Моргемона

— Тебе следовало быть расторопнее, — натянуто произнёс он, поигрывая тушкой в своей руке.

«Ты настолько горд, что даже Лукавого презираешь», — подумала Гидра. — «Все в Оскале знают, что он любит мясо крупной речной рыбы, сомов и белуг. Но ты его уже, как и меня, сбагрил Астрагалам, и теперь напоследок захочешь подсунуть ему что-нибудь неприятное».

— Простите, отец, — ответила Гидра сломанным голосом. Она раньше дерзила ему, но Тавр не скупился на наказания. И хотя Гидра была упряма так же, как и он, они оба привыкли в последние годы как-то избегать этой траты времени. — Мне не сказали, что вы ждёте.

— Эта дура Пиния даже два слова связать не смогла?

— Нет-нет, — Гидра подобралась. Подушки-подушками, но жестокости к Пинии она не хотела. — Я сама её прогнала.

Красивое лицо Тавра искривилось. Ему было тридцать четыре года от роду, но, если горожане Арау в этом возрасте казались уже иссохшими стариками, Тавр всё ещё напоминал своенравного молодого аристократа.

— Значит, дура, как всегда, ты, — его рука привычно дёрнулась, а Гидра не менее привычно отшатнулась. Но тушка ягнёнка помешала очередной оплеухе. — Довольно разговоров! Подойди ближе. Астрагалы наверняка забыли сциит и не смогут ни одного слова перед драконом сказать.

Гидра послушно приблизилась к краю одного из дымящихся прудов. Пузыри лопались на поверхности.

— Женщине не пристало знать такие тонкости, — продолжал Тавр. — От запаха женской крови драконы приходят в ярость. История знала слишком много таких, как ты, мнительных дур, особенно с короной на голове, что лезли к ним, зная о своей порочности. Но тебе надо дожить до завтрашнего венчания, поэтому помни: подходя к дракону, не держи в голове ничего. Только ту определенную мысль, что ты готова открыть ему. И не дай Боги это будет гнев или страх. Они чуют это ещё до того, как взглянут в твои глаза. Только одна мысль, Гидра. Думай о том, что Лукавый вылезает из пруда и летит за тобой. Донеси ему этот образ.

«Знаю я», — подумала Гидра. — «Старуха Тамра говорила так же. Что представляешь, то и будет».

Она попыталась очистить свой разум от тянущих, унылых мыслей, но Тавр прервал её.

— Приветствие на сциите?

— А-а… — Гидра собралась и протянула музыкально, поднимая ноту. — Таа-ру.

— Таа-рэу! — оскалился Тавр. — Ничего не понимаешь в сциите. Если он тебя сожрёт, сама виновата.

«Я о сциите только читала, да и то минуя твой запрет», — устало подумала Гидра. — «Но, как любой гордый отец, он полагает, что часть его навыков перешла к детям вместе с его бесценной кровью».

Тавр медлить не желал. Он уже произнёс приветствие перед озером. Громко, чётко и настойчиво. Его привычно неприятное лицо освободилось от гнусных замыслов. Он хорошо следовал собственным инструкциям.

Гидра поспешила подавить страх и злость, что заискрились в груди. И хотя она стояла чуть позади Тавра, всё равно ей не сразу удалось совладать с собой.

Вода вспенилась, забурлила. В жарких парах над прудом медленно поднялась шея Лукавого и плечи передних лап. У него была гладкая чешуя глухого зелёного цвета, как листья трилистника, и цитриново-жёлтые глаза, что зажглись на высоте двух метров. Вальяжный, с гривой, похожей на поросль водорослей, дракон упёрся крючковатыми пальцами в край своей купели. И от одного вида его когтей Гидра ощутила страх, который тут же проглотила и упёрлась взглядом куда-то в воду.

— Ну что, Лукавый, переедешь к диатрам? — произнёс Тавр спокойно и с улыбкой. А затем потряс тушкой ягнёнка у него перед носом.

Зрачки дракона стали шире, из змеиных чёрточек превратившись в кошачьи, когда он уставился на еду. Длинная узкая морда его походила на копьё, что венчалось гривой и тремя парами рогов разных размеров. Самые крупные закручивались назад и вверх, как у оленя.

