Свет его души

Поклоны, приветствия и вежливые расшаркивания... Гостьей профессора оказалась леди Береника ри Моэм, мать супруги премьер-министра.

- Это тот самый ученик? – спросила наконец она, глядя на юношу.

- Да, Ваша светлость.

- Не похоже, что он…

- Поверьте, это только кажется.

Недоумение Римуса усилилось. Но он терпеливо ждал, резонно полагая, что скоро все разъяснится. Старался не смотреть на аристократку, сидящую напротив, но не мог сдержать любопытства – раньше он никогда не встречался со столь знатной и богатой дамой. Та держалась исключительно вежливо, каждое движение отточено до совершенства. Она прекрасно умела скрывать свои чувства, но Римус мог ощутить толику беспокойства, в глубине бледно-голубых глаз таилась тревога. Несомненно, герцогиня проходила курс обучения защиты от магических проникновений в душу, но такого рода заклятия не всегда действует, как нужно, ведь магия разных волшебников так же различна между собой, как и их внешность.

Женщина, немного помедлив, вынула из сумочки кусочек бумаги и протянула профессору, а тот отдал юноше. Римус заглянул в надушенную записку и вздох удивления едва не слетел с губ.

- Это возможно? – герцогиня ри Моэм изящно изогнула бровь.

Тот кивнул, правда, неуверенно и по молчаливому принуждению своего наставника.

- Хорошо. У вас три недели, Римус Сирингани, - на прощание герцогиня одарила юношу холодной улыбкой.

Одианн ушел провожать гостью к карете, оставив юношу одного, и строго-настрого запретив выходить из кабинета до своего возвращения. Но молодой маг и не собирался уходить: его жгли вопросы, так и не заданные наставнику при герцогине. Он вертел в пальцах клочок бумаги, исписанный каллиграфическим почерком, и старался не думать о страшной сути того, что ему предстояло совершить. Но страхи и сомнения уже завладели им. Когда профессор вернулся, то застал ученика в крайне возбужденном состоянии.

- Но почему я, профессор? Я же не…

- Ты сможешь. Герцогиня хочет совершенной секретности, чтобы ни единого слова, ни единого шепотка… Ты же понимаешь, это государственное дело.

- И подсудное.

- Вовсе нет, - старик тяжело опустился в то самое кресло, где сидела леди Береника. Кресло сохранило аромат ее надушенного платья – тонкий, едва уловимый запах миндаля. – Мы… идем на некоторый риск, но риск оправдан. Римус, ты ведь из семьи гончара?

Юноша кивнул, не понимая, к чему клонит старый маг.

- После Академии тебя ждет не самая завидная участь – жизнь бродячего мага или какой-нибудь далекий южный остров. Совет вряд ли оставит тебя в городе, они стараются отослать новичков набираться уму-разуму в самые дальние провинции. А с влиянием семьи ри Моэм тебе будут открыты все двери… Ты исключительно одаренный волшебник. И… я не удивлюсь, если… - последние слова профессора прозвучали в мыслях ученика, заставив того покраснеть от смущения.

«Зачем нам сознательно гробить себя в каких-то глухих деревеньках, когда можно вкусить все прелести жизни здесь, в столице!» - эти слова Вирта вспомнились как нельзя кстати, и Римус уже не был так уверен в неправильности предстоящего дела. Всего лишь небольшое задание… Ничего сверхсложного. Просто знания и немного магии…

- Я согласен, профессор.

Вот он, его шанс! Столько бессонных ночей над учебниками, заклинания, отработанные до совершенства, древние мертвые языки, эльфийская и драконья магия… Он только перешел на третий курс, но уже превосходил многих учеников Академии своими умениями. И всегда знал, что жизнь подкинет ему шанс – при должном усердии, разумеется. На Аруне говорят: фанфары судьбы. И он услышал их звук, видят Сестры-Богини! Он знал о риске провала – единственное неверное слово, упущенное мгновение – и заклинание рухнет, обратив свою мощь на создателя. Все должно быть выверено сотни раз. Но Римус знал: он справится. Разве может быть что-то невозможное для мага, идущего к своей цели?

