Лисий город

Часть первая. Лисий дом. Глава 9

«Верните наших детей»

Сложно было поверить в то, что видела Алиса, вцепившись руками в край подоконника, но четкие буквы, начерченные краской, не оставляли никаких сомнений.

За окном, метрах в трех от входной двери в ЦКМ, стояло двадцать, а может быть тридцать человек. Молчали. Все в черном, на головах накинуты капюшоны, словно бы сговорились за ночь друг с другом и с дождем. А на столицу упал дождь, что не слишком удивляло, если вспомнить вчерашний водяной смерч. Теперь, пока вся вода не вернется обратно на землю, он, вероятно, не прекратится. Но людей это нисколько не смущало, они мокли с тяжелым, мрачным безмолвием.

Алиса не знала, что и думать, глядя на них, и ничего, совершенно ничего не понимая. Зачем они пришли, что случилось с их детьми? Почему Алиса должна их вернуть? И самое главное — где их взять?

Разбудивший ее телефон так и остался в руке — она сжимала его неосознанно с тех пор, как подошла к окну на первом этаже и увидела то, что увидела. Наташин звонок, на который Алиса так и не ответила, угас последним всхлипом известной песни, а чуть позже телефон пиликнул входящим сообщением. Но поднести его к глазам и прочитать сообщение показалось кощунством по отношению к людям за окном. Алиса не могла оторвать от них взгляд и судорожно соображала, что делать и как помочь — но только так, чтобы не выходить и не показываться им на глаза. Сложно было сомневаться, что кто-то сорвется — учитывая слова на их транспарантах.

Верните наших детей — и точка, словно бы Алиса вместо того, чтобы спать, похищала их всю ночь.

— Я позвонила Горюну, но его телефон недоступен, — вздрогнув, она обернулась и увидела бледную Анну — психолога, все еще не ушедшую с ночной смены.

— А в полицию? Нужно звонить туда, потому что я ничего не понимаю.

На самом деле чего Алисе больше всего хотелось — вернуться на старенький диван в столовой на втором этаже и забыть обо всем. После вчерашнего приключения ныли все мышцы, болела голова, а во рту ощущался привкус… тоски. И несвежего дыхания. Страшно было подумать, что творилось на голове, но она и не думала. Просто оторвала взгляд от толпы, скинула входящее сообщение от Наташи и набрала номер полиции.

Ждать пришлось долго — гудки нудно тянулись, а взгляд Алисы снова вернулся к толпе. Может быть, они и переговаривались, но между собой, а не на публику, и, конечно, слов было не расслышать.

— Полиция. Что у вас случилось?

— Это ЦКМ Северного округа… У нас здесь стоят люди, много, просят вернуть детей. Я ничего не понимаю, пожалуйста…

Она не договорила, потому что вдалеке послышался вой сирен и одновременно с этим оператор совершенно непрофессионально ее перебил:

— Ты издеваешься, да? К тебе уже едут.

И бросил трубку. Алиса округлившимися глазами посмотрела сначала телефон, а потом повернулась к Анне.

— Ерунда какая-то. Вы идите вниз, к детям, ладно? Я разберусь… наверное.

Анна кивнула и, к радости Алисы, без вопросов ее послушалась, хотя та ожидала как минимум каких-то вопросов. Глядя, как закрывается дверь, Алиса набрала Горюна, чувствуя внутри себя раздражение его долгим отсутствием. Хотя еще не было восьми утра, но ведь он так и не появился вчера, даже несмотря на то, что сам признался, что не готов оставить Алису одну в конторе.

Что это — передумал?

«Телефон абонента недоступен или находится вне зоны действия сети».

Или, может быть, потерял телефон, такое ведь часто бывает. В любом случае, если он появится на горизонте прямо сейчас, Алиса будет рада переложить на его плечи всю ответственность, какой бы она ни была.

