Лисий город

Часть первая. Лисий дом. Глава 12

Она мчалась в контору так, словно не было утомительного дня, выматывающих слез, словно ничего не было. Стало вдруг ясно, что нужно было делать с самого начала. О себе забыть, о желаниях, усталости и сосредоточиться на том, что ей велели делать: работать и молчать. Это ведь так просто.

Работать у Алисы получалось, а вот молчать — нет.

Ей вернули рюкзак, вышвырнув его из окна машины, но не вернули телефон, где были записаны все нужные номера. Но Алиса не была бы собой, если бы не переписала все в специальный блокнот. Это была давняя причуда — копировать важную информацию на дополнительные носители, но оказывалась полезной довольно часто.

В столе, в кабинете лежал блокнот, где был записан номер Эдуарда и все остальные номера тоже. Но Эдуарда — сейчас в первую очередь. А потом… потом она найдет, чем заняться. Лишь бы только зашить теперь эту дыру в сердце.

Руки тряслись, когда она отпирала контору, когда закрывалась, когда листала блокнот. Нужный номер оказался на самой последней странице. Синел дурацкой гелиевой пастой, а последнюю «д» венчала закорючка вместо петли внизу.

Трубку взяли сразу. Узнав спокойный, равнодушный голос Эдуарда, Алиса поняла, что сказать хоть слово неимоверно сложно.

— Слушаю.

— Это… Чернова. Я… они заставили меня подписать… Не знаю, почему… не знаю.

Тишина на том конце трубки наступила мгновенно, но продлилась недолго.

— Вы читали, что подписали?

— Нет. Было темно. В машине… я запомнила номер.

— Алиса, перестаньте заикаться и расскажите все — и кратко, — попросил он, так и не поменяв тон. Словно речь шла о недоваренных макаронах.

Но Эдуард говорил правильно, она и сама это понимала, просто сердце стучало так сильно и больно, что хотелось плакать.

— Да… Они поймали меня после работы, затащили в машину. Там был Бреннинг и еще двое. Он сказал, что они едут на вечеринку, и у меня есть… время подумать, хочу я с ними ехать или нет. Он сказал… что убьет меня, если я не подпишу бумаги. И дал бумаги. И поехал. Сказал…

— Что он сказал, совершенно неважно. Номер машины вы запомнили?

— Запомнила, — облегченно кивнула Алиса и назвала номер. — Он сказал, что машина в угоне. И… и уехал к северному тракту… но там есть, где свернуть и попасть ну… в город, в центр. И у них мой телефон.

— Телефон? — заинтересовался он. — Какая модель?

Она назвала ее неуверенно — телефон был старый и ни в какое сравнение не шел с современными.

— У вас там что-то включено? Блютуз, ик-порт, интернет?

— Ну… вроде все, кроме порта. Там мое имя введено — в блютузе…

— Я все понял.

И повесил трубку.

Алиса смотрела на трубку, из которой доносились короткие гудки, и не знала, что делать. Куда себя теперь девать, чтобы ничего не чувствовать. Если из-за нее Горюна убьют — вряд ли она себе это когда-то простит. И сегодняшний вечер тоже не простит, потому что нельзя это прощать.

Всю жизнь она считала себя… нормальной, обычной, правильно воспитанной. Правильной себе казалась, за некоторым исключением, а теперь все рухнуло, словно песочные замки после небольшой волны.

Она все-таки повесила трубку и, держась за стены, вернулась к себе в кабинет. К себе ли? Его дал ей Горюн, как и квартиру, как и деньги, которые она тратила до сих пор. А она в ответ — что? Нож в спину?

Захотелось завыть, но Алиса только расплакалась — от злости и бессилия.

Что теперь будет? Зачем, ну зачем она отпустила Наташу, послушалась собственного эгоизма и усталости? Как теперь ей в глаза смотреть, и Игорю, который с утра просил быть человеком? А себе?

Пальцы бездумно нащупали кнопку включения компьютера. Экран загорелся синим, и Алиса вспомнила про Лену. Лучше было бы дозвониться до ее отца, но его заграничного номера она не знала.

