Водородная Соната

15 (С -13)

— Это полностью закрытая система, — произнес человек с завязанными глазами, нащупывав сиденье, поворачивая его теперь и держа под углом к древней на вид консоли и экрану, чтобы септаме мог сесть. Банстегейн взялся за спинку сиденья, но садиться не спешил. Человек с завязанными глазами — судя по форме, капитан полка внутренних войск — разговаривал с ним, хотя видеть не мог. — Она не связана ни с какой другой и поэтому содержимое её недоступно нигде, кроме как здесь. Известно, что в других подобных герметичных устройствах принято хранить определённого рода записи, не подлежащие огласке, однако в этом просто каталогизированы различные части оборудования, которые, как считается, лучше всего держать в тайне от широкой общественности и даже от личного состава вооруженных сил.

— Понятно, — сказал Банстегейн, изучая лицо капитана, чьи глаза были скрыты за толстым металлическим ремешком, с напыленной на него по краям темной пеной. По словам маршала Чекври, лично доставившей его сюда, в этот безымянный, хотя и хорошо охраняемый склад на окраине столицы, подобный этикет являлся здесь нормой и не представлял каких-то особых мер, принятых специально к его визиту.

Когда они только приехали и были представлены капитану с завязанными глазами, маршал достала мрачного вида боевой нож, быстро метнув его, так, что он просвистел в сантиметре от лица капитана, не вызвав, как показалось сначала, ни малейшей реакции с его стороны. И лишь спустя некоторое время капитан, словно бы вспомнив о случившемся, сказал:

— Я почувствовал ветер — полагаю, вы испытывали меня?

Чекври только улыбнулась своей тонкой, лишенной явного эмоционального окраса улыбкой.

Она осталась во внешнем помещении, Банстегейна же провели в едва освещенный внутренний кабинет через двойные толстые двери.

— Итак, — сказал Банстегейн, все ещё не решаясь сесть. — Вы знаете, кто я, капитан?

— Нет. Чтобы находиться здесь, вы должны быть выше определенного звания — какого именно, зависит от места службы и полка, — но я не знаю, кто вы. Ваш голос кажется мне смутно знакомым, но я не смог бы его определить. — Он улыбнулся, и его голова слегка откинулась назад, так что теперь казалось, будто он обращается к точке где-то над головой собеседника. — Для человека, который большую часть своего рабочего дня проводит в темноте, я удивительно плохо разбираюсь в голосах. — Он пожал плечами. — В каком-то смысле это благословение.

— Без сомнения.

— Пожалуйста, присаживайтесь.

— Спасибо. — Банстегейн наконец сел. Капитан перешел к управлению системой. Оно было достаточно простым.

— Любой предмет меньше определенного размера, способный поместиться в этот ящик… — капитан выдвинул очень длинный и тяжелый на вид ящик в консоли — … будет доставлен в него. Более крупные будут доставлены в выдвижной бункер позади вас. — Он кивнул на участок стены, где находился прямоугольный контур длиной почти два метра с внушительной двойной ручкой.

— Экран покажет вам, сколько времени потребуется для физического извлечения любого предмета, если вы найдете тот, который соответствует вашим требованиям, но, пожалуйста, имейте в виду, что процедура может занять несколько минут, в отдельных случаях до десяти, а некоторые предметы требуют сборки и… погрузки. Может потребоваться немного терпения. Я оставляю на ваше собственное усмотрение и на усмотрение офицера, который сопровождал вас сюда, подходит ли вам тот или иной выбранный предмет. — Капитан с завязанными глазами с сожалением вздохнул. — Полагаю, вы уже проинформированы об этом, но я обязан сообщить вам, что вся ответственность за использование любых предметов, содержащихся здесь, целиком и полностью лежит на вас, и как только предмет покинет помещение, он станет вашей собственностью, а все записи о том, что он вообще здесь был, будут безвозвратно стерты и удалены из базы данных.

— Я понимаю, — сказал Банстегейн. — Должен ли я что-нибудь подписать или произнести какие-то слова?

Улыбка капитана стала широкой.

— В этом нет необходимости. Официально вас здесь нет.

— Понятно. Что ж, спасибо. Извините, что доставил вам столько хлопот.

— Вовсе нет. В последнее время было очень мало запросов. Приятно, что кто-то снова нуждается в наших услугах. Я вас покидаю — нажмите синюю кнопку слева от консоли, если вам понадобится помощь.

Банстегейн подождал, пока тяжелые двери полностью закроются за капитаном, после чего снова повернулся к экрану. Он приготовился сказать системе, чтобы она проснулась, и почувствовал себя глупо. Конечно — здесь же полностью ручное управление, без малейшего намёка на распознавание голоса, не говоря уже об искусственном интеллекте. Он быстро нашел кнопку включения и нажал на неё.

Простой экран с клавиатурой или стилусом и планшетом для письма — по желанию.

Он вздохнул. Это должно было занять некоторое время. * * *

26-я струнная соната Т. К. Вилабье для еще не изобретенного инструмента, МВ 1211 — "Водородная соната" — начиналась с одной продолжительной ноты, в верхней части диапазона телесной акустической антагонистической ундекагонной струны для четырех рук. К этой единственной ноте затем присоединялся слабый, неуверенный аккорд из медленно меняющихся гармоник, что являлось еще одним способом сказать, что соната начинала звучать не в такт после того, как в ней появлялось больше одной ноты. Любители и недоброжелатели в равной степени соглашались, что это было выдающимся достижением, а также и с тем, что произведение в целом было чем-то вроде теста.

