Подземелье ведьм

Глава 9

Сегодня он снова спустился в пещеры, но уже не по указке Ордена. Хотелось ещё раз, уже в одиночку, осмотреть каждый уголок, заглянуть под каждый обломок. И теперь он смотрел на женщину, которая вышла ему навстречу. Смотрел, и в его взгляде читалось удивление. Он за прошедшие годы вырос, обзавёлся шрамами на душе и теле, опустил волосы, замкнулся… А она осталась всё той же.

— Стрекоза, — почти прошептал Вэн, откидывая пятернёй волосы с загорелого лица. Ему не верилось, что спустя столько лет он вновь видит свою маленькую незнакомку, свою чужачку. И не в муторных снах, после которых он обычно просыпался разбитым и неспособным с улыбкой смотреть в обеспокоенное лицо матери, а в реальности, напротив. Видит её, такую живую, такую настоящую…

Он потянулся, подняв вверх сильные руки, его загорелое подтянутое тело прогнулось, выгнулось туго натянутой тетивой. Давен приоткрыл сонные мутные глаза, щурясь от яркого света, пробивающегося в комнату сквозь плотные занавески, и зевнул. В тёплой кровати было уютно, тело наполняла сладкая истома, мышцы приятно ныли после вчерашних игрищ.

Каждое лето раз в неделю народ собирался на площади в центре деревни на гуляния. Пока девушки кружились в танце, зазывая в хороводы и строя глазки, парни соревновались в силе и выносливости. Дав никогда не упускал возможности проверить себя на прочность, тем более что наградой бывал доволен каждый. Победителю полагался поцелуй прекрасной девы. Ох, скольких уже перецеловал Давен… Но вчера ему впервые не захотелось получить заслуженную награду…

Вчерашнее утро началось, как обычно. Когда он вышел из спальни, мама с Эйрин уже вовсю хлопотали, накрывая на стол. Шумно сглотнув, он похлопал ладонью по забурчавшему от голода животу и пошёл звать отца и мелкую на завтрак. Горячая тыквенная каша с мёдом и специями, ароматный чай, огромный ломоть свежего хлеба… И, наскоро чмокнув мать в щёчку, Дав поспешил на площадь. Все последние дни его голову занимала загадочная чужачка, и хотелось уже избавиться от мыслей о ней. Что в этом деле поможет лучше, чем поцелуй другой? Дав был настроен решительно, и ничто уже не могло помешать ему выиграть.

В первой же игре он стал победителем. Пока Бьёрн пытался оторвать Давена от столба, установленного посреди площади, вокруг собралась толпа зевак. Бьёрн был силён, и никто не сомневался, что юноша, цепляющийся двумя руками за столб, долго не продержится. Девушки стреляли по Бьярни глазками и подбадривали весёлыми криками, парни — звучно ухали, поднимая ногами пыль. И каждый ждал скорой развязки, которая всё не наступала. Дав ослабил хватку и разжал занемевшие руки только тогда, когда услышал, что давно уже побил рекорд, поставленный несколько лет назад тем самым Бьёрном, что сейчас напрягал все мускулы, чтобы оторвать Давена от этого злосчастного столба. Бухнувшись спиной на землю, Дав не почувствовал боли. И пока к нему, чтобы прикоснуться губами к губам в победном поцелуе, наклонялась совсем ещё молодая девчонка с веснушчатым лицом и огромными карими глазами, у него перед глазами стояло совсем другое лицо. Дав мысленно ругнулся и опустил ресницы, чтобы не видеть кареглазую малышку, но в последний момент всё равно не сдержался и повернул голову так, чтобы её губы скользнули только по щеке.

В голове шумело. Поднявшись с земли и выдавив улыбку на громкие поздравления, Давен плюнул на праздник и отправился домой, желая только одного — урвать хоть один поцелуй незнакомки, так нагло ворвавшейся в его жизнь и мысли.

