Голодная бездна Нью-Арка

Почему согласился?

Ладно, допустим, он был из тех, кто полагал, что женщина имеет право решать сама и за себя, и за ребенка, но… он ведь приносил клятву. И даже если клятва эта была лишь десятком пустых фраз у алтаря, оставался здравый смысл. Состоятельная женщина. Аборт. Возможные проблемы, в которых обвинили бы его… и ладно это, но почему он вообще появился?

Пришел с признанием.

Его бы не нашли. Не стали бы искать, потому как безнадежное это дело. А он сам… совесть замучила? В совесть Тельма не поверила ни на мгновенье. Хотя бы потому, что этот аборт не был первым, на который решился доктор Лайм. Да и смерть… случалось ей с целителями встречаться. К смерти они относились куда спокойней обычных людей.

Она пересмотрела дело, благо много времени на это не ушло. Дело было тонким. И прозрачным.

Передано в суд.

Приговор.

Смягчающие обстоятельства… подорванное здоровье… и плохой прогноз. Невозможность остановить распад энергетической оболочки, вследствие чего проблемы с физической составляющей. Он прожил полтора месяца, Лаферт Лайм, чье лицо было Тельме незнакомо. И скончался в Берри-Соуд, что и не удивительно. Там и здоровые не выживали.

Тельма, перед тем как закрыть блокнот, записала еще одно имя.

Аманда.

Что-то подсказывало, что дочь Лаферта Лайма могла бы рассказать кое-что интересное. Шестнадцать ей было. Уже не дитя. Далеко не дитя. И значит, помнила все распрекрасно.

Тельма была вдвое моложе, а запомнила, как убили ее мать.

Оставалось найти эту Аманда Лайм, если, конечно, она еще не убралась из Нью-Арка. Тельма очень надеялась, что нет.

Следующая папка.

Тело Алисии Дженкинс, она же — Вильчевски, а в девичестве и вовсе Бертран, обнаружено в переулке на Мальдина-Грин с полусотней мелких травм и десятком ножевых ранений. Впрочем, как показало вскрытие, травмы являлись неотъемлемым элементом жизни вышеуказанной Алисии Дженкинс, и проистекали из разногласий с супругом, по совместительству взявшем на себя и роль сутенера.

Эти снимки Тельма разглядывала с легким чувством брезгливости.

Она не сразу узнала женщину.

Та ведь была красива.

…в девичестве Бертран.

Но куда ушла красота? Опухшее одутловатое лицо, левая сторона которого заплыла. И Тельма закрыла эту сторону ладонью. Нет, ничего не изменилось. Женщине на снимке было хорошо за сорок. Алисия же… Тельма помнила ее молодой. Хорошенькой, несмотря на скучный наряд горничной. Легкой… а эта…

…банальная история.

Скоропалительный брак по любви.

И покупка дома. Продажа дома и покупка квартиры… продажа квартиры во Втором округе и переезд в третий… жалобы соседей, впрочем, с переездом эта проблема ушла. В Третьем округе не было принято жаловаться на соседей.

Привод за проституцию.

Суд и штраф.

Еще один… и снова… обращение в клинику святой Минервы. Возвращение к мужу… показания соседей, странно, что их удалось добыть. Парочка постоянно ссорилась. И муж Алисии, Дункан Дженкинс, не считал зазорным поучить слишком горделивую женушку.

Дурь выбивал.

Он и не скрывал, что в тот вечер снова избил Алисию, которая посмела прийти с улицы пустой. А ему нужны были деньги: он вновь проигрался.

Вообще не везло в последнее время.

Вот нервы и сдали.

Да, побил, но ушла она живой. Сбежала, сучка этакая, а на кого наткнулась, он уже не знает. Резать не стал бы, на кой ему жену резать, если она худо-бедно, а зарабатывала…

Читать это было мерзко, но Тельма долистала.

Дело передано.

Признан виновным. Повешен.

Точка.

И странно, что вся эта история, в общем-то довольно трагичная — хотя Алисии сочувствовать не получалось совершенно — заняла полтора года. А ведь останься она с мамой, прожила бы дольше… и все-таки… все-таки странно, что Дженкинс не признал за собой вины. Изобразил бы раскаяние. Поплакал бы, глядишь, и приговорили бы, с учетом обстоятельств, к годам двадцати каторги. Тоже ничего хорошего, но все лучше петли. А он до последнего упорствовал.

Может, и вправду не избавлялся от Алисии?

Может, все было иначе?

Неудачный брак. И деньги, которые супруг просадил быстро. Любовь, закончившаяся, надо полагать, сразу вслед за деньгами. Понимание, что идти некуда и надеяться не на кого… и попытка вспомнить старое.

Заработать еще раз.

Могла ли она обратиться к кому-то, кого знала… о ком знала… маленькая тайна, которая была способна наделать много шума, и небольшая просьба о помощи.

Финансовой.

Потом еще одна просьба… или Гаррет сразу сообразил, что она не отстанет. Что проблему следует решить радикально… а там… виновный уже имелся. Следовало лишь подождать немного.

Что ж, в чем-то такой итог закономерен.

Высшая справедливость во плоти, вот только Тельме Алисия пригодилась бы живой. Папку она закрывала с легким чувством разочарования. И эта нить лопнула…

…третья. Предпоследняя. И Тельма, кажется, знает, о ком пойдет речь.

