Водородная Соната

Увануи были маттиформны. Большинство людей, вероятно, назвали бы их складчатыми, хотя этот термин мог показаться оскорбительным, в зависимости от языка, на котором он был произнесен, и вида, для описания которого использовался. Они выглядели как высокие, темные, угловатые, многослойные палатки, сложенные причудливым образом. Ромбовидные части их голов, украшенные полосами глаз и ушными полостями, прочерчивала щель, являвшая собой рот и походившая на необычно склонённые и нависавшие над телом лепестки. Это были существа — оригами, существа из складок.

Трамвай прибыл с грохотом — длиной в три вагона, с открытой верхней площадкой, расположенной посередине. Тевфе и темная складка вошли.

Внутри было почти пусто. Трамвай уверенно двинулся по склону наклонной равнины, время от времени останавливаясь, чтобы подобрать или высадить пассажиров. Последние, завидев Тефве, на несколько мгновений замирали, таращась на неё и не решаясь подойти ближе. Никто из них так и не рискнул подсесть к ней и поэтому она вынуждена была выступать в качестве наблюдателя, следя за перемещениями странных созданий, не имевших аналогов в известной ей части космоса, на какое-то время погрузившись в свои мысли, воспринимая только необычное гудение, сопровождавшее взбиравшийся в предгорья трамвай.

Этот звук, обретавший в среде где-то на грани восприятия, постепенно нарастал — медленно, но неуклонно. Трудно было определить, когда он впервые выделился из шума дребезжащего, раскачивающегося трамвая и проносящегося над окружающими полями ветра, колыхавшего высокие бронзовые травы и изредка мелькавшие толстоствольные медные деревья. Тевфе осознала звук, когда поняла, что уже некоторое время прислушивается к раздававшемуся, как ей мнилось, за её спиной монотонному гулу, непроизвольно оглядываясь, но так и не обнаружив источник.

— Это… звук? — обратилась она к костюму.

— Да.

Трамвай с грохотом остановился на очередной остановке, и теперь она могла распознать звук более отчетливо — он представлял собой низкий рокочущий набор тонов, похожий на очень далекий и продолжительный гром, отдельные части которого синхронно перекатывались, то приближаясь, то удаляясь, словно подхваченные шальным ветром.

Она встала с неудобного сиденья, пройдя к передней части среднего вагона трамвая, откуда поднялась наверх, чтобы иметь максимальный обзор. Здесь было больше местных жителей, при её появлении расступившихся, словно приглашавших её пройти вперед. Однако она, как могла, показала им жестами, что предпочитает держаться позади, тем более что обзор здесь был лучше.

Горы поднимались из туманной равнины впереди темной каменной грядой, мрачные массивы которой прорезали облака, а самые высокие вершины покрывали оранжево-белый лёд и снег.

Звук нарастал и стихал с дразнящей грацией, силу его, казалось, питали не только лёгкие бризы, кружившие вокруг трамвая, но и более могучие ветры, дувшие на десятки километров в сторону далекого горизонта с подёрнутым дымкой небом. Похоже на огромный хор басов, поющих медленный, звучный гимн на неизвестном языке, подумалось ей.

Трамвайная станция в предгорьях встретила их непривычной оживленностью. Темные складки разгуливали по перрону и в окрестностях, странно переваливаясь с ноги на ногу. Станция соединялась с целым веером зубчатых фуникулёров, уходящих в горы, постепенно расходившихся, подобно распутываемому на глазах гигантскому клубку. Звук здесь был немного громче, но все ещё зависел от проносившихся воздушных потоков.

Линия, по которой она пошла, покинув трамвай, поднималась, постепенно изгибаясь, вдоль склона одной из гор, проходя через высокий виадук и следовавший сразу за ним длинный туннель. Она заканчивалась на другой станции, где сходились три других таких же отростка канатной дороги. Указатель подсказал ей, на какую из них нужно сесть. Звук сделался ещё громче, настолько, что в вихре ветра иногда слышались ноты или наборы нот, эхом отражавшиеся от далёких утесов.