Звук сирены все приближался, и вскоре стало понятно, что машин едет отнюдь не одна и даже не две, но определить точно оказалось слишком сложно. Алиса все это время стояла у окна и смотрела на людей, радуясь, что не зажгла свет в холле, когда спускалась вниз. Так они просто стояли и ждали прихода сотрудников, не зная, что один из них уже внутри.

Чтобы сделать — что? Она даже забыла, зачем это сделала, а помнила, что проснулась от телефонного звонка и тут же захотела уснуть обратно. Усталость от вчерашних событий давала о себе знать, и больше всего хотелось отсюда исчезнуть, забравшись куда-то в нору и спрятаться от окружающих. Но бежать оказалось некуда — она одна из всего ЦКМ была в конторе, а проклятый Горюн исчез. И даже Наташа пропадала у постели Игоря…

Алиса тут же вспомнила про смс, но в этот момент подъехала полиция. Одна за другой во двор въезжали пять машин, и шестая — принадлежащая силовой группе искателей — на миг поколебала молчаливую толпу. Было известно, что силовая группа не церемонилась ни с кем, но вскоре строй восстановился, заставив Алису их уважать.

Впрочем, «верните наших детей» было сильным мотивом никого не бояться.

Алиса оторвалась от окна и кинулась отпирать дверь, не совсем, правда. Она не совсем понимала, зачем нужно столько сил, чтобы разогнать людей на улице, но им, наверное, было виднее. Но самое главное — Алиса подметила это совершенно машинально — если никто до этого не звонил в полицию — как же они узнали, что необходима помощь?

Но едва только отодвинув старинный засов, Алиса оказалась скручена чьими-то сильными руками и перетащена в холл. А потом ее с такой силой приложили о стену, что она даже не особо почувствовала быстрый, бесцеремонный обыск. Удар выбил из нее весь воздух, так что вместо «эй», она что-то прохрипела, сквозь боль слыша, как остальные поднимаются на второй этаж. Шикнула чем-то непереводимым рация на груди у державшего ее силовика, и Алиса вдруг пришла в себя. Тело от удара болело, и говорить было сложно, но в мысли уже вкралась дающая разуму ясность ярость.

— Имя, я тебя спрашиваю! — тот, кто ее держал, вопрос повторил уже дважды, но сам был виноват, что первого раза Алиса услышать не смогла.

— Алиса Чернова… — она едва это прохрипела, не в силах сдержать желание закашляться.

— Что здесь делаешь?

— Ра…кха…ботаю. Что…

— Должность?

— Ликвидатор.

— Кто есть еще в здании?

Не отвечать не было смысла.

— Два психолога и пятеро детей… в подвале. Что случилось?

Он не ответил и, не разжимая ее рук, передал кому-то по рации только что полученную информацию, а потом щелкнули наручники, и Алиса оказалась неудобно в них закована.

— Эй, вы должны предъявить мне обвинение и все такое, слышите? Иначе… я отвечаю за детей внизу, ясно? Если с ними что-то сделают, наказание понесете и вы то… — она отдышалась, но сердце стучало так сильно, что заставляло тело все еще глубоко и часто вдыхать.

— Заткнись, — он больно ее толкнул, и Алиса вспомнила, что Горюн говорил ей про самооборону. Но одно дело всеми средствами защищаться от обычного человека, а другое — от тех, кто ее арестовал. На этот счет он ничего не уточнял, и, немного подумав, Алиса решила послушаться, не навлекая на себя лишние удары и тычки. И хотя ее по-прежнему заботила судьба детей, наверное, спрашивать о них у человека за спиной смысла не было.

Наверху что-то искали — судя по звукам, выбивали двери и выламывали запертые шкафчики. Алиса не понимала, что они там могут найти — бухгалтерские отчеты? Может быть, здесь происходили какие-то махинации с деньгами, но тогда зачем до сих пор держат ее — ведь она ликвидатор и не имеет никакого отношения к бухгалтерии. Был еще вариант, что Горюн каким-то образом был связан с взятками — и тогда становилось понятно его отсутствие: если он узнал об облаве, решение исчезнуть было самым логичным.

