Ups & Downs

Глава 10

Заснуть? Ну что вы, какой там сон. Ведь сейчас мой мир терпел свой конец света. И да, от этого самого Блэквуда. Я знала… я словно всегда знала, что подходить к этому мужчине — верх неблагоразумия и глупости.

Чертов конверт… Чертов конверт, оказывается, предназначался мне!

О, как все расчетливо продумано.

— Признаю, сукин сын! Ты чертовски расчетлив! — Проорала я на весь проклятый дуплекс, точно уверенная, что Блэквуд, который меня тут оставил уже часа три как, все услышит.

Хотя он не подавал вида. Возможно, он вообще ушел, а меня оставил здесь. Я не слышала его шагов внизу, голоса. Наверняка ушел, ублюдок. Все же я ору тут уже три часа к ряду, а он — ноль реакции.

И ни о каком отдыхе и речи идти не может! Я напугана, измотана, растрепана, изранена, вся пропитана алкоголем. Ну и, в конце концов, я не смогу заснуть с наручниками, когда мои руки прикованы над головой к кованой спинке кровати.

Как четко сработано! Эти бумаги. Этот билет, письмо, увольнительная. Он не лгал, люди, знающие меня, поверят, даже не задумываясь. Я же была в их глазах совершенно чокнутой… Ха! Они еще Блэквуда не знают. По шкале неадекватности от одного до десяти он был той самой десяткой. И если я была доктором Франкенштейном, то он — самим Лектором.

А эти наручники? Откуда здесь наручники, я не могу понять? Он что, подготовил даже такую деталь? И кодовый замок, да? Так, что я при всем своем желании не смогу открыть ее.

— Зачем? — Звучало тихим шепотом, в котором было столько ужаса и обреченности, что меня напугал собственный голос.

Но мне действительно нужно было понять его причины. Я не доживу до завтра, мне нужно знать прямо сейчас!

Если бы он хотел убить меня, он бы это уже сделал. Тоже и насчет изнасилования… да я вроде на его кровати уже часа три сижу! В одиночестве.

Оставлять меня одну сейчас было еще той подлостью. Не то чтобы я его очень хотела видеть. Но я ведь…

Боже, мне никогда не было так страшно. Я понимала, что если смогу отсюда выбраться, то больше никогда не буду спать в одиночестве. В смысле… я просто не смогу заснуть в темноте, да еще и одна.

Клянусь, найду себе парня! Нормального парня. Пущу на это дело всю свою внимательность, шарм и обаяние. Я даже одеваться стану прилично. И мысли держать при себе.

Почему-то я была уверена, что будь у меня хоть кто-то, проблем бы было меньше. В конце концов, я бы просто не была такой легкой мишенью.

Хотя, наверное, сила его безумия неукротима. * * *

Он был заведен. Невероятно возбужден. А причина тому?

Черт, Аарон до сих пор не понимал, как остановился и оставил ее одну там, на своей кровати. Кажется, он не зря так почитаем своим народом. И когда говорили, что у него железная воля — не лгали. Он просто само терпение, сама невозмутимость и сдержанность.

Сидя в своем излюбленном кресле, посреди разлитого алкоголя, осколков стекла, посреди всего этого хаоса с сигаретой, он пытался расслабиться. Вот уже несколько часов к ряду. Однако ему не виделся белый песок и синее море — никаких расслабляющих мыслей.

Он смотрел на весь этот бардак и вспоминал. На этом полу она отбивалась как дикий котенок. Ногтями и зубами. Она так вырывалась, шипя и ругаясь, что покорить ее стало необходимым даже из-за чисто мужского принципа. Он любил подчинение. Сила, банально. Но такова природа. Она мудра в своей простоте.

Его ладони скользили по ее телу, облитому коньяком и виски, пока она выгибалась в его руках. А потом он схватил ее, прекращая глупую шутливую борьбу. И отнес в свою спальню — на его территорию. На кровать. И когда он приковал ее там… слизать все это виски с ее кожи и заодно наказать ее особым, изощренным способом, стало нуждой.