Мария Фирунас.

На снимке она почти такая же, какой Тельма ее запомнила: женщина неопределенных лет и скучного лица. Округлое, с чертами правильными, и в то же время невыразительными. Она собирала волосы в гладкий пучок на затылке и с удовольствием носила черные саржевые платья.

И не изменилась.

Мария Фирунас не выходила замуж.

И за проституцию ее не привлекали. Напротив, она являла собой пример благопристойной горожанки, чья жизнь проходила между домом, небольшой швейной мастерской, которую Мария Фирунас открыла во Втором округе, и храмом.

Что она носила Богам?

Хлеб и молоко, испрошая о прощении за малую ложь? Или не испрошая, но искренне веря, будто не совершила ничего дурного? Или свежую кровь со скотобойни? Нет, Мария и кровь… как-то оно не увязывалось одно с другим. Она отличалась патологической чистотой. И брезглива была.

Тельма усмехнулась: оказывается, сколько всего можно вспомнить о человеке спустя годы…

…или ничего не приносила, но покупала в храмовой лавке тонкие восковые свечи, которые ставила перед крестом. Малое подношение, но душевная молитва. Что еще надобно Безымянному Богу, не сумевшему стать единственным?

Суть не в том.

Ее благочестие не осталось незамеченным. И Марию пригласили в Храмовый женский комитет.

Тельма фыркнула.

К храмам у нее отношение было неоднозначным. Боги… Боги, может, изредка и заглядывали в мир, но вряд ли им были интересны мелкие храмовые дрязги. Что до комитетов, то занимались они одним и тем же — собирали деньги.

На сей раз — во воздвижение нового приюта для скорбных разумом.

Какая благая цель!

И Мария внесла двадцать тысяч. Никто не спросил даже, откуда у скромной эмигрантки двадцать тысяч талеров, о чем имелась соответствующая запись в приходской книге. Ей даже благодарную грамоту выписали. На глянцевой бумаге. С золочением.

Тельма хмыкнула: а хороший, если подумать, бизнес. Никогда еще бумага не уходила за такую цену.

Пожертвование это ее и сгубило.

Или грамота.

Проникновение в дом. Следы пыток. Ограбление… неслыханное злодеяние для тихого района. О нем и в местной газетенке, надо думать, написали. А жрец с амвона проклял злодеев… только что им с того? По горячему следу взяли двоих любителей «пыльцы», у которых при обыске изъяли кое-какие вещи Марии. Этого оказалось достаточно для обвинения и приговора.

К сожалению, сами обвиняемые ничего толком в свою защиту сказать не смогли.

Суд был скор.

Возможно, даже справедлив. И оба отправились на виселицу…

Тельма отодвинула папку и, откинувшись в кресле, задумалась… нет, все выглядело обыкновенно. Почти идеально, что редко бывает в подобных делах. Подозреваемые, улики, мотивы… просто и понятно. И зачем искать что-то большее?

Конечно, может статься, что ничего большего и не было.

Стечение обстоятельств.

Или та самая высшая справедливость в прямом действии… но Тельму смущали даты.

Мария Фирунас погибла спустя три дня после Алисии.

Совпадение?

А тот же почерк… ножевые ранения… обеим перерезали горло. Хотя, конечно, смерть не самая необычная. Вот если бы их обеих удушили красными кружевными подвязками…

…она тоже просила денег? На храм? На приют для скорбных разумом? Или же просто Гаррет решил не рисковать?

Главное, обе нити оборвались.

Печально.

Тельма закрыла папку и отодвинула в сторонку. Кажется, у нее не осталось почти ничего… кроме очередного дела, сданного в архив. Это было не интересным.

…непристойное поведение.

…вождение в нетрезвом виде. Нападение на полицейского… хранение «пыльцы», с полунции при нем нашлось…

И фотография Тедди, который на этом конкретном снимке нисколько не походил на плюшевого медвежонка. Скорее уж на койота.

Взъерошенный.

Злой.

И злости своей не скрывает.

Перекошенное лицо. Выпученные глаза. Заострившиеся скулы. И веки набрякли. Видно, что пил он долго… а ведь задержали спустя две недели после маминой смерти.

…обвинение.

…и залог в семь тысяч талеров. Все-таки Тедди крепко досадил полиции, если такую сумму назначили. Деньги, помнится, у него имелись, но залог внесла адвокатская контора. И защитник был не из дешевых. Дело до суда так и не дошло.

Жаль. За «пыльцу» и нападение могли бы до десяти лет вкатить.

Но не вкатили.

И дело попало в Архив.

Значит, новый хозяин счел возможным выкупить Тедди… и с тех пор, надо полагать, Тедди служит ему верой и правдой. Отнюдь не из страха, давнее дело — не тот крючок, на который можно взять эту сволочь. А вот общая маленькая тайна…

…почему его оставили в живых?

…разве сложно было устроить несчастный случай? С автомобилем ли, с «пыльцой»… люди под дозой творят безумства. И никто бы не удивился, шагни очередной безумец с крыши. Крыш-то вокруг полно.

Тельма закрыла папку.

Ничего. Она подумает об этом позже.