Живодер

— Я не разочарована, — ответила Диомона. — Я озадачена.

Она шла следом за свитой, а Олеандр следовал за ней. Диомона с подозрением оглянулась на раба, словно гадая, не собирается ли мон-кей снова на нее наброситься. Именно для этого Гексахир и велел Олеандру идти за ней следом. Диомоне время от времени нужно было напоминать о ее месте в картине мира. Чтобы не пыталась прыгать выше собственной головы.

— Могу ли я тебя в чем-то просветить? — поинтересовался Гексахир.

— Как ты его нашел?

— Ну… я же занимался поисками, — сказал он с видом оскорбленной невинности. — Зачем, ты думаешь, я провел все это время в уединении?

— Мы решили, что ты дуешься.

Гексахир остановился. Диомона тоже была вынуждена остановиться. Он обернулся:

— Осторожнее, драгоценная Диомона. Я не против эпизодических подколок, но мне кажется, как глава синода, я заслуживаю некоторого уважения. — Он помахал пальцем у нее перед носом. — Так, теперь отвечу на твой вопрос: я триангулировал местоположение Фабия, основываясь на доступе из Паутины к его тайникам. Проверки показали, что он изрядно потрудился, укрепляя одни участки и усиливая другие. Такая работа требует наличия вблизи доступных материалов и рабов. Так что я просто… связал одно с другим, так сказать.

— Тогда почему ты не сделал этого раньше?

Гексахир помолчал. Диомона не была дурой. Разумеется, она что-то подозревала. И не она одна. Нет никаких сомнений, что остальные следили за разговором через потоковую передачу из этих ее искусственных глаз. Ждали, когда он скажет или сделает какую-нибудь глупость, чтобы с чистой совестью наброситься на него.

Как они отреагируют, если узнают, что здесь замешаны арлекины, предугадать трудно. Вполне возможно, что отреагируют плохо. Диомона уж точно. Ее преданность держалась на волоске, который только и ждал момента, чтобы лопнуть. Вот почему Гексахир настоял на том, чтобы она составила ему компанию. Чем ближе держишь врага к себе, тем меньше шансов, что он устроит какие-нибудь неприятности. Или, по крайней мере, ты успеешь вовремя среагировать, чтобы сгладить последствия.

— Невзгоды обостряют ум, — ответил Гексахир наконец. — Не приходило в голову, наверное.

Он развернулся и зашагал дальше. Время поджимало. Мобилизация, которую он планировал, требовала дозволения властелина, пусть даже и негласного. Дозволения, которого у Гексахира не было, как не было и времени, чтобы его получать.

Впереди ждал центральный ганглий Башни. Хотя вся эта конструкция и была живым созданием, но мозга как такового у нее не было. Точнее, у нее их были тысячи — простые узлы нервных волокон, которые ведали определенным числом автономных функций. Но этими ганглиями можно было управлять из главного узла, отсюда, из самого центра сооружения — зала яйцевидной формы с низким потолком и вогнутым полом. Полог переплетенных нервных волокон сходился по стенам и потолку к центральной точке.

В случае великой нужды через нее можно было напрямую управлять функциями Башни. И Гексахир решил, что сейчас нужда действительно велика. Пешиг — или, точнее, Ходящая-по-покрову с лицом Пешига, — уже убедил Салара с Аварой еще раз объединить силы. За несколько недель после возвращения в Комморру их кабалы ощутимо приросли как влиянием, так и численностью. Успех — лучшее лекарство, и архонты уже простили Гексахиру его вспышку… по крайней мере, так они говорили.

Но трех мелких кабалов не хватит. Чтобы одержать победу, Тринадцать Шрамов сами должны отправиться на войну. А идти на войну без разрешения означало навлечь на себя гнев Асдрубаэля Векта. В обычное время Гексахир даже не задумался бы о такой мелочи, но сейчас… Сейчас дела шли не столь гладко.

