Завоевание фейри

Глава десятая

Мы попали в мир смертных, во тьму и ливень. Я подняла повязку, чтобы видеть, но тут же опустила половину. Мне нужно было видеть Скувреля, и было слишком темно. Отец опустил его на землю, и он сжался вокруг живота, фыркал и стонал. Он был смертельно ранен. Я была в этом уверена.

— Мы поговорим. Сейчас. Ты замужем за этим фейри? — отец недовольно вдохнул. Ночь была такой темной, что я не видела его лицо. — Тебе всего шестнадцать!

— Уже семнадцать, и дело не в этом, — рассеянно сказала я. — Мы с тобой потеряли десять лет в Фейвальде, и неизвестно, сколько времени после этого. Тебе теперь за сорок, хотя ты выглядишь за тридцать.

Хоть я говорила с ним, я не смотрела на него. Я разглядывала Скувреля, искала раны, которые могла пропустить.

— А Генда? Твоя сестра? Мои воспоминания — правда?

— Зависит от того, что ты помнишь, — сказала я, водя ладонями над Скуврелем. Он вздрогнул от ран на плечах, когда я осторожно отодвинула камзол. Раны свободно истекали кровью, в них белели кости. Я подавила волну тошноты, стараясь посмотреть на рану в его животе. Он покачал головой, сильнее прижал там ладонь.

— Верни меня в Фейвальд, Кошмарик. Мне нужно исцелиться, а твой мир ужасен для этого. Ужасен.

— Я потеряла меч, муж мой, — сдавленно сказала я. — И без него я застряла тут, как все смертные.

Все во мне было натянуто, как тетива. Голова гудела от мыслей. Я не хотела, чтобы он умирал. Нет. Я знала, что такое могло произойти, но то, как будет без него — это было как плохая история. То, что не могло быть правдой.

Умереть. Я могла едва думать о слове, потому что каждый раз при этом видела, как моя мать бежит в те двери.

Голова болела. Во рту пересохло. Я вот-вот потеряю сознание.

Хватит, Элли. Дело не в тебе. Дело в Скувреле. Нужно исцелить его.

— Я помню безумие. Помню, что твоя сестра делала со мной — ужасные вещи, — голос отца был испуганным. — Я помню слова твоей матери. И она оставила нас у той двери, — он кашлянул, словно скрывал эмоции. — Мы можем отнести твоего мужа к кругу камней.

Он пытался утешить меня.

— Не в такой дождь, — я смаргивала воду с глаз. — Я не знаю, где мы, и в темноте мы навредим ему, споткнувшись об корни. Или мы заблудимся и выйдем к врагам.

— О чем ты думала, взмахивая мечом, Кошмарик? — напряженно спросил Скуврель.

— Я думала только о побеге, — сказала я.

Так он умрет. У него не было сил бороться с ранами без помощи, а все, что у меня было, промокло, и тут не было укрытия. Я не могла развести огонь под ливнем.

— Точнее, — выдавил он.

— Я… — я пыталась думать. — Я вспомнила оленя, которого мы спугнули, выйдя из дома Рыбака. Как его хвост развевался как белый флаг. Я хотела пропасть за миг, как олень.

— Дом, — выдавил Скуврель.

— О чем он? — спросил отец.

— Меч обычно переносил меня близко к тому, куда я хотела попасть. Он надеется, что мы возле дома.

Но я не надеялась. Мои мысли были рассеяны и бесполезны. А в этой темноте мы могли быть в паре шагов от него и не знать.

— Постой, — выдавила я. — Я забыла.

У меня была рукоять топора в руке. В шоке от возвращения я забыла о ней. Я взмахнула ею. Я видела неподалеку от нас берег реки, и рядом был летний домик Рыбака. Он был маленьким, и крыша была изо мха, но это должно было защитить от дождя.

— Ты можешь поднять его снова? — спросила я у отца.

— Да, но я не могу так идти. Я ничего не вижу. Даже его.

— Я тебя поведу, — сказала я. — Я вижу духовным зрением, и факел освещает путь.

— Я думал, это делало тебя невидимым, — сказал отец, я направила его руки, и он снова поднял Скувреля. Мой муж застонал, и я старалась не вздрагивать, хотя он все равно не увидел бы. Он закрыл глаза от боли.