Дав был не из тех, кто много думает. Улыбчивый, простой и дружелюбный, он был любимчиком поселения: всегда готов прийти на помощь, воспитан, общителен и добр. Девки пищали по углам всякий раз, как видели его глаза цвета молодой травы и пшеничную копну волос, но он к каждой относился как к своей младшей сестрёнке, поцелуи на празднике — единственное, чего могли от него дождаться девушки. Парни стремились стать ему другом. Если кто из них сначала и злился на него, то потом сам проникался симпатией. Давен никогда не ставил себя выше других, и это не могло не оставаться незамеченным. И вот сейчас Дав, который просто спокойно жил, не задумываясь ни о чём, хотел думать об Эйрин. И это сводило с ума. Уже не получалось беззаботно шутить и смеяться, зная, что где-то там есть она, девочка с осколками льда вместо глаз.

Он только-только протянул руку к двери, чтобы открыть её, как из дома выпорхнула Эйрин. Её кожа за неделю стала не такой бледной, а голубые глаза теперь сияли ещё ярче. Дав насмешливо улыбнулся, схватив девчонку за острый локоток, обтянутый синей тканью:

— Куда летишь, стрекоза? — голос охрип и не хотел его слушаться.

— Эй, ты что творишь? — Эйрин возмущённо стукнула его по плечу. Странно было видеть, как всегда спокойный и улыбчивый парень нервничает. Он старался ничем не выдавать своего состояния, но её проницательный взгляд замечал и то, как взволнованно вздымается его грудь, и то, как он треплет широкой ладонью пшеничную копну волос, и то, как быстро-быстро бьётся жилка на его шее.

Дав глубоко вдохнул, прикрыл глаза, собираясь с мыслями, и вдруг громко расхохотался. Эйрин недоумённо посмотрела на парня, выдернув локоть из его руки. Он примирительно поднял ладони вверх, не переставая смеяться.

— Пошли, поможешь, стрекоза, — и широким шагом отправился на задний двор. Мама ещё с утра попросила принести воды и прополоть грядки за домом. Дав бы мог справиться и один, но что-то внутри него не хотело упускать возможность остаться с незнакомкой наедине.

Эйрин, покусывая большой палец, смотрела, как Давен скрывается за углом дома. Она уже неделю жила в этом доме, но до сих пор не поблагодарила парня за своё спасение. А ведь если бы не он, то она могла бы так и остаться лежать на земле, погребённая под сотней чужих шагов. Эйрин задумалась всего на мгновение… И поспешила за Давеном.

В какой-то момент они вдруг расслабились и начали шутить, бросаясь друг в друга сорняками. Эйрин пряталась за колодцем, но её чёрная макушка, торчащая из-за его стен, выдавала девушку. А потом, когда он её поймал и прижал спиной к этому старому колодцу, она вдруг перестала смеяться. Она пташкой затрепетала в его объятиях, ища пути для побега и не находя. И, сдавшись, закрыла глаза, а он, повинуясь непонятному порыву, прижался неловким поцелуем к мягким и тёплым её губам, пахнущим пряными травами и палыми листьями, запутался пальцами в тёмных прядях её волос, почувствовав, как теряет силы сопротивляться этому наваждению, что не отпускало его с тех пор, как он подхватил на руки незнакомку, теряющую сознание посреди площади…

Дав вернулся мысленно в настоящее. Ещё раз потянувшись, юноша опустил босые ступни на холодный пол, накинул на голый торс белую рубаху и вышел в зал. Мама привычно суетилась на кухоньке, но Эйрин по обыкновению рядом не было.

— Маам, а где наш приблудыш? — растягивая слова, протянул Дав, стараясь не выдать своего беспокойства.

— Пташка-то? Так спит поди, — мама встряхнула руками, измазанными в муке, — я её со вчерашнего дня не видела, утомилась, видать, птичка, — она улыбнулась сыну одними уголками губ и вернулась к столу, — сходи, разбуди, если хочешь, только постучи сначала, — крикнула она в спину Даву.

А он уже остановился у резной деревянной двери, не решаясь взяться за ручку и потянуть за неё. Он снова и снова вспоминал вчерашний день.

