Завоевание фейри

Глава двадцать четвертая

— Стой!

Я застыла, зажмурившись. Зачем он усложнял это? Было уже сложно!

— Стой, дочь! — приказал голос отца.

Я повернулась и увидела его в круге камней. В его руках были мои книги. В его глазах тревога воевала с печалью.

— Я прочел твои книги, — тихо сказал он. — И все мои воспоминания вернулись. Все. И твоя мама была права. Ты должна была отвести меня к Ручью Слез, или все было бы зря.

— Что? — я вдруг растерялась.

Он шагнул ко мне. Он улыбался.

— Знаешь, зачем существует Убийца родни? Чтобы рассеивать справедливость, — он покачал мне сияющую книжку, которую я оставила ему. — Это сказала мне книга. И почему не начать тут? Я прочел книгу, которую тебе оставила твоя мать, Элли. И я прочел эту книгу пророчеств или мудрости. И ты знаешь, что я понял? Я понял, что твоя мать отдала себя вместо твоей сестры.

— И толку? — мрачно сказала я. — Моя сестра никогда не оценит эту жертву.

Его улыбка была кривой.

— У нее впереди долгая жизнь, Элли. И «никогда» — большое слово. Может, со временем она будет смотреть на вещи иначе.

Я фыркнула, но его улыбка не дрогнула. Его лицо озарял зловещий свет Дверей Жути, но я не была уверена, видела ли что-нибудь красивее, чем надежда на его лице.

— Возможно, — согласилась я, чтобы обрадовать его. Я сомневалась в этом. Хуланна не собиралась меняться.

— Я понимаю, как она решила спасти вас. Вы родились особенными. Вместе вы были одним магическим существом в двух половинках. Это странно. В это сложно верить. Но твоя мать верила. Она думала, что это могло исправить ошибки и исцелить раны. Но она не хотела вам смерти. Но вас двое, а мама одна. Ей пришлось выбирать, вместо кого умирать.

— И она выбрала Хуланну, — кивнула я.

— Потому что знала, когда я восстановлю разум, Элли, я выберу тебя.

— Что? — он же не имел это в виду?

— Она была Заменой твоей сестре. Но не любой может быть Заменой. Только кто-то по крови, — он порезал ладонь своим клинком и пролил кровь на камень внизу. — И правильная кровь. Моя кровь за твою, дочь. Моя смерть за твою.

Скуврель охнул, но не мог сдвинуться с места.

— Не за тебя, склизкий фейри, — сказал отец, уже не улыбался, а хмурился. — Я хотел бы, чтобы ты не была в браке с одним из них, Элли. Еще и с одним из худших.

Скуврель коварно засмеялся.

— Вот так лесть, Хантер. Но я не могу отрицать, что твои навыки речи стали лучше, — мой отец покачал головой, и Скуврель посерьезнел. — Если ты делаешь это за нее, смертный, можешь звать меня, как хочешь.

— Может, ты еще можешь выйти замуж за кого-то еще? — с надеждой спросил отец.

Я покачала головой.

— Я не отступлю.

— Просто пообещай одно, Элли, — отец игнорировал Скувреля. — Обещай, что будешь заботиться о себе после этого. Хватит пытаться спасти мир.

— Я не могу пустить тебя за меня, — нежно сказала я, отец обвил меня руками в последних объятиях. — Не делай этого, пап.

— Для этого отцы, Элли. Мы защищаем детей. Мы обеспечиваем их. И если тебе нужна Замена, это ты и получишь. Потому я вернул разум, наверное, — он неловко прижал ладонь к моей щеке. Он обычно не проявлял нежности. — Думай обо мне прохладным утром, когда олени сражаются в лесу. Думай обо мне, когда твоя стрела летит уверенно и метко.

Я ощутила, как слезы выступили на глазах.

— Это должно быть сейчас? — спросила я.

— А мы можем ждать? — спросил он, а потом опустил ладонь на мою, которая сжимала ключ в двери. — Если я буду ждать, ты найдешь себе еще бремя, и я не могу это вынести. Отойди, Элли, моя милая девочка.

Он вложил книги в мои руки, повернул ключ в замке. Я выронила книги, и мне было плевать, что они упали на окровавленный камень. Я пыталась сжать его ладонь, но он стряхнул меня.

— Пап, нет! — выдавила я, всхлипнув.

Он толкнул меня, и я отлетела, задела коленом кровокамень. Когда я выпрямилась, свет лился из Двери Жути, такой яркий и слепящий, что я не видела.

— Прошу! — взмолилась я.

Отец оглянулся.

— Люблю тебя, Элли.

Он шагнул и пропал в свете.

Дверь распахнулась шире, опаляя мои глаза. Ветер поднял меня, оттолкнул. Я врезалась во что-то твердое.

Мое сердце сжалось в груди, свет тек по мне. Мои глаза горели, но даже когда я закрыла их, это не изменило то, что я видела. Лиловое сияние, похожее на оленя Истины, появилось из яркого света, рыло землю, а музыка — будто хор пел изо всех сил — ударило по моему разуму. Я не могла разобрать слова, но песня охватила меня эмоциями. Надежда, восторг, предвкушение.

Слова наполнили мой разум.

