Подземелье ведьм

Глава 10

Иссиня-чёрные волосы водопадом струились между его пальцев. Давен наклонился и лёгким поцелуем коснулся лба Эйрин. Она улыбнулась сквозь сон и, придвинувшись ближе, носом уткнулась ему в ямочку между ключицами.

Было темно так, как никогда не бывает на поверхности. Даже в самую тёмную ночь на небе сверкают еле проглядывающие звёзды, горят тёплым светом соседские окна. Здесь же, в Регстейне, не было ни звёзд, ни окон. Только над одной из пещер светила круглая жёлтая луна, напоминая ведьмам о том, что кроме подземелья есть и другой мир.

— Пап? — Давен обернулся, услышав громкий шёпот. У порога, потирая сонные глаза, стоял Томми.

— Ты чего не спишь?

— Сон плохой приснился, — мальчик нерешительно топтался у входа в пещеру, поджимая пальцы на босых ногах: в подземелье, как и всегда, было холодно.

Давен аккуратно встал, стараясь не разбудить любимую, что сладко спала и, наверно, видела уже десятый сон. Эйрин долго не удавалось заснуть. Она то и дело вертелась, заводила разговоры о прошлом, обиженно бросала колкие слова в адрес матери. А он пытался успокоить эту маленькую нахохлившуюся пичужку, словно и не существовало стольких лет врозь. Словно до разлуки они не были знакомы всего неделю. Словно он ей был не посторонний.

— Пойдём, малыш.

Сейчас Томми совсем не был похож на того ребёнка, которым предстал перед ним в первую их встречу. В его глазах не отражался недюжинный ум, а суждения не выдавали в нём опыта, невозможного для десятилетнего парнишки. Давен подхватил Томми на руки и вышел в соседнюю комнату.

В пещере Томми было немного светлее и гораздо больше места. У противоположных стен стояли две кровати, одна напротив другой. Та, что находилась слева — была расправлена. Серая застиранная простынь белела в темноте, а одеяло сбилось в комок и почти сползло на пол. Вторая кровать принадлежала Крису, а потому стояла нетронутой уже несколько месяцев.

— Давай, ложись поудобнее, — Давен опустил Томми на кровать и, укутав того в одеяло, как маленького, сел рядом.

Он ещё помнил, как мать укладывала его спать. Мама всегда приходила вечером в его комнату и первым делом задёргивала плотные тёмные шторы, чтобы лунный свет не мешал заснуть. Потом она укутывала его в одеяло, подтыкала тщательно по бокам, ложилась рядом и тихим, убаюкивающим голосом рассказывала сказки. Стоило только вспомнить об этом, как в груди теплело, а перед глазами вставал родной и уютный дом, в котором до сих пор с утра и до позднего вечера хлопотала улыбчивая матушка.

— Хочешь сказку?

— Не хочу, — Томми замотал головой из стороны в сторону, — лучше расскажи, откуда у тебя это? — он подбородком тыкнул в сторону Давена.

Давен проследил за его взглядом и недоумённо нахмурил брови.

— Что это?

— Листочек.

— Листочек… — Давен задумчиво почесал щетинистый подбородок и, устремив взгляд в потолок, медленно начал свой рассказ, — мне было примерно столько, сколько тебе сейчас, когда к нам в Вайденлес забрела старая травница. Люди отчего-то сразу невзлюбили её, хотя добрее человека я, наверно, ещё не встречал. Как только у кого из соседей начинал болеть скот или детей хворь какая одолевала — все бежали к ней, просили смилостивиться и излечить. Она с утра раннего, ещё до крика петухов, уходила в лес, чтобы собрать нужные травы для настоев. Возвращалась обычно вся исцарапанная и покрытая болотной тиной. Потом она всю ночь готовила целебные отвары, отказывая себе даже в минуте отдыха. Я это знал, потому что мы жили неподалёку, а ребёнком я был очень любопытным, — Давен усмехнулся. Он прикоснулся пальцами к листочку и продолжил, — а сразу после того, как беда покидала дома людей, они во всех своих несчастьях снова начинали винить эту добрую женщину. И как-то раз, после того, как настои не помогли, эти люди взяли в руки вилы и пошли к её дому.

— Неужели так бывает? — сонно спросил Томми, подкладывая ладонь под щёку.

Давен промолчал. Во внезапно возникшей тишине стало отчётливо слышно, как где-то неподалёку журчит подземный ручей.

— Пап? — переспросил Томми, приоткрывая глаза.

— Я видел их, а потому сразу же побежал к её дому. Как сейчас помню её слёзы, когда она собирала свои немногочисленные пожитки, — Давен тяжко вздохнул, — ничего не было в комнатах, кроме пучков трав по стенам, пары чашек да баночки морошкового варенья.

— А листочек?

— И листочка. Она достала его из маленького потайного кармашка. Сказала, что давным-давно ей подарил его отец. Она обещала передать этот оберег своему сыну, но сына у неё не случилось. В благодарность за доброе слово и помощь она отдала его мне.

— А ты помог? Что с ней стало?

— Я вывел её из дома и провёл в соседнюю деревню — Рингейд. Куда она двинулась оттуда, я не знаю. Но наши мирные жители, которые вдруг отчего-то взбесились, её не нашли. Уже на следующее утро все жили как ни в чём не бывало, и никто не вспоминал о минувшей ночи. Казалось, что кроме меня вообще никто не помнит о существовании этой женщины. А листочек я с тех пор не снимаю. Ношу его как напоминание о том, как несправедливы порой друг к другу мы бываем.

— Наверно, правильно, что нас не пускают на поверхность, — пробормотал сквозь сон Томми, — не хочу, чтобы в меня вилами бросались.

Давен ничего не ответил, только ласково провёл широкими загрубевшими ладонями по волосам новообретённого сына. «Тебя бы я не дал в обиду», — подумал он про себя.

Томми сладко сопел, свернувшись клубочком. Давен подоткнул одеяло с боков и встал, стараясь не шуметь. В соседней комнате его ждала Стрекоза — женщина, ради которой он был готов спасать целый народ.