В общем-то, он пытался унять свое человеческое сердце, которое ему мешало. Ну и кое-что еще, что ему также мешало… тоже слишком человеческое. Потому что в былые дни он не чувствовал ничего даже отдаленно похожего.

Аарон грубо поправил свои штаны, шипя от возбуждения и боли.

Прежде чем снова посетить свою спальню, он должен хоть немного остыть. Достаточно для того, чтобы быть уверенным — он на нее не набросится.

— Ты слышишь меня! Ублюдок! Гребаный сукин ты сын! Я… знаешь, что я сделаю?! Я… вырву твое сердце и съем его, ясно?! Я… совершенно чокнутая, когда меня ограничивают. Я ведь так и сделаю! — Он слышал ее голос приглушенный стенами и смеялся.

Не сдерживаясь на этот раз. Вот в чем она была похожа на их женщин — это ее непокорность. Ее мягкое тело скрывало железную волю. И ему нравилось это. Он должен ее покорить, он должен присвоить и приручить… чтобы затем отдать другому.

Одна эта мысль подействовала на него лучше, чем сотня холодных водно-душевых процедур. Улыбка быстро сошла с его лица, в глазах поселился холод полярных льдов.

Что это, черт возьми? Он ведет себя как мальчишка. Забавляется, в то время как ему нужно лишь объяснить ей всю суть, дать привыкнуть к этой мысли и отдать в чужие руки.

Так какого же черта он тут лыбиться как малыш с шоколадкой? Он начинает забывать свою истинную цель… К тому же у него осталось не так уж много времени.

Любое дикое существо можно приручить. Нужно только время. Время поможет ей смириться с ее положением. Рано или поздно, но она поймет, что ничего не изменить.

Ничего не изменить…

Аарон мотнул головой.

Это на него не похоже. Он стал слишком часто и всерьез задумываться над мелочами. Над несущественным. Над чем думать не должен.

Кинув взгляд на женскую сумочку, которая лежала на кушетке, Аарон поднялся. В конце концов, уже было шесть часов утра. А женщина так и не заснула. Она продолжала кричать все это время охрипшим голосом, пропитанным ненавистью и презрением. Верно, пусть ненавидит его. Потому что ее взгляда, полного желания, как у других, он бы не вынес…

Схватив ее сумку, Аарон решил исполнить свое обещание. Собственно говоря, ему все равно нужно когда-то рассказать ей о ее судьбе и будущем. И лучше сделать это раньше, чтобы дать больше времени свыкнуться с мыслью, что ее свобода больше ей не принадлежит.

Прошло достаточно времени, чтобы она хоть чуть успокоилась, после их схватки. Сейчас она будет смиреннее и покорнее… он правда так думал, переступая порог своей спальной на втором этаже дуплекса.

Ну вот — один взгляд на нее и он опять не может контролировать это чертово человеческое тело — губы сами растягиваются, реагируя на ее злость и непокорность. Он словно поощряет ее своей ухмылкой на подобные взгляды, потому что ему нравится ее дикость. Забитой, немощной, умирающей девочке без характера и возбуждающей дерзости нечего делать на его постели.

А хотя постойте…

Она же будет отдана другому.

Эта мысль действовала на него как плеть на буйвола, который, везя телегу, отклонился от курса. Мысли пошли не в ту сторону, все больше возникало проклятых «а если бы», однако, одна эта мысль — и они снова берут верное направление.

— У тебя было около шести часов, чтобы отдохнуть, эйки. Нужно было этим воспользоваться.

— Да? И дать тебе тишину и покой? — Ее голос осип, и все равно она делала его как можно более громким. — Ты свихнешься тут со мной, будь уверен, Блэквуд. Потому что я не собираюсь замолкать. Ты будешь молить меня каждую ночь о тишине… — Дальше он не слушал.

Молить каждую ночь…

Мужчина хмыкнул, быстрым взглядом обегая ее «изумительный» внешний вид. Там на самом деле было на что посмотреть — чулки в стрелках, юбка задралась так высоко, что открывает верх оголенных бедер, а блузка, от которой оторвались верхние пуговицы, теперь не скрывала белых чашечек бюстгальтера.