Одна высокая нота в начале должна была означать одиночный протон, в частности, ядро водорода, а следующий за ней колеблющийся псевдоаккорд призван был воплотить концепцию облака вероятности единственного электрона, так что вместе первая нота и первый аккорд представляли элемент водород.

Считалось, что Вилабье шутил, когда утверждал, что это произведение — не более, чем прелюдия в огромном и ещё более сложном цикле, который в будущем охватит всю периодическую таблицу.

Как бы ни было, а после такого простого начала произведение становилось невообразимо сложным и — по крайней мере, вначале, пока техника игры и технология протезов не усовершенствовались в достаточной степени — почти не воспроизводимым. Многие считали, что не имело особого значения: можно было воспроизвести сонату или нет — важно то, что её было совершенно невозможно слушать.

Но это, в то же время, означало и несколько доктринерское отношение к самому понятию "слушать".

— Мне нравится, — выдал корабль через Бердла.

— Правда? — Коссонт встала, встряхиваясь, пытаясь расслабить перенапряженные мышцы, обычно быстро утомлявшиеся, когда человек играл на одиннадцатиструной с особым рвением. Она взялась только за первую часть, и то только потому, что корабль попросил её об этом, и потому, что она чувствовала себя виноватой за то, что несколько дней не прикасалась к инструменту. Корабль по этому случаю изменил акустику большой центральной гостиной модуля, придав помещению необходимые отражательные свойства. Они были в дне пути от места назначения — централизованных Баз Данных и связанных с ними мест обитания, учреждений и вспомогательных ресурсов в системе Оспин.

— Да, — отозвалась Пиан, — правда?

Пиан была совершенно равнодушна к "Водородной сонате" — как и к любой другой музыке, — пока не поняла, что большинство людей ненавидят это произведение, что побудило её в итоге присоединиться к хору презрения.

— Я вижу, что пытается передать произведение, и здесь есть математическая элегантность, которую я ценю, — сказал Бердл. — Кроме того, я придумал форму нотной записи, которая, как мне кажется, улучшает его абстрактное восприятие, как модель визуального и интеллектуального внутреннего опыта, без необходимости непосредственного знакомства с самой основой.

Коссонт кивнула.

— В этом, наверное, есть смысл. — Она остановилась, нахмурившись. — Ты придумал…?

— Не совсем. Неважно.

— Я согласен с господином Бердлом, — вмешался Эглиль Паринхерм. — Однако я улавливаю некоторую диссонансную тональность.

Андроид был активирован несколько часов назад, мгновенно проснувшись на платформе кровати, где хранился. Он уставился прямо перед собой и глубоким, идеально контролируемым голосом сказал: "Блок И988, Паринхерм, Эглиль, системы проверены, все включено. Статус сима готов, включен, субъективная шкала времени один-к-одному".

— Хм, — произнёс Бердл. С тех пор он несколько раз пытался выключить и снова включить андроида, но безрезультатно.

Коссонт согнула пальцы, убрав два смычка инструмента в футляр.

— Диссонансная тональность — это то, что нужно, — вздохнула она.

— Пока ты играла, — сообщил ей Бердл, — я нашел несколько снимков твоей матери.

— Ооо…

— Должен ли я…?

Через два дня после того, как они покинули систему Изенион, Коссонт вдруг поняла, что должна сообщить матери, что с ней всё в порядке. Она попросила корабль передать Вариб сообщение о том, что она жива и здорова, но не может связаться с ней напрямую.

— Я могу легко организовать прямую связь, — радостно сообщил ей корабль.

— Неужели? — она широко раскрыла глаза. — В любом случае, как я уже говорила: жива и здорова, но не могу общаться напрямую… э, не говори никому, что я была на связи… надеюсь, у вас все хорошо… увидимся до Инициации. — Она улыбнулась гзилту, в которого превратился аватар. — И я встретила элегантного…

— Есть ли какая-то подпись? — спросил Бердл. — Что-то характерное?

— Её обычные слова для меня: "Если ты и дальше собираешься быть такой!", после чего экран становится пустым, а моё обычное: "Береги себя", потому что это выражает заботу, без необходимости использовать слово "любовь".

— Хм, — сказал аватар. — Немного не персонализировано. В таком виде это способен послать кто угодно, и твоя мать может заподозрить, что ее обманывает третья сторона.

Коссонт вздохнула.

— Наверное. Ну… передай ей привет от Пиан, и скажи, что я сохраняю свой естественный цвет волос.

Корабль нашел экран Вариб.

— Это вчерашняя передача по одному из каналов круизного морского судна, на котором находится сейчас твоя мать, — сказал Бердл, когда в воздухе появился экран.

Коссонт опустилась в кресло. Виртуальный экран последовал за ней. Пиан взмахнула крыльями и перевернулась, чтобы устроиться в шезлонге рядом с Коссонт. Даже Паринхерм наклонился, чтобы видеть лучше. Коссонт подумала, не попросить ли ей остаться одной, но потом решила, что ей все равно.

Экран ожил, на нём появились кадры квартиры её матери на морском судне и женский голос за кадром произнес: "Мы поговорили с мадам Вариб Коссонт с двадцать пятой палубы, которая считает, что её дочь могла быть вовлечена в нынешнюю чрезвычайную ситуацию, и теперь, только что получив от неё известие, опасается за её благополучие и даже жизнь”.

— Вот, чёрт! — выкрикнула Вир. Она посмотрела на Бердла. — Ты ведь сообщил, чтобы она никому не говорила, что я с ней связалась?

— Конечно, — сказал Бердл, нахмурившись. — Мне казалось, это было передано недвусмысленно. Даже решительно.