* * *

Знойным летним днем город Фротт почти застыл в дрожащем раскаленном мареве, поднимавшемся от нагретых крыш и мостовых. Было время прилива, возле причала лениво покачивались на воде старые лодки, с сухим стуком ударяясь бортами друг о друга. Никого, даже в порту – в это время рыбаки давно в море. Жара прогнала с насиженных мест и сборщика податей, и мальчишек, вечно шнырявших на причалах, и торговцев. Только под навесом трактира сидели в тени два старика – они целые дни проводили здесь, глядя на прибывающие торговые суда и рыбацкие лодки, не в силах отказать себе в этом нехитром развлечении сонного портового городка.

В конце длинного залива показался коричневый парус, и скоро небольшой бриг причалил к берегу. В начавшей суматохе никто не заметил скромно одетого молодого человека с котомкой в руках, который быстрым шагом пересек пристань и стал подниматься вверх по крутой улочке, выходящей к причалам. Он ни у кого не спрашивал дороги, а между тем любой житель Фротта мог поклясться, что видел его впервые.

Незнакомец поднимался по дороге все выше и выше, пока город не стал едва виден, скрытый поникшей от жары зеленью. Тогда путник обернулся к морю, слепившему глаза. Здесь, на высоте, жаркий летний ветер сменился прохладным бризом. Сердце молодого человека замерло от радости, когда он увидел спускающиеся уступами к воде поля, извивы дорог и окаймленный лесом берег. «Я дома!» - подумал он. И сейчас остров совсем не казался ему мрачным и серым, как много лет назад, когда он последний раз бросил взгляд на его вершину, похожую на шляпу волшебника.

Наконец позади остался знойный, пыльный путь. Молодой человек оказался среди освежающей прохлады лесов, его родных лесов, и все ближе подходил он к той прибрежной деревушке, где родился и вырос. Солнце уже скрылось за горой, и глубокие тени лежали на всей земле, когда путник увидел впереди огоньки деревенских домов. Он перешел прозрачный ручеек по шатким, хлипким мосткам, посередине которых вдруг остановился, постояв немного, что-то странное прошептал себе под нос, дотронувшись рукой до истертого дерева, и сразу стало заметно, что сделались крепче старые мостки. Путник довольно хмыкнул и поспешил дальше по мягкому ковру золотистой пыли, лежащей на дороге, и вот он уже стоит возле большого, грубоватого каменного дома. Дверь ему открыла немолодая, рыжеватая с проседью, женщина. Она с улыбкой посмотрела на гостя, спрашивая, что ему угодно, но вдруг осеклась на полуслове, и лицо ее изменилось – удивление и радость отразилась на нем, в глазах блеснули слезы.

- Римус! – сдавленный вздох, и вот она уже крепко обняла сына, а тот смущенно улыбался, и загорелые ладони ласково гладили волосы матери.

* * *

Спустя три года после окончания Академии, Римус впервые со дня своего отъезда оказался дома. Он с радостью и щемящим сердце восторгом узнавал знакомые с детства места. Казалось, ничего вокруг не переменилось с тех пор: те же рябины перед домом, только теперь ставшие выше и гуще, тот же заросший осокой пруд в низинке, быстрые речушки и склоны Арха, ощетинившиеся сосняком. Сколько удовольствия бродить по старым тропам детства, вспоминая, открывая для себя полузабытый мир!.. Сколько горькой радости в узнавании старых знакомых! Но если природа как будто и не менялась вовсе, то лица соседей и родственников Римус узнавал с трудом. Отец его еще не старик, конечно, но уже не было в нем прежней силы и ловкости, былого задора и жизнерадостности. Мать стала печальнее, она как будто истончилась, исхудала, сделалась похожей на легкие стебли тростника, еще крепкие, но готовые вот-вот сломаться от сильного порыва ветра. Зато сестренка, маленькая Демельза, которую маг запомнил семилетней крошкой, подросла, превратилась в красивую молодую женщину, веселую, неунывающую. Она уже вышла замуж и растила двоих детей: шкодливых, неистощимых на выдумки близнецов. Первое время Римус чувствовал себя с ней скованно – ведь и она едва помнила его.