Потом снова открылись входные двери, и Алиса увидела вспышки камер и фотоаппаратов — прибыли репортеры и, краснея от нахлынувшего стыда, она все-таки попыталась вырваться — и снова получила резкий толчок.

— Вы за это ответите, — процедила взбешенная унижением Алиса. — Конкретно вы — за незаконное задержание и нарушение моих прав.

— Заткнись, — голос силовика был по-прежнему безэмоционален, и будь Алиса немного поспокойнее, поняла бы, насколько бессмысленно ему угрожать. Специфика работы силовой группы предполагала постоянные угрозы, и к части из них — таких, как ее — они уже давно не относились серьезно.

Но оставаться спокойной, когда ее поставили лицом к стене и заковали в наручники, словно торговку наркотиками, было выше алисиных сил. Позади нее суетились репортеры, и можно было даже не сомневаться, что как только ей позволят повернуться лицом в холл, они попытаются взять у нее интервью. Со своими вечными вопросами с ноткой превосходства в голосе: вы знаете, за что вас задержали? И вы считаете себя ни в чем не виноватой?

Если бы Алиса еще хоть что-то понимала... Она злилась на держащего ее силовика, на людей, разрушающих их контору, на репортеров и больше всего на Горюна, что оставил ее здесь одну. Никогда раньше она бы не подумала, что он испугается чего-то — ответственности, например. Тем более, играло большую роль то, что он сам работал искателем и в отличие от выведенной из равновесия Алисы мог хоть что-то прояснить и знал, как себя вести.

— И не смей подпускать ко мне журналистов, ясно? — ей хотелось еще сказать что-то о своей исключительности и своем даре, но быстро вспомнила, как спокойно раньше ЦКМ обходился без нее.

— Я сказал, заткнись и успокойся. Будешь вести себя хорошо, отпущу быстрее.

Алиса, усмиряя внутри себя волну возмущения и ярости, решила послушаться, хотя тело, получив гормонов, требовало действий и выхода ярости. Возможно, она займется этим позже, когда станет ясно, в чем ее обвиняют и когда она получит шанс доказать свою невиновность.

Внизу, громче всего прочего шума, стал слышен мужской, хорошо поставленный голос — достаточно известный всем, у кого дома есть телевизор. У Алисы его не было, но Грега Шортинга, одного из лучших репортеров столицы, она знала хорошо. Он был любимчиком их декана и, пользуясь своим положением, частенько заходил в университетскую библиотеку. На первом курсе Алиса была в него влюблена, но даже переболев мимолетным увлечением, навсегда запомнила его голос. Его же она вчера увидела в толпе на мосту, но это вряд ли чем могло ей помочь.

Силовик, в награду за послушание, не подпустил к ней ни единого репортера, но продолжал удерживать лицом к стене. Это, ко всем прочим причинам, стало порядком раздражать — в самом деле, что могло такого случиться, что ее так долго держат здесь? Из стрекота репортеров сложно было что-то понять — слова смешивались с шумом и получалось что-то неудобоваримое. У нее вышло вычленить отдельные слова, и среди них была фамилия Горюн, ЦКМ, происшествие, но дело это не проясняло.

Ее отпустили, когда в очередной раз хлопнула входная дверь, и, судя по звукам, значительная часть людей, торчащих в холле, бросилась к вошедшему.

— Как вы прокомментируете случившееся?

— Вы знаете, зачем…

— …он это сделал?

— Вы с уверенностью можете сказать, что….

— Уберите репортеров.

Шум стал сильнее — Алиса ясно слышала возню и как сопротивлялись жадные до ответов журналисты, но вскоре шум перенесся на улицу, и только тогда стало ясно, как же сильно они действовали на нервы.