Раскрытые тайны великих пророков. Час испытаний по Нострадамусу. Леонардо да Винчи. Фибоначчи. Данте. Гете.

III. Аналогии, связывающие Данте и Нострадамуса

Можно обнаружить параллели между исследуемыми произведениями и связанными с ними поступками и умонастроениями авторов. I

Данте Алигьери направил три послания на латинском языке (латынь сохраняла для Европы роль международного языка, ибо средневековая римско-католическая церковь совершала службы на латыни) королю Генриху VII (Heinrich VII, 1275–1313 гг.; король королевства Германия с 1308, император с 1312 года).

Первое письмо было передано королю в 1310, последнее — в 1311 году (дата аналогичного письма Нострадамуса королю Франции Генриху II была точкой отсчета при определении времени на нострадамусовских часах; см. раздел V).

Войска Генриха VII в 1310 году вторглись в Италию и безуспешно пытались ее подчинить.

Данте призывал императора, победоносно вступившего в Эриданскую долину, распространить свое влияние на всю Италию, на всю Европу, вспомнить, что у него есть великий исторический пример: власть римлян простиралась за границы европейского континента.

Одновременно Данте написал трактат "О монархии" ("De monarchia"), где ратовал за создание всемирной монархии, в которой монарх должен служить народам и не зависеть от Церкви.

Интересно, что в "Божественной Комедии" короля Генриха VII ждет трон в раю.

Три, а не одно письмо? Возможно, это связано с тем, что "Божественная Комедия" состоит из трех частей. Может быть, это часть замысла Данте сделать так, чтобы все связанное с поэмой замыкалось на цифре три. II

Форма поэмы соответствует традиционному средневековому жанру "видения".

Автор, как и Нострадамус, описывает видения, данные ему свыше (песнь 24 части "Чистилище") [6]:

Я вижу, как послушно на листки

Наносят перья смысл внушенный.

Нострадамус сознательно стремился погрузиться в такое состояние, которое давало ему картины будущего. Для этого он использовал специальное устройство, напоминающее оболочку в форме яйца. Это устройство имело размер около двух метров в высоту, стояло на полу; внутри него было установлено кресло.

Нострадамус садился в кресло, закрывал дверь оболочки, концентрировался и начинал наговаривать видения, приходящие к нему в изолированном пространстве оболочки. Его друг и помощник Шавиньи записывал произносимые слова.

После сеанса ясновидения Нострадамус дополнял записи, а затем превращал их в закодированный текст. [1]

Нет сведений о том, что Данте искусственно активизировал творческий потенциал. Скорее всего, в стихах речь идет о состоянии высокого поэтического вдохновения. III

Поэма начинается с того, что главный герой — автор, плутав в лесу, символизирующем грехи и заблуждения, встречает трех хищников — "проворную и вьющуюся рысь с шерстью прихотливой", льва "с подъятой гривой" и волчицу "с худым телом, лютую и злую" (символы властолюбия, честолюбия и алчности) и с помощью духа римского поэта Вергилия находит "новую дорогу".

Символ "три хищника" перекликается со словом-символом "TRI-PALUS" (подпираемый тремя сваями треножник), с которого мы начали исследование Нострадамуса.

Нострадамус зашифрованным словом "TRI-PALUS" и упоминанием треножника, во-первых, сообщает исследователям, приступающим к изучению его творения, информацию, без которой невозможно открыть шифр и тайны "Центурий", во-вторых, он говорит посвященным и тем, кто придет к пониманию истинного смысла знака "TRI-PALUS", что он знал тайну, значимость которой несравнима даже с тайнами самого пророка.

Поэма Данте — гимн цифре-знаку "3".

Все элементы "Божественной Комедии" от трехстиший, как стихотворной формы, до образа Бога единого в трех лицах развивают наполняющую произведение идею, которую я сформулировал бы так: есть тайна, касающаяся существующего в этом мире и воспринимающегося в виде трех самостоятельных, не связанных между собой реальностей, и состоит эта тайна в том, что на самом деле эти три реальности — части одного единого.

То есть Данте знаком с тайной знака "TRI-PALUS", скрываемой Нострадамусом.

Представляете, нас в нашем исследовании ждет тайна тайн, с масштабом которой несравнимы тайны гениальных представителей "Этрусского Братства". IV

Среди множества героев — исторических и вымышленных лиц, яркими персонажами "Божественной Комедии" являются герои греческой мифологии, о которых мы "прочитали" и у Нострадамуса [47]:

а) перевозчик через реку подземного царства мертвых Ха рон (песнь 3):

Старик, поросший древней сединой…

Харон сзывает стаю грешных,

Вращая взор, как уголья в золе,

 И гонит их, и бьет веслом неспешных.

б) кентавры во главе с Хароном (песнь 12):

Меж ним и кручей мчались друг за другом

Кентавры, как, бывало, на земле…

Харон, Ахиллов пестун величавый,

А третий — Фол, с душою грозовой. V

Имена главных героев произведения содержат те же буквы, существование и перемещение которых по циферблату часов Нострадамуса создают "историю нострадамусовского мира букв".

Это буквы "Т", "А", "Е", "G", "L" в именах Данте (Dante), Вергилий (Vergilius), Беатриче (Beatrice). VI

Повествование разворачивается, как и у Нострадамуса, между царством Люцифера — "ото дна Вселенной" и Раем — "святой страной", где "Свет Неизреченный", "Верховнейшее Счастье" и "Нескончаемая Сила". VII

В завершающей произведение тридцать третьей песне части "Рай" говорится о счастливых переживаниях автора, увидевшего "Свет Неомраченный", что очень похоже на нострадамусовское "Это, засиявшее божественным светом".