— Это делает и то, и другое. Вот. Я поведу тебя.

Я шла рядом с ним, сжимая его руку, чтобы он не запнулся об ямы и ветки, пока мы двигались к дому Рыбака.

Мы замерли у крыльца.

— Тут ступеньки, — сказала я. — Три. А потом порога.

— Мне льстит, что меня несут через порог, — слабо сказал Скуврель, — но я не хочу жениться на двух членах одной семьи.

Мой отец недовольно зарычал.

— Игнорируй его, — сказала я, открывая для них дверь. — Это его натура.

— Ты вышла за мужчину, который шутит о браке со мной? — возмутился отец. — У тебя должен быть вкус лучше, Элли. Я растил тебя лучше.

Скуврель слабо рассмеялся, а потом застонал.

— Я испортил все ее воспитание.

Я поспешила в дом, нашла лампу и кремень, быстро подожгла ее. Настоящий свет заполнил комнату, и я опустила повязку, убрала рукоять топора за пояс.

Я быстро закрыла дверь.

— Опусти его на кровать.

Отец послушался, качая головой, поспешил развести огонь в круге разбитых камней в центре домика. У Рыбака был старый камин — круг разбитых камней и дымоход над ним, а не в стене, как делали теперь многие.

— А ты, муж мой, не умрешь сегодня, — приказала я, склонилась над кроватью, пытаясь снять его мокрый камзол. Он был бесполезным — в дырах и крови. Я осторожно разрезала ткань. — Слышишь?

— Твоя мама, Кошмарик, — сказал он, приоткрыв глаза, чтобы я видела их блеск на его осунувшемся лице. — Она прошла в Дверь Жути?

— Да, — сказала я. — Она использовала мой ключ.

— И без боли? Без крови? Просто прошла в двери?

— Она уже была ранена, — раздавлено сказала я. — Подстрелена стрелой.

Он охнул и закрыл глаза, недовольный. Что ж, он хотя бы не радовался смерти моей матери. Я не ожидала от него сочувствие, так что я должна была принимать то, что было.

Я сняла сумку и порылась в ней. Вещей было мало. Но одеяло было еще сухим. Я стала резать его на полоски. Скуврелю нужны были бинты.

Его голова покачнулась, он потерял сознание.

— Фейри, Элли. Проклятый фейри! — плюнул отец у огня, который разводил.

— Ты заметил, — сухо сказала я.

— Убери этот тон. Я знаю твой сарказм, и ты не заденешь меня им.

— Я не пытаюсь тебя задеть, — я вздохнула. — Я рада видеть тебя, прошло много времени.

— Для меня прошли будто недели, за недели до этого у меня была счастливая семья из четверых в нашем домике.

— Теперь этого нет. Деревня сожгла дом, и теперь там пастбище.

Он резко вдохнул, и я разложила аккуратно бинты возле Скувреля и стала искать в домике миску. Тут была оловянная надбитая чаша, в которой рыбак явно мыл руки. Я наполнила ее водой из ведра у двери и вернулась к кровати.

— Твоя мать… — отец подавился словами.

— Очень тебя любила, — нежно сказала я и вздохнула. — Как и я. Честно скажу, меня резко толкнули в мир, где нужно заботиться о других, и я справлялась, как могла.

— Твоя мать не хотела бы, чтобы ты была в браке с… одним из них. Светлым народцем. Она ненавидела их.

— И не без причины, — я не скрыла едкость в тоне. — Почему она не сказала, что была там? Что знала их?

— Люди совершают ошибки.

Я подняла голову.

— Ты не звучишь удивленно.

Он приподнял бровь.

— Ты знал, — поразилась я. — Стало легче или сложнее, когда Хуланна пропала?

— Сложнее, — мрачно сказал он.

— Но ты попытался ее спасти, — мягко сказала я. Я намочила тряпку и стала промывать раны в плечах Скувреля. Они были красными по краям от железа, волдыри застыли на коже, будто пузыри кипения заморозили. Я старалась быть нежной, но Скуврель стонал во сне. Я вздрогнула от звука. Мне не нравилось причинять ему боль. Казалось, и я ее ощущала.

— Я пытался спасти ее от себя. Как попытаюсь спасти и тебя. Слушай, Элли.

