Гадкий я

— Скажешь это, когда я выиграю, — заявил Нотт, сложив ответное «ехидна», широко улыбнулся и, прикрыв глаза, насладился долгим глотком виски.

— Наколдовал? — возмутилась та, едва не рыча. — А ну палку на стол! — скомандовав, она чуть пнула Тео ногою, попав в правый ботинок.

— Я?! — он изобразил невинность. — Никогда! — но палочку всё-таки выложил. — Мне подфартило...

Подобные трюки как-то не входили в его арсенал — выигрывать лучше честно, но соблазн не спускать оскорбление победил.

— Чтобы выиграть у меня, нужно быть больше, чем волшебником, — прошептала Астория, перебирая букву за буквой. — И уж точно не поросёнком...

Она выставила на доску «герой» и, откинувшись на спинку стула, поправила сползающую бретель.

— Неужели Поттером? — Тео вскинул брови, демонстративно чеканя о поле весьма говорящий ход:

«Облом».

На что кисет счастливо брякнул костями и подбросил на подставку Нотта недостающие буквы.

— По крайней мере, не кретином, — заводясь, она спешно выложила «идиот».

— Хочешь поговорить о Малфое? — ухмыльнувшись, уточнил на это Не-идиот и ощутил, что лучший друг, не желая того, украл у него нечто невосполнимое. — И давно тебе мало толпы воздыхателей? Или тебе нужен... секс?

Конечно, Тео ждал реакции на непревзойдённую глупость. И даже дерзость. Ведь он не удержался, потому как увидеть фиалковые переливы пополам со смущением — то ещё удовольствие! Нет ничего приятней, чем выбить у девушки почву из-под ног.

Гринграсс даже букву уронила. Но не дала застать себя врасплох и ответила взаимностью:

— Секс с Малфоем и тебе не помешает, — она вдруг запустила в него костью-пустышкой: — Мальчишки! — Астория улыбнулась, вновь залившись румянцем от своей вольности. — Можно подумать, секс — всему причина...

Её тонкие пальцы огладили копну светлых волос.

— А когда этот мир изменился? — уточнил Нотт, добавляя пустышку себе на подставку. — Видимо, в твоей вселенной причина всему — типичный расчёт.

Прошла секунда, и на доске бессовестной рукой Тео выложилась не меньшая дерзость: «сиськи».

— Грудь, — сохраняя непринуждённый тон, провозгласил он и принял очередной пинок в правый ботинок.

— Ну нельзя же всё валить на свой... градусник! — лучшего эвфемизма «члену» Астория не нашла и ловко приставила к череде слов своё: «губы». — Мы теперь части тела перечисляем? — вполне невинно поинтересовалась она.

— Меняю, — Нотт ссыпал свои буквы в мешок, наблюдая, как Астория старательно добавляет на поле громогласное:

«Мы».

— Это шутка такая? — замер Тео, чувствуя, как чёртов мозг рисует с её губами абсолютно неправильные картинки, а градусник только поддакивает. — Нет-нет-нет, так не пойдёт... «Мы, ты, я, обнаглела, моя» — не по правилам!

— А мы тут играем на личное счастье, правила изменились!

Мешочек неожиданно надулся и запульнул в Нотта новой порцией костяшек. Те с тихим звуком упали на стол, и Тео опустил взгляд, отказываясь принимать то, что безотчётно складывали его пальцы. Точнее, всё тот же дурацкий мозг. Похоже, мешочек обладал не только магией, но и неодолимым чутьём, подыгрывая некоторым противникам.

У Гринграсс есть что-нибудь не в её духе?

Вроде чувств.

Нотт мысленно выругался и, поставив точку в метаниях и опасном флирте, выложил спасительное:

— Пуловер.

Буквы в слове волшебным образом покраснели, но вруна собственному сердцу это не волновало.

— Э-э-э-э, не-е-ет!.. — Астория замотала головой. — Я не настолько добра сегодня. Пуловер пишется не так. В нём восемь... восемь, а не семь букв, ты, мошенник! — она улыбалась.

— В моём правописании — так! — с серьёзным видом упирался Тео, ловя взволнованные фиалковые искры, и услышал едкое рыканье, очень напоминающее голос Маркуса Флинта:

— Эй, полуногий... Шёл бы ты отсюда!