После трамвая в вагоне фуникулёра оказалось тесновато, а в гондоле канатной дороги места было еще меньше — местным жителям то и дело приходилось касаться ее. Часть её инструктажа подразумевала приблизительное понимание их языка. Меж собой они, как правило, выражали удивление, вызванное, помимо прочего, тем, что она, похоже, не издавала никаких запахов.

Канатная дорога взлетала над тёмной долиной сланцев и осыпей, проходя над наклонной равниной из обломков скал, перемежаемых островами низкого плотного кустарника. Заросли трепетали на ветру подобно мрачному взъерошенному морю, расцвеченному оранжево-кровавыми сполохами далёкого светила. Воздух был удивительно чистым и слегка разряжённым. Ко всему здесь уже отчётливо ощущался холод.

Когда гондола, наконец, припарковалась у голого навеса в прохладном высоком взгорье, звук обрёл мощь, сделавшись громким и насыщенным — ей показалось, что она начинает ощущать его в своих легких.

Она посторонилась, пропуская вперёд других пассажиров, а затем направилась по хорошо утоптанной тропинке через поле округлых валунов, возвышавшихся над её головой. Ступеньки, затёртые временем, вели через участок обледенелого болота к абсурдно крутой лестнице, встроенной в двадцатиметровый утёс голого камня. Воспользовавшись повисавшими по обе стороны верёвками, она полезла вверх, следуя за громоздким местным существом с огромной плетеной корзиной на спине, впивавшимся своими угловатыми ногами в измятые ступени, а удлиненными хищными боковыми углами, также служившими конечностями, обвивавшим толстые веревки. С видимым усилием абориген добрался до гребня скалы, перевалившись через невысокую стену.

Тефве последовала за ним, карабкаясь всё дальше вверх, постепенно погружаясь в безмерные волны пронизывающего до костей звука. Она почувствовала, что костюм закрывает ей уши, уменьшая непосредственное воздействие колоссального шума, но по прежнему ощущала в голове тектонические вибрации, проникавшие в неё, казалось, сквозь зубы.

Взобравшись, она на миг замерла в рассеянном вечернем свете, глядя вниз по склону, откуда доносился грохот. Поселение Ахен'таява на склоне Джаманатруса представляло собой скопище скромных с виду, низких зданий с открытыми фасадами, разбросанных по узкой каменной равнине и образующих длинную кривую, уходящую к самой горе, которая вздымалась сквозь слои оранжево-белёсых облаков.

Душераздирающий, закладывающий уши звук доносился из пещер Тимбрелит. Этот мрачный отголосок затонувших в реке времени реалий состоял из десятков тысяч огромных туннелей, прорытых в вершинах и склонах этой части Кверечуйских гор сгинувшей ныне расой, знания о которой иссякли задолго до того, как увануи колонизировали эту часть своего мира. И, как часто случается с загадочными артефактами старых рас, общее предположение заключалось в том, что работа представляла собой некое непостижимое искусство.

В звуке, однако, не ощущалось ничего инфернального и сверхъестественного. Он был результатом того, что преобладающие ветры пояса Цетида проносились сквозь эти колоссальные трубы, создавая шум, подобный оркестру из сотен гигантских органов, играющих меняющийся набор из большинства доступных нот одновременно, со всеми характерными остановками. Звук менялся как от силы и направления различных ветров, так и от того, как порывы закручивались вокруг вершин, а также и от того, проносился ли реактивный поток через вершины гор — что случалось, к счастью, лишь раз в несколько лет — или миновал их, следуя в нижних кавернах. Он достигал порой высоты и силы, способных оглушить людей за километры и даже обрушить здания в окрестных селениях.

Опережая Тефве, неуклюжий местный житель с корзиной медленно и мучительно спускался к единственному двухэтажному зданию в центре комплекса. Вскоре он скрылся под аркой. Тевфе следовала за ним. В центре арки она заметила двоих аборигенов, преградивших путь ей и носильщику. Они стояли у грязно-белой, выделявшейся из общей массы стены, примыкавшей к проходу и заляпанной серой краской.