Я взглянула на его искреннее лицо и вернулась к работе, перевязала плечо чистым бинтом. Порезы нужно было зашивать. Но сначала их нужно было промыть.

— Этот брак — не смертный брак. Ты можешь уйти и жить нормальной жизнью. То, куда тебя заманили, твои клятвы. Это теперь не важно. Ты можешь бросить его, перевязав его раны. Он будет в безопасности, это не будет на твоей совести. И мы с тобой уйдем отсюда. Я был на севере один раз — давно. Я был чуть старше тебя. Я забрался к горному переходу и попал в королевство Кувресаль. Там хорошо. Холодно. Бедно. Но хорошо. Я не остался, но мы с тобой могли бы. Мы можем все оставить и начать новую жизнь. И я буду защищать тебя. Буду заботиться о тебе. Я помогу тебе найти хорошего мужчину для брака, если хочешь. Хорошего мужчину. Верного. Какого ты заслуживаешь. Хм?

Я видела себя в том мире. Я видела себя, снова охотящуюся с отцом, он широко улыбался при виде добычи, а потом еще шире — когда мы одолевали ее. Я могла представить дом, как этот, где-то в горном королевстве, которое он помнил. Я не была против бедности. И я видела туманное лицо в мыслях — мужское лицо, а потом и маленькие лица детей.

Я могла быть счастливой там. Я могла так жить.

Но разве я не буду все время думать, что вот-вот увижу крыло или рог единорога, или девушку, пляшущую у круга? Разве не буду думать о сестре за горизонтом, ведущей армию, чтобы завоевать мою новую землю, смеющейся, пока мы умирали рядом с любимыми? Разве я не буду переживать, когда дети будут убегать из виду, что его или ее заберут фейри и утащат в свой кошмарный Фейвальд?

Я не найду покоя снова.

Такого варианта не было.

И вряд ли я смогу жить с кем-то, как жила бы со Скуврелем.

Я не знала, хотела ли. Было бы неправильно испытывать сильные чувства к кому-то еще.

Я сглотнула, пока промывала и перевязывала другое его плечо. Его глаза были закрыты, длинные черные ресницы лежали на щеках так невинно, что это казалось нечестным у кого-то коварного. На его челюсти выросла щетина, портя идеальные линии его челюсти и скул. Он был без сознания. Может, спал. Если видел кошмары, то со мной.

На его руках и груди были мои метки — мои шипы от моей колючей натуры — и их пересекали и окружали шрамы, которые он получил за меня — включая новые жуткие раны. Я еще не проверяла рану в животе — я почти боялась смотреть. Боялась представлять, какой плохой она была.

Я вытащила нить из сумки, приготовила ее, чтобы зашивать раны от хлыста Убийцы родни.

Он мог умереть этой ночью в этом домике. Если да, с ним умрет единственный фейри, который мечтал спасти их. Единственный, от кого мое сердце пело, от кого я смеялась. От этой мысли я ощущала такую пустоту, что закрывалась от этого.

Я не осмеливалась признаваться в этом — даже отцу — но я не хотела жить в мире без него. Я не хотела жить счастливо в горах без его замечаний, без ласки его обманчивого очарования, без восторга от попыток договориться с ним об основных вещах.

Я не должна была это делать.

Не должна была влюбляться.

Я сглотнула, приготовила еще ткань, осторожно убрала его ладонь с живота, чтобы увидеть рану.

— Элли? — спросил отец.

Я моргнула. Я плакала? Глупости.

Я покачала головой, шмыгнула, убирая слезы. Хватит этого, мне нужно просто попытаться спасти его жизнь, и если я не смогу, я буду горевать по нему и матери… позже.

— Нет, — сказала я, пытаясь убрать кровь и рассмотреть рану Скувреля. Кровь текла так сильно, что рана все время наполнялась. Это было плохо. Я не знала, как это исправить. — Я не брошу его, не разорву брак. Я выбрала это, папа. И если не нравится, жаль.

— Элли, — он был в ужасе.

— Послушай, пап, — я постаралась скрыть эмоции на лице. — Я люблю тебя, и я рада, что ты вернул себе разум. И мне жаль насчет мамы, и я не знаю, что сказать об этом. Но я сделала выбор, и я не брошу Скувреля. Если тебе не нравится… тебе не нужно тут оставаться. Иди в Кувресаль. Иди, куда хочешь.