— Лена? Это Алиска. Мне очень нужно… нужен совет. Ты же знаешь про Горюна?

Голос у Лены был заспанный, но, к ее чести, в разговор она включилась сразу.

— Конечно, это ужас какой-то! Я собиралась тебе позвонить, но решила не тревожить, ты же занята, наверное. А что случилось?

— Меня заста… я дала показания против него, ну, они угрожали мне, и я… не знаю, почему я так сделала. Лена… они его убьют. Скажи мне, куда позвонить, может быть, заявление написать на них?

— Ну дела-а-а…

Разговор, от которого Алиса ничего особенного не ждала, продолжался довольно долго. И закончился тем, что Лена пообещала связаться с отцом, а Алиса сумела взять себя в руки.

Потом все еще трясущимися руками она попыталась поковыряться в чайнике, но тот, увы, после удара о стену не работал. Осознав это, когда ее слегка ударило током, Алиса достала из ящика старый, допотопный кипятильник — Горюн как-то сказал, что пользовался им, когда был в ссоре с Людмилой Павловной. Предположить, что кто-то может взять и просто не дать Горюну кипяток из чайника, было сложно, но зачем ему врать? Глупо.

Тут же за этой историей вспомнился и сам Горюн, но Алиса поспешила выгнать из головы мысли о нем — уж слишком невыносимо это было. А плакать снова, когда она только успокоилась, не было сил. И смысла тоже.

Вода вскипела быстро, и Алиса сделала себе крепкий кофе — Лена пообещала связаться с ней, как только, так сразу. И она, конечно, надеялась, что это произойдет сегодня. Да как можно спать, когда… руки затряслись пуще прежнего.

Облечь в слова свои эмоции Алисе вряд ли удалось бы, но стоило хоть немного зациклить внимание на воспоминаниях о том, как она подписывала эти проклятые показания, или на Горюне, внутри становилось противно. И если когда-то раньше можно было перенести эти чувства на кого-то другого, то теперь уже не получалось. Она заслужила, потому что предала. Еще больше заслужила, если честно. И, скорее всего, получит, как только у Эдуарда дойдут до нее руки — ее уволят с волчьим билетом. Да ну и пусть бы — лишь бы что-то получилось, лишь бы Горюна оправдали.

За всеми этими мыслями Алиса совершенно упустила то, что он мог быть виновен. И даже больше — она уже никак не могла этого допускать. Сознание творило страшные вещи, и Алиса аж шикнула на себя, испугавшись хоть малейшей возможности себя оправдать. Какая разница — виновен или нет, если дело в ее поступке? Никакой же, совершенно никакой.

В коридоре что-то зашуршало. Мелко, тихо, но в общей тишине слишком отчетливо, чтобы списать на фон или уличный шум. Шорох, снова шорох, а потом с подоконника оглушительно упал цветок. Алиса так быстро поняла это, потому что сама пару раз его опрокидывала и хорошо запомнила, с каким звуком падал горшок.

Бесшумно поставив кружку на стол, Алиса приоткрыла двери и выглянула в темный коридор. Было пусто, только открытое окно немного покачивалось благодаря разгулявшемуся ветру.

Она прошла чуть дальше — до лестницы, и наконец-то сконцентрировалась для удара — кто бы там ни был, про магию она больше не забудет. Внизу, в холле, тоже никого не было, и Алиса, набравшись смелости, спустилась, обошла все по кругу, заглянула в подвал — в кои-то веки пустой. Но все походило на то, что шум наделал ветер.

Пожав плечами, Алиса погасила свет и на лестнице снова услышала звук — писк на этот раз, словно бы щенячий.

— Эй?

Без страха и с большим усердием она облазила все углы, и под лестницей — там, где обычно стояли швабры и ведра, увидела, наконец, своих нарушителей. Трое лисят и мама-лисица, с яростью рыси на нее шипевшей.

