Голодная бездна Нью-Арка

— Я поначалу решил, что ошибся… ну там стандартные помехи или прочий мусор… — пухлые пальцы Вайса проплыли над панелью. Они двигали рычажки, крутили крохотные шестеренки, двигали бусины в хитросплетениях силовых проводов.

— Вообще тут мусора изрядно попадается… чем чтец хуже, тем больше фона. Бывает, что придет кристалл, так намучишься, пока подчистишь. Пару часов проковыряешься, а что в итоге?

На горном хрустале разворачивалось знакомое уже действо.

Бар.

Певица.

И кажется, звук тоже присутствовал.

Обреченный Джонни, который был уверен, что вся жизнь у него впереди, и не просто впереди — весь треклятый мир у ног растянулся, только и надо, что взять.

Его подружка с алмазами на груди…

— … а тут вроде запись приличная. То есть, отличная. Я прям офигел, когда увидел. Такого скрута давно не попадалось!

— Чего?

— Скрута, — Вайс удостоил Мэйнфорда снисходительным взглядом. — Сжатия. Когда запись из ментала переводится на материальный носитель. Пишущий выступает в роли посредника, который…

— Это я знаю, — прервал Мэйнфорд.

— Вот… короче, обычно и поднимают слой кое-как, и скрут хреновый, если не сказать хуже. Когда силы недобор. Когда… ну а тут — идеальненько. А помехи есть…

Фигуры стрелков были размыты, словно нарисованы поверх самой ленты, и нарисованы крайне небрежно.

— Рассеиватели, — уточнил Мэйнфорд, и Вайс хмыкнул:

— Сам знаю. И не стандарт… стандарт дает одну линию, и если запись позволяет, всегда можно глубже копнуть. Нет, чистое лицо не вытащишь, тут хоть самим магистром будь, но кое-что выцепить получится. А у этих ребят на всех уровнях помехи. И такие… вот…

Он переключил рычажки, и изображение изменилось, стало плоским, чересчур резким, будто каждую линию вырезали на хрустале.

— Погоди… да…

Резкости поубавилось. Но теперь предметы выглядели размытыми, словно в дымке, иные видны были четче, иные и вовсе почти растворялись. А вот люди — другое дело.

Ярким огоньком сияла сцена.

Понятно — певичка была из светляков.

И второй огонек маячил в зале… тусклые болотно-зеленые ауры игроков. Сам Джонни выделяется, словно пламени плеснули на экран, только пламя это порченное, бурого оттенка. На него и смотреть-то неприятно.

А вот стрелки светились алым.

И вновь же, фигуры их, ауры их, гляделись размытыми, словно Мэйнфорд смотрел на них через толщу воды. Он вглядывался, пытаясь вычленить хоть что-то. Не потому, что сомневался в квалификации техника, но скорее уж привык доверять себе и только себе.

— Видишь? — отчего-то шепотом поинтересовался Вайс.

— Нет.

— Ауры… глянь в другом диапазоне. Этот ловит психокинетику…

Синие тона. Мягкие. Приглушенные, интимные даже, но в этой уютной интимности катастрофа выглядит еще более отвратительной. Здесь не видны предметы вовсе.

И потому удивительны движения фигур, лишь отдаленно напоминающих человеческие. Синие всполохи гаснут один за другим. Кто-то тихо, обреченно, кто-то — яростно вспыхивая напоследок.

— Еще не видишь?

— Нет, — вынужден был признать Мэйнфорд.

— Они одинаковы!

— Кто?

— Да стрелки! — Вайс ерзал на месте, и брюхо его колыхалось. Пуговицы все же не выдержали, и теперь между полами розовой рубахи проглядывала белая кожа. — Посмотри внимательно! Они на всех уровнях совершенно идентичны! А это невозможно! Рассеиватель рассеивателем, но ни один растреклятый амулет не способен полностью унифицировать ауру! Да чтобы до самого глубинного уровня…

То есть, среди нападавших был не просто малефик, но малефик-артефактор как минимум нулевого уровня, способный сотворить этакие чудо-амулеты.

Замечательная новость.

— Это еще не все… я прогнал помехи. Сделал спектральный анализ… в общем, я там все напишу, ладно?

— Ладно, — милостиво разрешил Мэйнфорд.

— Вот… ну спектр помех, он тоже показателен… навроде отпечатка, только сложней… короче, я сразу почуял знакомое… смотри.

