всегда была лучшей мерой для борьбы с одиночеством, которое постоянно накатывало на меня.