Болотный, горный, морской, — все эти классификации в основном говорили лишь о том, где зверь предпочитает отдыхать и охотиться. Крыльями обладали они все, равно как и огонь у любого из них был способен спалить целый город.

Но, подобно людям, всяк имел свой характер. Лукавый не привык спешить и размеренно покачивался с лапы на лапу, высунувшись лишь наполовину из своего озера.

— Гидра, — не оборачиваясь, велел Тавр. — Давай. Скажи ему, что вы отплываете сегодня.

Гидра собралась с духом. Сконцентрировалась на едином ощущении путешествия, представила себе корабль. И наконец взглянула в лимонно-жёлтые очи дракона под цепочкой выпуклых, как рожки, чешуек.

Но этот нечеловеческий взор тут же выбил из неё дух. Она никогда не смотрела в глаза дракона до этого — только читала о том, как это делали герои древности. Как они годами тренировали владение собственным разумом, чтобы предстать перед крылатыми хищниками своего рода. Или как безродные герои, в чьих жилах была хоть капля крови Кантагара, вдруг ловили взгляд дикого дракона и своей волей неожиданно вызывали уважение у огненного хищника.

Все эти истории померкли. Текстом на бумаге было не выразить чувство, подобного прикосновению к иному разуму. Более масштабному, чем человеческий. Далёкому в относительности и столь близкому по расстоянию.

Сердце забилось неровно, и Гидра отшатнулась назад, тут же разорвав их обмен взглядами. Окрик Тавра был неслышен за стуком крови в ушах.

Забурлила вода, и дракон, загудев с раздражением, оскалил ряды острых зубов. Но Тавр перехватил его внимание, посвистывая и говоря ему что-то на сциите. Лукавый был не вспыльчивым драконом и по молодости более спокойно относился к проявлениям слабости. Но всё равно Гидра чувствовала себя жертвой — тушкой в руках Тавра.

Та отправилась в рот Лукавому и с хрустом исчезла в длинной пасти.

— Сци-йе, — громко звучал голос Тавра, и тот несколько раз взмахнул рукой, показывая в сторону порта. — Сци!

Гидра прижалась к пористому краю скалы, глядя себе под ноги. И смотрела на то, как тень Лукавого вырастает всё больше. Он выбрался из воды и с хлопком раскрыл огромные крылья с тёмными прожилками.

Где-то вдалеке, среди прочих прудов, зазвучали гудящие пересвисты Жемчужного и Рокота. Словно сквозняк, причудливой мелодией завывающий под дверью и переходящий в потусторонний рык неупокоенных душ. Огромные тени задвигались в клубах пара, и Гидра, совсем потеряв волю, сделала ещё несколько шагов назад.

Волна воздуха ударила в лицо, взъерошила волосы. Лукавый взмыл в небо, и его длинный хвост с множеством похожих на морскую траву отростков просвистел перед глазами.

— Иди, иди отсюда! — рявкнул на неё Тавр. — А то взбесишь настоящих хищников. Общаться с ними — истинная магия, доступная лишь избранным и отважным. И этой магией я владею в совершенстве.

Далёкий кварцево-розовый взгляд Жемчужного сверкнул в пару, как отражение двух полированных щитов на солнце.

«Эти драконы огромны», — в ужасе подумала Гидра. — «Каждый из них — как лордская конюшня».

Она поняла, что не выдержит их вида. И в страхе пустилась вниз по тропе, обратно в Оскал.

Вернувшись через узкий проём обратно в палас, жилой дом, спрятанный за стенами замка, она сбежала вниз по покрытым ковром ступеням и спустилась в холл. Оттуда заглянула в гостиную: мать и сёстры заканчивали утренний кофе.