Он вытащил кристалл из гнезда и ловко загнал второй.

Мигнувший было экран восстановил хрустальную свою синеву, а спустя мгновенье на нем появилась картинка.

Двор.

Старый дом с дощатою верандой. Размокшие клумбы, расползшаяся грязь дорожки. Ограда. Качели… и фигура на качелях.

Это же тот мальчишка! Запись, сделанная скорее по привычке, чем из острой на то надобности. Но теперь, глядя на эту запись, Мэйнфорд видел не пропавшего парня, а смазанное пятно.

…нарисованное карандашом.

…наспех нарисованное и полустертое.

— Понял, да? — с азартом воскликнул техник. — А теперь дальше… это то, чего из камеры притащили… вообще я прежде с живой памятью дела не имел… но вы классно поработали. Четкость великолепная…

…куски чужих воспоминаний мелькают в ускоренном темпе, чтобы замереть на одном эпизоде.

Грязная река.

Обрыв.

Дерево. И фигура тщедушного голого паренька. Точнее, он лишь мгновенье существует на экране, а затем расплывается…

Быть того не может.

— Я прогнал все кристаллы… ну, думал, что, может, это индивидуальное… иногда бывает, что чтецы непроизвольно портят запись…

Хорошее объяснение.

Логичное весьма. Но Мэйнфорд чувствовал — неправильное.

— Так вот… те, которые базовые идут, с ограбления на Байвел-стрит… и еще мы просили парочку тестовых записать… в общем, на них чисто. А с тех вещичек, ну, которые… — Вайс крутанул в пальцах кристалл и поморщился. — С берега… там на всех помехи присутствуют…

Быть того не может.

Что общего между стрельбой в баре и пропавшими детьми?

— Это еще не все… я вообще трижды проверил… ночь всю просидел, — Вайс не жаловался, рассказывал. — Вот… я… не знаю, почему это…

Последняя запись.

Та, из морга. Нет изображения. Всполохи. Пятна. Что-то они значат, и раскладку к отчету приложат, а заодно и пояснение от штатного психокинетика. И пояснение это будет туманно.

— Вот, — на последней секунде запись застыла. — Здесь. Смотри. Снова помехи и очень сильные… очень…

На экране это выглядело пламенем свечи.

Белый центр и золотая корона.

— Не засветка… это… оригинал, я бы сказал.

Вайс теперь откинулся на кресле, да что там откинулся — он почти сполз с этого кресла.

— Спектр тот же, но там… на прошлых… он слабый, смешанный… а тут — яркий… Я подчистил… сделал обратку… как негатив и позитив… это же элементарно. Сила воздействия обратна по вектору… расчет по Люму… восстановление… подумал, что получится.

— И как?

Вместо ответа Вайс щелкнул, в очередной раз меняя картинку.

Корона не исчезла, нет, скорее уж она обрела характерное многоцветье ауры. Здесь не было белого, как и золота, скорее уж превалировали агрессивные тона. И королевский пурпур светлел, обретая чистоту проклятого рубина. И в нем уже прорастали спирали багряных завихрений.

В ней была и плотность.

И глубина.

И своеобразная красота, которую ощущал и Вайс, уставившийся на экран завороженным взглядом. Но вот он вздрогнул, отряхнулся и тихо сказал:

— Я, конечно, подам запрос на базу, но…

…шансов, что в базе найдется схожий отпечаток ауры, ничтожны.

— А отчет я допишу, — жалобно произнес Вайс. — К вечеру. Ладно?

— Ладно.

Мэйнфорд потер виски.

И вот как быть дальше? Объединять необъединимое, руководствуясь заключением техников? Потребовать проверки? Ее в любом случае придется устраивать.

Притвориться, что никакой связи нет.

Или…

Королевский багрянец заливал экран.

…ты знаешь, что делать, Мэйни.

…но ты боишься.

…признай себе, что ты просто-напросто боишься.

Королевский багрянец грозил выплеснуться за рамки экрана. Еще немного, и силы его не выдержит хрусталь, треснет, а трещины закровоточат.

…ты болен, Мэйни.

…признай, что ты болен. Отступи. Сдайся.

— Нет, — сказал Мэйнфорд, отворачиваясь.

Болен он или нет, но найдет того ублюдка, который начал эту игру.