ВЫПРЯМИТЬ ЗАПУТАННОЕ.

СДЕЛАТЬ КРИВЫЕ ПУТИ ПРЯМЫМИ.

ОМЫТЬ ВСЕХ НАС.

Это было видение? Это же не было настоящим?

Свет лился из двери, двигался, как живой.

Я затаила дыхание, сердце колотилось, я неслась с живым светом. Мы скользнули мимо Двери Жути, и на месте спутанных скелетов, вырезанных там, были целые люди, живые и красивые, вырезанные на двери.

Но мне было плевать на них. Я видела — это было выжжено в моем разуме навеки — последний взгляд отца. Его лицо, полное любви. Взгляд жертвы.

Мы пронеслись по долинам, и застывшие каменные статуи оживали, пока мы пробегали мимо. Их радостные вопли преследовали нас.

Я хотела, чтобы кто-нибудь вернул так отца к жизни.

Мы неслись среди растений, которые пожирали людей, и ядовитых болот, злых единорогов и зубастых существ. Когда мы уходили, они уже не были монстрами.

Мы неслись по Фейвальду, озаряли землю, и она таяла, объединялась с миром смертных. Я видела Дымопад, моя армия големов была у круга камней. На моих глазах големы стали живой плотью, радостно завопили, и это пронзило мое сердце сладостью.

Но даже эта сладость не могла пронзить боль и печаль, дрожащие в моем сердце.

Мы неслись по тропе, которая была обрамлена колокольчиками из костей, но теперь там были камыши, они позвякивали, когда свет проносился. Дальше к Скандтону, удивленные смертные поднимали на нас взгляды. Свет касался их, и их распутанные края становились снова целыми.

Мы неслись по Фейвальду, касаясь фейри, и когда свет их задевал, их спутанная агония пропадала, делая их снова целыми и правильными.

Кроме некоторых.

Потому что, когда свет коснулся моей сестры, я увидела, как рычание вырвалось из ее горла, она боролась с прикосновением. И, когда свет окатил ее, она упала на землю, уснув, твердая, как камень.

Не она одна отказалась от яркости света. Не она одна погрузилась в зачарованный сон. Были другие — фейри и смертные.

Но, когда свет прошел, он задел все места в Фейвальде или мире смертных. Высокая статуя скелета, чей глаз был библиотекой Скувреля, стал статуей живого фейри с улыбающимися глазами и переливающимися крыльями. Жуткие вырезанные картины и украшения из костей стали красотой.

Я смотрела, и это уже меня утомило так, что я раскачивалась от усталости.

Я потеряла отца и мать.

Ради этого.

— Смыто, — охнул Скуврель. Я как-то оказалась в его руках. — Как я и думал. Больше фейри не украдут детей, Кошмарик. Больше не будет смертных, которых пытками свели с ума. Больше не будет оживших ужасов.

Яркий свет угасал, но я все еще не видела, свет опалил мои глаза слишком сильно.

— Я верил, что ты могла это сделать, маленькая Охотница, но не осмеливался мечтать о том, что еще это может означать.

— Что еще это означает? — спросила я, стараясь не паниковать, что все еще не видела.

— Это означает, что правление ужаса фейри закончилось. Это означает мир для тех, кто этого хочет.

— Я хочу этого, — вздохнула я. — Но это не так просто. Люди со временем снова начнут запутываться.

— Я не сомневаюсь, что, когда тот день наступит, ты запугаешь их и заставит подчиняться, Кошмарик. Никто не будет в безопасности, пока ты охотишься в этих мирах.

— А ты? — спросила я. — Ты можешь выдержать то, что бросил свое коварство? Ты ощущаешь, что потерял его, будто конечность?

Он рассмеялся низко, и его смех все еще звучал коварно.

— Думаю, я все еще буду тебя немного мучить и заставлять играть в мелкие игры.

Я сглотнула, ощутила его дыхание у своего уха. Он прошептал:

— Способность хранить тайну?

— Пять, — сказала я.

— Я хотел долгое время быть хорошим. Я хотел надежду на спасение. Кто бы думал, что мне подарит ее смертный, который ненавидел меня?

— Он любил меня, — сдавленно сказала я.

— Да. Как и я. Я буду ценить этот шанс попробовать добро, мой Кошмарик. И я буду лучшим в этом, я преуспеваю во всем. Просто смотри за мной, а я сделаю весь мир чистым и правильным. Задержи дыхание в восторге, пока будешь смотреть, как я плету правильность как знамя, поднимаю правду, как кубок.

Я начала невольно смеяться.

Только Скуврель мог сделать из превращения тьмы в свет состязание и заявить, что был уверен, что победит.

— Уровень наглости? — пошутила я.

— Все еще пять, боюсь.

— Шанс, что я смогу исцелить тебя от этого?

— Один, — он выдохнул, притянул меня к своей груди и прижался лбом к моему лбу. — Но зачем тебе это хотеть? Моя наглость восхищает тебя. Мое превосходство вызывает у тебя ощущение безопасности. Мое…

Я прервала его поцелуем. Он мог хвалиться и позже. А пока что я хотела сжимать того, кого любила, и дать любви заполнить пустоты в моем сердце.