Почти сразу Маркус навис над ними пьяным «судьёй»:

— Ты нарушил главное правило: не тащить в клуб свою культяпку!

— Ты прямо гений изящной словесности! — сокрушаясь, выдохнул Нотт, даже не поднявшись из-за стола. — Билет в Мунго не подарить?

Вокруг воцарилась тишина, говорящая лишь об одном:

Началось.

— Не связывайся с ним, — шепнула Астория. — Финли его вышвырнет... — она коснулась рукой широкой ладони Тео, и он, наверно, впервые почувствовал не «укус королевы», а человеческое тепло.

Нотт уставился на изящные пальцы, ощутив, как старые раны тяжко заныли, отдавая в нервы фантомной болью. Он сглотнул горечь, когда сердце ударило в рёбра, как адский молот, и его рука дёрнулась, спасаясь от недостойных касаний. Тео вцепился в родную палочку и обозвал не Флинта — себя! — уродом.

И решил не молчать:

— Мог бы придумать что-нибудь колоритнее, вроде: «И где ж такие ноги раздавали? Я б взял одну для задницы своей!» — оперевшись на стол, он вытянулся во весь свой рост, — или «С такой ногой ты хуже черепахи! Тебе моя маман из жалости даёт?»

— А ну заткнись на хрен, костыль паршивый! — Маркус схватил Тео за шкирку и тут же ощутил кончик палочки, неслабо упирающийся в ребро. — Твоё счастье, что здесь запрещены драки! — исходя злобой, процедил Маркус и прибавил у самого уха: «Она — моя, ты, убогий!»

— Флинт... — попыталась вмешаться Астория. — Флинт! — прикрикнула она, наблюдая, как тот что-то льёт Нотту в уши. — Не стыдно цепляться к хромому?

И Тео вздрогнул от её слов. Вздрогнул и побледнел, чувствуя дыру там, где сердце. Оно больше не билось — оно провалилось в нечто тёмное... и мёртвое. Тео будто окостенел, только строптивый рот бросил в красную рожу Флинта очередную тираду:

— Ты сожалеешь о моей ноге, а я — о размерах твоего члена!

Нотт изобразил фальшивую грусть и заслужил одобрение распалённых стычкой посетителей клуба: в виде аплодисментов и возгласов «Заткни его, парень!».

— А вот Астория так не считает, — воняя хмельными парами, огрызнулся Флинт. — Особенно когда скачет на нём драной сучкой... — он обнажил зубы и тотчас получил несказочный удар в корпус.

От Нотта.

Маркус отшатнулся — и новый удар в челюсть заставил его рухнуть, зацепив ближайший стол, получить шахматной доской по лбу и нехило приложиться о пол нетрезвой охреневшей башкой. А заодно — и тощей задницей.

Между тем Тео покосился на Асторию и высказался абсолютно чужим:

— Я в твоей защите не нуждаюсь, — не дав ей и шанса на оправданье, он с тихим хлопком... исчез.

Туда, где в нём не видят калеку.

Красота Гринграсс тут же преобразилась. Нет, она не испарилась — усилилась. Она почти ослепляла окружающих алостью губ, чернотой глаз и блеском дьявольской кожи. Локоны заискрили, перестав отливать золотом, грудь наполнилась злостью, лицо — презрением, а красное, цвета бордо платье зашлось пурпурным маревом.

Сконфуженный, стоящий на четвереньках Маркус побитой собакой двинулся в сторону хозяйки, скуля и завывая:

— Ну, прости... Прости... Чёрт попутал! — он, шатаясь, поднялся на ноги. — Я не мог больше видеть, как ты с ним...

Флинт стёр рукавом кровь:

— Будь моей, ну что тебе стоит... Ты всего меня измотала, стерва!

Звук пощёчины заставил его заткнуться.

— Это тебе не за стерву! — прошипела Астория, еле сдерживаясь от того, чтобы навсегда превратить хама в руконожку. — И даже не за сучку, урод...

Она щёлкнула пальцами, подзывая эльфа, и приказала стальным неживым тоном:

— Раздень эту пьянь, Финли, свяжи и доставь в Кошачий переулок. Прямо на клумбу к старухе-Амбридж!