- Надолго ты к нам? – спросила его мать в первый же день за маленьким праздничным ужином.

- Я и сам не знаю, - честно ответил молодой маг. – Пока я свободен, и дел у меня никаких нет… Мне дали год, поживу здесь до следующего лета. Потом вернусь в Сорфадос.

- У магов свои пути, верно? – невесело усмехнулся его отец, глядя непонимающе, с затаенной опаской и ненавистью.

Римус не ответил.

Безмятежный теплый вечер вдруг показался ему морозным, как будто волшебник стоял на пронизывающем ветру. Ему стало неуютно – внезапно он отчетливо понял, что теперь его ничего не роднит с этими людьми. Надежды, которым он жил в Сорфадосе, надежды на примирение с отцом, вдруг обратились ничем. С того самого момента, как Гидеон узнал о том, что его сын умеет колдовать, они стали чужаками друг другу. Да и что они знают о магии? О нем самом?.. Веками укоренявшийся страх перед чародеями отразилось и на его семье. Ведь когда он уезжал в Сорфадос, отец изо всех сил старался не пустить туда сына. И столько лет прошло… Тринадцать долгих лет, семь из которых он провел в Академии, а последние три года преподавал там основы магии. Он изменился за эти годы, постигая сложные науки, путешествуя, узнавая мир, перед ним все шире открывалась жизнь страны – от приморских поселков на востоке до горных деревень на севере. Говорят, что большие знания приносят большие печали, и Римус только сейчас до конца понял эту истину, осознавая, насколько отчужден он от своей семьи. Они уже сейчас относятся к нему по-другому, и сила, отметившая его, становится клеймом, по которому можно выделить его в толпе среди людей и сказать: «Вот идет маг».

Чего же хотел он, вернувшись на родной остров? Прощения? Да, в глубине души Римус мечтал о том, что отец смирится с его выбором. Но нет, по-прежнему между ними высилась стена, еще более крепкая от того, что сейчас он уже не тот мальчишка с глупыми детскими забавами, которого было легко запугать. Теперь отец сам боится силы, что так изменила его сына, и стала куда опаснее, подкрепленная знанием.

Теперь все в нем выдавало столичного жителя: и манеры, всегда безупречные, так что и не поверишь, что он произошел из самой простой семьи, и одежда немного иного кроя, чем носят на Аруне, и даже речь с характерным для Сорфадоса тягучим выговором. Родители терялись рядом с сыном, а Римус чувствовал, что смущает их своим поведением. Пропасть между ними была слишком глубока.

* * *

Соседи с интересом и настороженностью посматривали на молодого волшебника, неожиданно появившегося в их деревне. Не было такого дня, чтобы какая-нибудь местная кумушка не заглянула к матери Римуса, дабы утолить свое любопытство, а потом рассказывать трагическим шепотом, что «сын у бедной Энджи какой-то странный». Римус отлично помнил, как относятся жители Аруна к колдунам и чародеям, а в глазах соседей он и был таким колдуном: мрачным, молчаливым, угрюмым, похожим на хищную птицу. И хотя юноша никогда и ничем не выказывал свое превосходство, все сразу поняли, что лучше держаться от него подальше, дабы не нарваться на неприятности.

Молодой маг бежал на родной остров в поисках спокойствия, отчасти он хотел осуществить детскую мечту – появиться на Аруне во всем блеске величия. Но оказалось, что слава ничего не значит для жителей Аруна, и будь он хоть Верховным магом, к нему не стали бы относиться более почтительно.