На сегодняшний день он был как акробат, ведущий несчастный ковен над пропастью по туго натянутому канату. Когда он явит свою силу, то вызовет просто ураган пересудов как в Нижней Комморре, так и в Верхней. О Тринадцати Шрамах услышат все — и будут бояться.

А Шрамы будут бояться его.

Если подумать, то Фабий на самом деле оказал им огромную услугу. Слишком долго Шрамы болтались во тьме, довольствуясь отходами города наверху. Но нынче их сердца воспылали огнем, а в жилах зазвенел голод. Месть — могучий двигатель. Они поднимутся туда, куда никогда не забирались прежде, и займут свое место среди истинных ужасов Темного города.

И все это благодаря одному неразумному мон-кею.

— Мы идем на огромный риск, — заметила Диомона, спеша следом. В раздражении Гексахир подумал, не приказать ли Олеандру свернуть ей шею прямо сейчас. Напрасный труд, пожалуй. С другой стороны, можно будет сэкономить больше труда потом.

— Риск, Диомона, — лишь точильный камень для удобного случая.

— И как это понимать?

Гексахир не ответил. Он открыл глаза, вставленные в затылок, и пристально посмотрел на Олеандра. Еще одна потенциальная потеря, которую нужно учитывать. Больше в помощи мон-кея он не нуждался, но оказалось, что расставаться с этим существом не очень-то хочется. Никогда не знаешь, когда может пригодиться подобный экземпляр. И эта зверюга всегда такая забавная — особенно теперь, когда должным образом приучена к плети.

Плюс следует учитывать его познания в арлекинах. Силандри раскрутила всю ситуацию ради собственной выгоды — это ясно. И само по себе не менее оскорбительно, чем кража Фабия. Арлекинов тоже нужно будет поучить уважению к тем, кто выше по статусу.

Но не сейчас.

Перед Гексахиром возвышался центральный ганглий, повисший в паутине нервных волокон. Раздутая масса мозговой ткани, усеянная разъемами и инфоузлами. Он помешкал, взвешивая риски. Башня еще никогда не двигалась с места, хотя и могла. Неизвестно, поведет она себя так, как обещал Фабий, или нет.

Нет ли тут какой-нибудь неожиданной ловушки? Искусственного изъяна, рассчитанного на его высокомерие? Фабий просто обожал такие маленькие сюрпризы. Гексахира охватила дрожь… нет, не от страха — от предвкушения.

— Чего ты ждешь? — спросила Диомона из-за плеча.

Гексахир положил руки на ганглий. Из ладоней и запястий выросли тонкие, как волос, реснички и вошли в контактные датчики. В сознание внезапно хлынул поток данных, и Гексахир с непривычки опешил. На мгновение он увидел Башню со всех сторон — изнутри и снаружи. Ощутил ветер на ее коже как на своей собственной. Почувствовал гниль где-то глубоко в костях, боль, которую нельзя вылечить.

Он вынырнул из потока информации и послал импульс швартовочным связкам. Башня вздрогнула. Все началось как небольшая тряска, но затем переросла в зубодробительную болтанку. Он услышал панические вопли рабов и ощутил, как внутри что-то сокращается: другие гемункулы принялись закрывать входы в свои лаборатории. Включились сигналы тревоги, наполняя коридоры всепроникающим воем.

Новые связки отцеплялись от нижней стороны Комморры. Те, что уже освободились, начали обвивать друг друга, переплетаясь, чтобы выдержать огромный вес. Башня начала раскачиваться взад-вперед, ее подошва пошла рябью. Из мясных складок прорвались сотни тысяч грубых, едва сформированных полипов — и в дно Комморры вонзились когти, чтобы не дать Башне рухнуть во тьму внизу.

Затем медленно, но верно Башня Плоти начала двигаться.