О стремлении увидеть этот свет говорится не раз в поэме.

Автор мечтает узреть "Лучи того, кто движет мироздание" (песнь 1 части "Рай"). VIII

Через всю поэму проходит мысль о перерождении автора, о слиянии Данте (Dante) с возлюбленной Беатриче (Beatrice), о слиянии их с "первою звездой", в результате которого становится возможным "увидеть Сущность, где непостижимо природа наша слита с божеством" [47]:

Прославь душой того, проговорила,

Кто дал нам счастье слиться с первою звездой…

И этот жемчуг, вечно нерушим,

Нас внутрь воспринял, как вода — луч света,

Не поступаясь веществом своим.

Коль я был телом, и тогда, — хоть это

Постичь нельзя, — объем вошел в объем,

Что должно быть, раз тело в тело вдето,

То жажда в нас должна вспылать огнем

 Увидеть Сущность, где непостижимо

Природа наша слита с божеством.

Там то, во что мы верим, станет зримо,

Самопонятно без иных мерил

Так первоистина неоспорима.

… огнезарный круг

Затих и с ним — рождавшийся в пречистом

Смешенье трех дыханий нежный звук.

Эти трехстишия говорят о свете неземной любви Данте к Беатриче, которым проникнуто все творчество поэта, о чувстве, которое сделало его гением мировой поэзии.

Но эти же трехстишия как будто специально написаны, чтобы прокомментировать трансформацию на циферблате имен персонажей нострадамусовского послания в слово "CHRIST". IX

В финале поэмы Данте пишет [47]:

Все — слитое столь дивно для сознанья,

Что речь моя как сумерки тускла…

Единый миг мне большей бездной стал,

Чем двадцать пять веков — затее смелой…

Я увидал, объят Высоким Светом

И в ясную глубинность погружен,

Три равноемких круга, разных цветом.

Один другим, казалось, отражен,

Как бы Ирида от Ириды встала;

А третий — пламень, и от них рожден…

Круговорот, который, возникая,

В тебе сиял, как отраженный свет,

Когда его я обозрел вдоль края,

Внутри, окрашенные в тот же цвет,

Явил мне как бы наши очертанья;

И взор мой жадно был к нему воздет.

Как геометр, напрягший все старанья,

Чтобы измерить круг, схватить умом

Искомого не может основанья,

Таков был я при новом диве том:

Хотел постичь, как сочетаны были

Лицо и круг в слиянии своем;

Но собственных мне было мало крылий;

И тут в мой разум грянул блеск высот,

Неся свершенье всех его усилий.

Здесь изнемог высокий духа взлет;

Но страсть и волю мне уже стремила,

Как если колесу дан ровный ход.

Любовь, что движет солнце и светила.

Данте в поэтической форме пытается выразить представления человека начала XIV века о Боге-Троице — Отце, Сыне и Святом Духе.

"Христианское богословие не знает абстрактного божества: нельзя мыслить Бога вне трех Лиц. Бог конкретен, ибо единое Божество одновременно обще трем Ипостасям и присуще каждой из них… Троица есть изначальная тайна, Святая Святых Божественной реальности, сама жизнь Бога сокрытого, Бога Живого. Только поэзия может представить нам эту тайну…. потому что поэзия… не претендует на объяснение. Троица не может быть постигнута человеком. Она сама объемлет человека и вызывает в нем славословие. Когда же мы говорим о Троице вне славословия и поклонения, вне личного отношения, дарованного верой, язык наш всегда не верен". [48]

Европа Данте еще не пережила Реформацию, начавшуюся в XIV веке. Поэт не мог позволить себе произвольно трактовать христианские истины.

Вот как можно коротко сформулировать неразрешимое противоречие между творческими замыслами поэта и долгом христианина [36]:

"Как христианская церковь, так и все, называющие себя церквами, христианские общества одинаково признают своим основанием Божественное Откровение…

Необходимость же Откровения признается потому, что только оно одно может дать вполне достоверное, незыблемое основание для веры и для нравственности.

Откровение, то есть сообщение созданию воли Божества, можно представлять себе или как непосредственно действующее на его волю, то есть принудительное, действующее как непреоборимый инстинкт, или как влияющее на нее посредственно, через понимание и сознание.

Очевидно, что по отношению к человеку, признаваемому существом свободным, возможно только этого последнего рода Откровение.

Но все, что предлагается нашему пониманию, может нами приниматься или во всей его объективной истинности, или совершенно не согласным с нею образом, или же отчасти согласным с нею…

…в конце концов, самое значение Откровения будет зависеть от того, какое значение придается понятию о церкви и нераздельному с нею понятию о ее непогрешимости.

Таких понятий существует, как известно, в христианском мире четыре.

Понятие православное, утверждающее, что церковь есть собрание всех верующих всех времен и всех народов под главенством Иисуса Христа и под водительством Святого Духа, и приписывающее церкви, таким образом понимаемой, — непогрешимость.

Понятие католическое, сосредоточивающее понятия о церкви в лице папы и потому приписывающее ему непогрешимость.

Понятие протестантское, переносящее право толкования Откровения на каждого члена церкви и потому переносящее на каждого эту непогрешимость, конечно, только относительно его же самого, или, что то же самое, совершенно отрицающее непогрешимость, где бы то ни было.