Сестра, леди Лара Гидриар, которой было пятнадцать, улыбалась почти что злорадно. Они с Гидрой не имели ничего общего: Лара была, как мать, немного смуглая, с каштановыми волосами. У неё был роковой взгляд красотки и не менее роковое платье с открытыми плечами. Между ними был тот самый неразрешённый конфликт двух сиблингов, которым, в сущности, нечего было делить, но всё равно они привыкли осуждать друг друга решительно за всё. Кто из них это начал первой — сложно сказать. Гидра не отрицала, что это могла быть она сама, потому что к Ларе родители относились совсем иначе.

Вторая сестра, леди Летиция Гидриар, тринадцати лет от роду, ничего против Гидры не имела, но и общего у них не нашлось. Она была модница и кокетка скорее как Лара. Но всё-таки её большие глаза были лишены злобы обеих сестёр. И она, кажется, даже волновалась за судьбу Гидры. Она представляла себе, как та наденет закрытое платье по столичной моде вместо сари, и как будет приезжать и рассказывать, что видела спящего Сакраала в горах на побережье.

Мать же, уже собравшая свои длинные локоны в корону на голове, сидела прямо. Она надевала под непрозрачное сари корсет, сочетая неудобное с неудобным ради прямой спины и узкой, как в девичестве, талии.

Вид старшей дочери с её взмокшими волосами слегка испортил изящество гостиной.

— Гидра решила полежать в родном болоте напоследок? — фыркнула Лара, обмахиваясь веером.

— Я из Прудов, — огрызнулась Гидра и села подальше от них от всех за стол из красного дерева.

Шудра поднёс её кофе и печенье. Но Гидра не могла отвлечься ни на сей скромный завтрак, ни на убранство арок и пёстрых узоров на стенах. Даже пение канарейки казалось ей отвратительным.

Перед глазами ещё стоял жёлтый взгляд Лукавого. «Такая мощь», — трепетно думала девушка. — «Неужели женщине и правда не под силу сладить с драконом? Я даже не успела понять, как испугалась».

Она протянула руку к кофе и посмотрела на своё отражение в его чёрной глади. Но пить не хотелось.

Какое-то время они молчали. Потом марледи Ланхолия спросила, не желает ли Гидра что-нибудь сказать семье напоследок, пока они почти в полном сборе за общим столом. Но Гидра промолчала. Потому что желала сказать только, что надеется никогда их всех больше не видеть.

Потом возвратился отец, и слуги-шудры погрузили сундуки в экипаж. Как во сне Гидра вышла вместе с сёстрами наружу вслед за родителями, в узкий двор Оскала.

Будто и не было этих семнадцати лет. А ведь в книгах героини всегда плакали, прощаясь с домом.

«Мне даже оглянуться не хочется», — подумала Гидра. — «Я буду скучать по здешним лесам. По крику ара и по треску цикад. Хотя цикады есть во всей Рэйке».

Она накинула паллу сари себе на голову, как платок, чтобы защититься от солнца те три шага, что ей нужно было сделать от крыльца до экипажа. Где-то в ясном небе мелькали очертания попугаев — а выше них, будто теряясь, парил Лукавый.

Всей семьёй они расположились в экипаже. Мать задёрнула шторки на окнах. Зазвучал цокот копыт. Колёса зашуршали сперва по брусчатке двора, а затем — по сухой земле городских дорог Арау. До порта было недалеко, но лордам не пристало ни шага проходить пешком под палящим солнцем. Они укрывались от горожан, не видя их сухих протянутых рук; и прятали их от самих себя за расшитыми занавесками.

И всё же можно было разглядеть ожидания лачуг, глиняных домов и кокосовых пальм. Гидра косилась в окно, достраивая для себя картину пёстрых людных улиц, рой мух и взволнованные взгляды смуглых простолюдинов. Она успела увидеть город не с высоты экипажа — когда она сбегала в лес, ей доводилось проходить окраинными улицами. Во время таких вылазок она скрывалась от чужих глаз неприметным платьем и глухой дупаттой, которой обматывала голову и плечи. Чувство незащищённости под взглядами бедняков пугало её. Поэтому она по возможности избегала дорог Арау, предпочитая выходить через задний ход замка сразу к скалам и лесу. Впрочем, она знала: как она была заперта в своей девичьей спальне Оскала, так и эти люди заперты в Арау. Каждому на свете отведена своя клетка.