Корзинщик как раз заканчивал выводить на стене "ВОДА, ЗЕРНО" толстым куском древесного угля. Две складки отошли в сторону, пропуская его, но тут же встали на прежнее место, преградив ей путь.

Тефве поклонилась и подняла кусок угля. Тот оказался слишком крупным, чтобы держать его одной рукой.

Не без усилий она перевела дух — воздух, которым она дышала, вибрировал под воздействием Звука, словно теряя плотность от непрестанных раскатов — и написала на местном языке: "Приветствую вас. МОГУ Я ВИДЕТЬ ДОЦЕНТА ЛУЗУГЕ?”

Один из складчатых кивнул, повернулся и пошел прочь. Другой замер в центре арки, бесстрастный и неподвижный, будто высеченный из камня.

Тефве осталась ждать, ощущая эхо в руках и ногах, без перерыва сотрясаемая раздражающей вибрацией. Каменная арка, казалось, только усиливала это нескончаемое навязчивое землятресение.

Наконец появилось двое складчатых — один чуть меньше и бледнее другого. Первый, как она уже знала, был охранником, второй осторожно взял уголь из её руки и написал: Я ЛУЗУГЕ.

После этого он вернул ей уголь. Она написала: ПРИВЕТСТВУЮ. МЕНЯ ЗОВУТ ТЕФВЕ. МОГУ Я ВИДЕТЬ НГАРОЭ КЬИРИА?

Лузуге жестом показал одному из складчатых выйти вперед, кивнув на имена, которые она написала, а затем дал понять, что тот должен уйти. Так и случилось, и она осталась смотреть на оставшегося охранника и Лузуге, расположившихся перед ней в конфигурации стоя-сидя-собранно и пребывавших в таком замысловатом положении до тех пор, пока не вернулся первый охранник. Он коснулся Лузуге, задев его руку каким-то волнообразным движением — Лузуге, в свою очередь, кивнул ему и направился к стене. Он стёр её первоначальное приветствие и просьбу о встрече, написав: СЛЕДУЙТЕ.

Тефве, не мешкая, направилась за ним по темному, холодному, постепенно изгибающемуся коридору в задней части комплекса. Если каверна и имела искусственное происхождение, то судить о том ныне было практически невозможно: уродливые красноватые наросты на стенах, как будто доносившие облик каких-то диковинных отталкивающих существ, опутывали тесное пространство плотными осклизлыми слоями, накапливавшимися здесь, по всей вероятности, не одно тысячелетие. Почти в самом конце брезжила дверь из массивных деревянных досок, не то влажных, не то пропитанных смолистым составом. Складчатый, следовавший всё время впереди, толкнул дверь, жестом пригласив Тефве войти.

Сразу же она очутилась в открытой келье с захватывающим видом на гору Джаманатрус. Впереди пролегала низкая стена, высотой примерно по колено. В келье не было ничего, кроме небольшого деревянного комода в углу и грубого деревянного стула посередине, на котором сидел человек в темной одежде. Келья, как ей вскоре стало ясно, имела форму, максимально увеличивающую объем Звука — задняя стена прогибалась, а углы присутствовали только на уровне пола. В верхней части стены изгибались навстречу друг другу, образуя арки, соединявшиеся в неглубокий купол.

Мужчина в темной мантии слегка повернулся к ней корпусом, так, что она смогла разглядеть его лицо. Он был похож на КьиРиа, но казался меньше, словно высушенным до самой своей сути. Кожа на лице, руках и ногах имела темно-красно-коричневый оттенок, похожая на котловую накипь. На нём были темные очки без стёкол с реечными полуоткрытыми жалюзями. Тефве не знала, как приветствовать хозяина кельи, поэтому оставила выбор за ним — КьиРиа никогда не отличался склонностью к физическим приветствиям, даже когда им случалось быть вместе. Если бы он подошел к ней, они могли бы обнять друг друга, но такого жеста с его стороны не последовало.