— Ну вы даете, — ошарашено сообщила им Алиса. — Лисий дом какой-то, а не ЦКМ. И что мне с вами…

И тут наверху зазвонил телефон внутренней линии — тот, с которого она звонила Эдуарду и Лене. Не помня себя, она кинулась наверх, не обратив даже внимания на все-таки цапнувшую ее лису.

Звонила Лена.

— Алиска, отец орал на меня так, словно это я накосячила, но слушай. Запиши телефоны и имена, — дальше на Алису обрушилось море цифр, которые она едва успела начеркать на бесхозно валявшейся на столике газете. — Отец сказал, что желающих сделать гадость Бреннингу много, и среди них есть искатели. Так что звони и договаривайся. Но только, умоляю тебя, не вляпайся еще во что-нибудь! И будь с ними осторожней, ладно, а еще лучше — поручи это кому-то другому.

— Не… не вляпаюсь! Ленка! Я… я не знаю даже, что тебе буду должна!

— Платье купишь мне? Позавчера такое видела, ты бы сама себе захотела, ой, ну ладно. Ты звони, ага? Хочу узнать, чем все закончилось.

— Обязательно! Спасибо… спасибо огромное!

Но в трубке уже звучали короткие гудки, и, недолго думая, Алиса сбегала за блокнотом и снова набрала номер Эдуарда. Трубку он не брал долго, но, терпеливо дождавшись ответа, Алиса без приветствия вывалила на него всю полученную информацию.

— Откуда вы это взяли?

— Ну… если честно, профессор Земин… не надо его имени упоминать. Он сказал, что эти люди — враги Бреннинга. И я подумала, что, если я напишу какое-нибудь заявление о том, что меня… ну, силой заставили подписать показания… Можно выиграть время.

— Прекрасно. Прекрасно, Алиса, диктуйте мне номера, — и перед тем, как повесить трубку, добавил: — И пишите заявление. О краже телефона, о ваших показаниях, о нападении и угрозах. Если у вас остались синяки, будет еще лучше.

Синяков у нее не осталось, если не считать едва видных желтых пятен на подбородке, они, наверное, не подходили. Но Алиса даже готова была сама себе их оставить, лишь бы это помогло.

Дело дальше пошло лучше. Скачав образец заявления, Алиса принялась в красках расписывать все, что могла вспомнить. С этим проблем у нее никогда не было, и в итоге, когда раннее летнее солнце едва подобралось к горизонту, было написано уже три листа. Еще два валялись скомканными на полу. Рука уже ныла, но вместе с легкой болью пришло и небольшое утешение — выход был, и нужно было только ждать. Сама Алиса звонить по номерам, данным ей Леной, боялась — кто она такая, чтобы с ней разговаривать и решать такие вопросы. А Эдуард, просто даже судя по его поведению, был не последним человеком там, около власти, с ним говорить будут. Наверное.

* * *

К восьми утра в контору пришла Наташа с огромной коробкой конфет и виноватым видом, а Алиса, успевшая сбегать до дома и привести себя в порядок, даже не смогла посмотреть той в глаза. Только кинулась просить прощения — как будто оно могло ей помочь.

— Я все-таки сломала чайник, — беспомощно улыбнулась Алиса, кипятя воду в большой, двухлитровой банке, неведомо как оказавшейся в их конторе. — И… знаешь, кажется, у нас тут завелись лисы. Я тут… отчеты писала ночью и услышала шум. Выхожу, а там целое семейство. В кладовке вон, можешь посмотреть. Хорошенькие, но мать злющая.

Про лис, положа руку на сердце, она вспомнила только сейчас, и то только углядев на Наташиной блузке брошь в виде лисьего уха. Их нужно было по-хорошему чем-то покормить, но чем — для них обеих оказалось загадкой, но в итоге сговорились на цыпленке, побоявшись покупать промышленный корм.

Лисица шипела и рычала, не подпуская к лисятам, но после того, как они оставили на тарелке разрезанную курицу и ушли, утащила мясо к себе в логово. Выгонять лисью семью они не решились — да и как было подойти ближе?