Без слов домовик испарился, утащив за собой если не кандидата в любовники злобной жабы, то точно претендента на её воспитательные меры.

А Астория дрогнула одними губами, утопая в проклятом чувстве вины, и уставилась на то место, где минуту назад стоял Нотт, взывая в саму пустоту:

«Прости...»

* * *

Исчезнув из Мэнора, Гермиона ступила на Гриммо, едва не расплакавшись. Вот так: по-детски, бездумно и отчаянно, словно ей не двадцать один, а пятнадцать. Словно она не аврор, не лучшая выпускница Хогвартса, не отличница курсов Элдрича Диггори, а кандидат на звание Дура года. Она сжала губы, ненадолго зажмурилась, прижала ладонями веки и пообещала себе не проронить из-за Малфоя и слезинки! Гермиона Грейнджер выше этого. Она может расплакаться по любому поводу, включая дурацкое свадебное платье (которого у неё нет) и разбитую любимую чашку (которых уже коллекция!), но расклеиться из-за будущего мужа первой красавицы Англии...

...почти преступление.

— Пусть женится хоть на... козе! — буркнула Гермиона. — А муж козы кто? — болтая с собою, она усмехнулась. — Точно не орёл...

Она расстегнула алую мантию, швырнула ту на диван в гостиной и заспешила к двупольной двери, убеждая себя, что быть умной достойнее милого личика. Пусть даже половина волшебного мира считает иначе! Видно, это не самая лучшая его половина, раз какая-то красота лишает парней мозгов. Слава богу, не Гарри... Хотя и он, если по правде, изрядно робел при прошлой встрече с Асторией. Будто та пригласила его не на танец, а прямиком в свой будуар и далеко не на партию в шахматы. Даже Рон (её Рон!) почитал за честь поддаться этой любительнице настольных игр, лишь бы лицезреть Мисс Безупречная улыбка, и Безупречные волосы, и Безупречная грудь, а также прочие Мисс Безупречность, обещающей ему заслуженное везение в любви и матч-реванш в самом ближайшем будущем. Ох, не зря Нотт зовёт Асторию Гусыней де Помпадур, очевидно, не жалуя её прелести. По идее, Гермиона должна была давно ревновать к Гринграсс... Ревновать не слегка и не благородно. Ревновать, как Джинни, исподволь грозя той метлой промеж глаз и битой по мягкому месту, но тогда любое кокетство вызывало скрытое сожаление и усмешку. Ведь манипулирование теми, у кого в штанах царь и жеребец, — не повод для гордости.

Теперь же, к своему стыду и унижению, Грейнджер тянуло расплакаться, проредить противно безупречные зубы и оскопить одного белокурого скакуна, дабы в первую брачную ночь им светила лишь партия в шашки! Откуда такие желания? За какие такие грехи? За один — необъяснимый или за остальные двадцать — вполне объяснимые? Сдаётся, что из-за недавней ошибки Гермиона Грейнджер превратилась в слезливую тряпочку. И в злюку. И в наивную девочку, чего тут скрывать, потому что когда-то поверила, что в груди у Малфоя — сердце, а кое-где ниже — поэт и джентльмен.

Мечта... идиотки.

Да он ради своих яиц — естественно, нелегальных и, естественно, тварей — прикинется не только нормальным, но и гриффиндорцем! Он никогда не приблизится к Грейнджер, если за этим не стоит выгода, тонкий расчёт или хотя бы тот самый Царь с претензией на господство. И разве ей нужны отношения с кем-то, кто способен победить на конкурсе Эгоист года, устроенным им же и ради себя любимого? Нет. Определённо, нет! Никогда. Не в этой жизни. А сейчас Гермионе просто необходим друг...

— Гарри! — позвала она, распахнула дверь и рванула в холл, припоминая, что Джинни вроде как на сборах, а у Главного аврора на повестке дня поимка Корбана Яксли, сбежавшего после битвы и напавшего на Невилла неделю назад. Прямо в стенах Хогвартса.

— Гарри! — негромко повторила Гермиона, чувствуя себя ещё хуже, ведь надежда на разговор по душам таяла на глазах.