Ханет. Том 1

Эта традиция появилась сравнительно недавно – лет триста-четыреста назад. Теперь никто не мог сказать точно, кто был ее основательницей, но ни одна дарда теперь не покупала гзартму без дугжи и даже низшие сословия требовали обеспечить им это право.

Попасть на дугжу можно было, внеся двадцатипроцентный залог, который не возвращался, если покупательница проигрывала торг. Однако, в случае выигрыша, деньги, внесенные ранее, зачитывались в счет общей стоимости. В тех случаях, когда покупательница настаивала на том, чтобы гзартму не допускали к аукциону, дугжа была последним рубежом, после которой выплачивалась полная стоимость покупки. Если же дарда отказывалась от гзартмы после дугжи, то ранее уплаченные деньги опять-таки не возвращались. Поэтому к дугже все относились серьезно и ответственно, и никто не шел на нее из праздного любопытства.

Нейтан и Ханет, ни о чем не подозревая, пили чай. Вместе с ними за столом сидел еще один юноша, но Тилшарг не запомнила ни его лица, ни цвета волос. Куда там! Она и присутствия Миджирг-то практически не замечала. Она видела только Нейтана, того, с кем, – а она больше не сомневалась в этом, – хотела прожить жизнь до последнего вздоха.

_________________________________________

[1] иджеб – восьмой день недели

***

Тонкое лезвие скользит по глянцевому боку тыквы, вычерчивая причудливые узоры, прорезает твердую кожуру и сочную мякоть. Полупрозрачная золотисто-оранжевая стружка падает на пол, к ногам резчика, заполняя подвал запахом сладковатой свежести.

– Поправь здесь, – указывает он. Нож замирает, резчик задумчиво склоняет голову на бок. – Здесь. Видишь? Эти линии должны пересекаться вот так.

Он указывает на лежащий перед резчиком рисунок, потом кончиком ногтя рисует на прохладном боку тыквы фигуру, оставляя святящийся зеленоватый след. Капля сока, соприкоснувшись с ним, вскипает и испаряется. Резчик послушно кивает и вновь возвращается к работе. Гора стружки у его ног растет. Появляется слуга, неслышно подходит, ставит на пол большой таз и принимается перекладывать в него стружку. У каждого из них сегодня своя работа. Работа, которая должна быть закончена до рассвета.

Он еще какое-то время наблюдает за резчиком, но тот больше не ошибается: узор, покрывающий бока огромной тыквы, превосходен. Совершенен. Резчик заканчивает свое дело в срок.

– Мы делаем благое дело, – говорит он. – Я рад, что ты позвал меня.

– Ты искусный мастер, – улыбка, скользнувшая по губам нежна и мечтательная. – Возможно, без моей помощи, ты не сумел бы создать подобный шедевр еще долгие годы, но я лишь немного подтолкнул и усилил твой дар.

– Спасибо тебе! – резчик поднимается на ноги и кланяется ему в ноги. – Я могу идти?

Он кладет ладонь резчику на лоб и по усталому лицу человека расползается блаженная улыбка.

– Все хорошо. Ты будешь крепко спать и ничего не вспомнишь на утро. Ступай.

Когда наверху хлопает дверь, он, глубоко вздохнув, достает с одной из полок шкатулку. В ней покоятся несколько крупных шариков, переливающихся яркой зеленью. Выбрав один, он подходит к стоящей на столе тыкве, поднимает руку над отверстием на ее верхушке. Шарик, зажатый между большим и указательным пальцем начинает светиться ярче, беспокойно мерцать.

– Не бойся, – тихо смеется он. – Ты тоже послужишь благому делу. Разве не об этом мечтают все? Прожить свою жизнь не зря?

И резко сжимает пальцы, произнеся нараспев:

– Talatos anemorus qui se pulla me totum!

Крохотный клочок густого тумана падает из раздавленной сферы внутрь тыквы, растекается по стенкам. На мгновение, она вспыхивает изнутри нестерпимо-яркой зеленью и гаснет.

– Хорошо, – говорит он. – очень хорошо.

Достает из другой шкатулки крупный свет-кристалл, надрезает ножом ладонь и сжимает кристалл в кулаке, снова пропев заклинание. Кладет свет- кристалл, в сердцевине которого светится маленькая красная точка, внутрь. Дует на ладонь – и рана затягивается.

– Идите сюда, – приказывает он и из самого темного угла подвала выступают две нескладные тени.

– Вы знаете, что делать, и что говорить, если кто-то встретится вам по пути.

Они кивают, подхватывают тыкву и, сопя от натуги, тащат наверх по ступеням.

Его губы трогает мечтательная улыбка. Скоро. Совсем скоро все свершится. Осталось недолго.