Давен взлохматил волосы, собираясь с мыслями, и постучал. Он стоял у двери, переминаясь с ноги на ногу, как подросток. Сразу после того робкого поцелуя Эйрин сбежала от него, и Дав не знал, как посмотрит ей в глаза, что скажет. Не услышав никакого ответа, он медленно приоткрыл дверь. Полоска света, выбившаяся через появившуюся щель, залила тёмный коридор. Дав судорожно вздохнул и сделал шаг. Он уже приготовился отшучиваться, оправдываться, извиняться… Но в комнате никого не было. Давен обессиленно опустился на кровать и обнял подушку, всё ещё пахнущую Эйрин. Он отчего-то сразу понял, что девушка ушла. И необъяснимая боль, появившаяся в груди, собралась в тугой, мешающий дышать комок.

Эйрин прикрыла глаза, пытаясь отгородиться от воспоминаний, лавиной снёсших всё на своём пути. Стены, так грубо воздвигнутые матерью и охраняющие тот клочок памяти, связанный с Давом — рушились. Голова, казалось, взорвётся и разлетится на сотни осколков. Эйрин не понимала, что происходит: неясные и далёкие образы, кажущиеся выдумкой, обретали очертания, обрастали плотью… И это было больно. Она обхватила себя за плечи, стараясь укрыться от собственных мыслей, но разве от них укроешься? А Давен только и мог что с отчаянием наблюдать, как она покачивается из стороны в сторону, не осмеливаясь ни притронуться к ней, ни назвать по имени.

— Мама, — вдруг раздался детский, но такой строгий голос.

Эйрин обернулась. Сейчас никто не назвал бы Томми невзрачным ребёнком. Его прежде блёклые глаза сияли, наполнившись цветом свежей утренней зелени. Он сжал в маленьком кулачке деревянный листочек и подошёл к ней:

— Мама, хватит вести себя, как маленькая, — он насупил брови, — я же тебе говорил, что он придёт.

Вэн только сейчас заметил мальчика, стоящего рядом с Эйрин. Мальчика, который не раз тянул к нему руки сквозь сон. Мальчика, сжимающего в руке резной листочек.

— Ну, и долго ты так будешь стоять? — пробурчал Томми, глядя на него, вдруг потерявшего всю свою уверенность. — Подойди уже к ней. Взрослые… А ведёте себя, как дети.

Томми не знал, как разрядить обстановку. Он столько лет мечтал об этом дне, а теперь чувствовал себя абсолютно лишним.

Давен наконец сделал шаг вперёд и заключил Эйрин в объятия.

— Стрекоза, — вновь прошептал он, окутанный таким знакомым запахом прелой листвы и полыни, — стрекоза… — и ещё крепче прижал девушку к груди. Эйрин тихонько всхлипнула, вцепившись длинными острыми пальцами в его рубашку. Ей больше не требовалось слов. Тело помнило, как это — прижиматься к этим сильным рукам, закрывающим в своих объятиях от любых напастей. Ей хотелось бы так стоять вечно, но опасно было находиться в пещерах, где продолжали рыскать чужаки, непонятно что высматривающие, да и Томми стоял рядом…

— Дав… — она подняла заплаканное лицо и отстранилась, — Дав, я… — Эйрин не представляла, как сказать ему о том, кто она такая… Сказать, и потерять ещё раз.

— Мама, — нетерпеливо потянул её за рукав платья Томми, — пора. И папа пусть с нами идёт. Он хороший, я знаю.

— Папа? — Давен оглянулся на парнишку и застыл, разглядывая мальчика.

— Папа, — твёрдо повторил Томми, не сводя с него глаз, и Дав поверил. Уже было не важно, как это могло стать возможным.

Давен поднял щуплого мальчугана на руки, прижимаясь носом к ароматной макушке, взял Эйрин за руку и сказал:

— Веди, стрекоза, я тебя больше не отпущу, — и первым направился вглубь пещеры.