Что сказать, ему пришлось вновь стереть глупую улыбку со своего лица громким и отчетливым «предназначена другому» в мыслях.

— Тише, маленькая женщина, спокойнее. — Усмехнулся криво Аарон, обходя кровать, перед которой в итоге поставил стул, садясь на него. — Тебе понадобиться сон. Лучше уж получить его сейчас. Возможно, совсем скоро у тебя не будет возможности хорошо выспаться… А зная вас, людей, вы любите спать — все же треть жизни…

— Притормози, Блэквуд-безумец! — Она рявкнула со всей силы своего севшего голоса. — Не понимаю, что значит… не удастся выспаться и… вас, людей.

— Я все объясню, Шерри-детка. Скоро. — Улыбнулся он слащаво, открывая ее сумочку и вытряхивая все содержимое на ковер. Она долго ругалась, смотря, на то, как он грубо обращается с ее вещами. Сумка была отшвырнута за ненадобностью в итоге, после чего он начал неторопливо рассматривать ее вещи. — Хм-м-м. Вы женщины… странные. Что у нас здесь… Не хотел я копаться в твоих вещах, эйки. Это ведь ниже меня… Но все же… — Он взял телефон, вытаскивая из него батарею и отшвыривая несчастную трубку в сторону. — Я должен понять, если способ у тебя с кем-нибудь связаться. Ну и… — Он выпотрошил ее косметичку. — Мне нужно знать, что для тебя необходимо. А что — даром не нужно. — Он откинул губную помаду, тушь, карандаш для век туда же куда и телефон. — Шерри-детка, тебе все это не понадобится. Мой повелитель любит все настоящее. Фальшивое его не привлекает… да какого мужчину вообще привлечет поддельное? — Она сменила тему своих криков, вопя о том, что «можно поспорить… силикон… размер… встает» и что-то еще в том же роде. Когда он добрался до тампонов, ее голос стал ультразвуком. — Ладно, эйки. Тише, прошу тебя. Я оставлю это тебе. — Он кинул миниатюрную коробочку на кровать. С улыбкой продолжая слушать ее частые «ублюдок» и «безумец». Он рассматривал какие-то листы, записи в ее блокнотике, всю ту мелочь, которая затерялась в ее сумочке. В конце концов, кроме этих тампонов, капель для глаз, щипчиков, ножниц, пилочки для ногтей, сменной пары сережек и влажных салфеток у нее не осталось ничего. Все остальное конфисковали за ненадобностью.

Аарон не сдержал колкости, когда собирал все ее ненужные вещи черный пакет. — Ты должна ценить мое великодушие, Шерри-детка. Потому что уже совсем скоро у тебя не останется даже этого. Тебе нужно привыкнуть…

— Заткнись! Убирайся, слышишь?! Пошел к черту! — До сих пор царапалась и кусалась. Но, поразительно — она не плакала.

Аарона удивляло это, ведь он знал, что излюбленное дело женщин — слезы. Здесь был лишь чистый гнев. И это говорило лишь о том, что она пока еще не собиралась сдаваться. Что ж, в этом было много хорошего, потому что Аарон не знал, что делал бы с ее слезами. * * *

Молчание.

Он вообще-то рассчитывал на иную реакцию. Гнев, который бы не входил в сравнение с тем прошлым гневом. Ненависть, такая, чтобы он понял — она может ненавидеть его еще больше. Даже ее слезы. Да, он ждал ее слез отчаянья после своего последнего слова. После того, как рассказал ей суть ее заточения. Рассказал простую истину о том, что он принесет ее в Дар своему Владыке.

А она… она молчала. До поры до времени.

Потом ее выражение лица изменилось. Уголок губ дернулся, потянулся вверх. Напряженная улыбка застыла на ее лице. А потом девушка начала смеяться. Сначала тихо хихикать, а потом уже откровенно хохотать.

Странная женщина. Она смеялась и тогда… после того случая… в коридоре.

Чертовы воспоминания!

Она смеется теперь. И он был растерян, не зная как реагировать.