Это было не то движение, как его понимают двуногие. Скорее оно походило на тяжкую переброску тела огромной гусеницы. Внутренности Башни содрогались, и тысячи камер, проходов и галерей переориентировались относительно новых полюсов. Когда залы занимали нужное положение, из пневматических соединений вырывались струи газа, а в техно-органических тканях, выстилавших внутреннюю поверхность центрального узла, зажигались огоньки.

— Она поднимается! — ликующе взревел Гексахир. Величайший подарок, который Фабий Байл преподнес Тринадцати Шрамам, станет орудием их мести ему. Что может быть приятнее?

И снова он принялся высматривать Олеандра. В глубине души Гексахир надеялся, что мон-кей будет впечатлен. Однако тот, вместо того чтобы благоговейно озираться по сторонам, застыл, склонив голову набок. Воздух вокруг него мерцал тем маслянистым блеском, который Гексахир знал слишком хорошо.

— Силандри была права. Она вернулась.

Диомона обернулась и проследила за его взглядом:

— Кто вернулся?

— Демон. — Гексахир сжал ее затылок. — Стой, где стоишь, и смотри вон туда. Как там, твои чудесные глазки это видят?

Диомона охнула от того, как сильно он сдавил ей затылок, но ей хватило ума не сопротивляться.

— Нет, я… Подожди. Да. — Он услышал характерный щелчок вставших на место внутренних механизмов. — Там что-то есть. Это варп-сущность?

Гексахир сунул руку под мантию и извлек оттуда кристаллическое устройство. Он сам собрал его из кристаллов призрачной кости, выращенных в растворе варп-ихора для очень специфической цели.

— Не спускай с нее глаз еще секунду, дорогая Диомона. И не шевелись. У нас будет только один шанс.

— Что это за штука? — зашипела она и напряглась, когда Гексахир положил устройство ей на плечо. — Оружие?

— Не совсем. Скорее… камертон. Видишь ли, демон — это в некотором смысле бродячая волна, не воспринимаемая органами чувств большинства смертных, за исключением тех, кто соответствующе настроен или чье восприятие каким-то образом изменено. Следовательно, эту частоту можно усилить или ослабить определенными методами — если хочешь, назови их ритуалами. — Гексахир немного поправил прицел. Интересно, что эта тварь сейчас говорит Олеандру? Вряд ли что- то полезное. Но ее визиты начинали раздражать.

— И сейчас ты проводишь такой ритуал? — шепнула Диомона. — Это поэтому ты так долго все делаешь?

— Нет. Ритуалы — это для дикарей и мракобесов. Я разработал новый подход, основанный на точной науке. — Он помолчал, держа палец на значке активации. — Скажи мне, Диомона, ты когда-нибудь пробовала на вкус боль варп-существа? Это пьянящая штука. Один мой знакомый эпикуреец однажды дал мне попробовать слезы…

— Она поворачивается к нам, — перебила его Диомона.

— Ага! Ладно, тогда в другой раз. — Он щелкнул значком, и отчетливо видимая полоса ни звука и ни света, но каким-то образом и того, и другого одновременно, трепеща, пронизала пространство. Те несчастные развалины, что оказались на ее пути, падали на колени, с воплями хватаясь за головы. Диомона сделала то же самое, но ее вопли перемежались проклятиями.

Олеандру, конечно, досталось больше всех. «И поделом», — подумал Гексахир. Мон-кей опрокинулся на спину, корчась от боли, и его демоническая любовница упала вместе с ним. Она вопила и билась на полу, частота волны Гексахира смешивалась с ее собственной. Ее тело словно пошло помехами, когда она попыталась встать. Гексахир отпихнул Диомону и двинулся на существо, выпустив еще один импульс из своего частотного глушителя. Ее крики перешли в звериный вой.

Формы демона были отвратительно женственными, за исключением тех звериных черт, которые говорили о ее происхождении. Гексахир наклонился и сгреб девушку за волосы, откинув голову назад. На мгновение он замер. Это лицо…

Не отпуская волос, он повернулся к Диомоне: