Завоевание фейри

Глава двадцать пятая

Если бы это была сказка, мы вышли бы в ночь, чтобы поприветствовать новые чудеса вкруг нас. Толпы людей радовались бы, что были сняты чары, искажающие фейри тысячи лет. Маленькие дети принесли бы нам цветы. Я стала бы красавицей в сияющей короне, волосы ниспадали бы золотой рекой по спине. Скуврель превратился бы в ангела из света с белыми крыльями из перьев и ярким нимбом.

Но это была не сказка, так что этого не произошло.

Вместо этого мы заползли, уставшие, в ближайший цветок, устроились в мягкости его лепестков и сжались в жарких и грязных объятиях друг друга.

— Спи в моих руках, Кошмарик, очаровывай близостью, — прошептал Скуврель, но захрапел раньше, чем я могла ответить.

Я погрузилась в его тепло, радуясь тому, как его тело идеально подходило моему, мы свернулись вместе во сне. Я не могла уснуть много часов. Я думала о последнем разговоре с мамой, а потом с отцом, снова с мамой, довела себя до слез и страдала долгие часы.

Я потеряла их обоих так быстро. Я невольно задумывалась, нашли ли они друг друга в свете за дверями. Был ли там мир, где их жертвы и любовь были вознаграждены глубокой любовью и верностью.

Я не могла присоединиться к ним через Дверь. Не сейчас. Свет стал угасать через несколько минут после того, как озарил все, а потом Дверь Жути закрылась с грохотом. И когда я подошла и провела ладонями по вырезанным фигурам на двери, я поняла, что и ключ пропал.

— Ты потеряла все волшебные вещи, Кошмарик, — сказал Скуврель, когда понял, что пропало все, кроме меча. Я рассекла им воздух, но он уже не делал ничего. — Но ты манишь меня сильнее, чем раньше. Объясни это, Завоевательница королевств.

Магия была у меня так мало времени, что я не должна была ощущать себя пустой без нее. Но, может, я не потеряла магию полностью. Все-таки его руки обвивали меня. И в этом была магия. Я помнила все, что было до этого, и я была уверена, что отец любил меня.

Может, лучшей магией была магия обычных вещей.

Я погрузилась в сон и проснулась, когда свет наполнил цветок розовым сиянием. Скуврель хихикал рядом со мной, читал книгу, которую я сберегла для него. Его лицо и грудь исцелились, словно его и не били, и я снова видела оба его глаза.

— Это было в моем кармане, — сонно сказала я.

— Да, и забрать это у тебя было самым веселым событием в моей жизни.

Я замешкалась. Хорошее всегда заканчивалось, да? Так было у меня, по крайней мере.

— Финмарк? — спросила я. — Ты теперь меня оставишь? Ты украл меня для своей цели. Ты склонил меня к себе, как кузнец изгибает железо. Но я тебе уже не нужна.

— Разве? — он приподнял бровь. — Если думаешь, что мои планы на тебя тут заканчиваются, Кошмарик, то у тебя очень ограниченное воображение. Я еще не дал тебе правильный медовый месяц. Наше путешествие к дому Убийцы родни было веселым, но слишком коротким для медового месяца.

Я робко улыбнулась ему.

— Ты мне не веришь, — прошипел он, бросил книгу и придвинулся ближе, чтобы прижать теплые ладони к моим бедрам. — Тогда позволь доказать тебе. Заключи со мной сделку в последний раз.

Трепет пробежал по мне.

— Какую сделку? — спросила я. — Я могу вернуть тебе имя.

Он рассмеялся.

— Ты дашь мне то, что у меня уже есть? Ты можешь лучше, Кошмарик. Мое имя уже вернулось ко мне. Или ты думала, я сидел бы тут, зная, что весь Фейвальд может командовать мною, как големом?

— Это уже не работает на тебе? — мой рот удивленно открылся.

— Подарок на прощание от твоего отца. Похоже, я ему нравился больше, чем он признавал, — Скуврель провел рукой по растрепанным волосам так, что ему явно нравились ощущения.

— Что сделала его жертва? — выдохнула я. — Думаю, если бы он знал, он помедлил бы.

— А если бы он знал, что забрал наши роли? Мы уже не Валет и Равновесие. Ты не чувствуешь? Постоянное желание испортить кому-то день пропало у меня. И я скучаю по этому очень сильно.

я фыркнула.

— Думаю, ты все еще можешь портить дни, если это тебя радует, ужасный фейри.

Он коварно улыбнулся.

— Последний Валет войдет в историю как лучший из всех.

— В какую историю? — сухо спросила я.

— «Истории Фейвальда». Я решил написать их сам. Никто другой не опишет это место справедливо.

— Конечно, — я скрывала эмоции на лице. — Я догадываюсь, почему ты хочешь это сделать?

— Так что ты предложишь мне, мой ужасный Кошмарик? Моя фурия без крыльев? Трепет на моей спине?

Я села, скрестив ноги.

— Я предложу тебе то, что ты не можешь получить сам, — его улыбка стала хитрой, и я кашлянула и заговорила самым серьезным тоном. — Крышу над твоей головой и еду. Фейри не любят работу, так что ты будешь рад жене с навыками выживания.

Он помахал ладонью.

— Я продам копии своей книги «Истории Фейвальда», чтобы оплатить свои аппетиты.

— Она еще не записана, — я закатила глаза.

— Я продам лишь несколько, конечно. Не хочу, чтобы книжка была всюду. Фу.

Я не сдержалась. В этот раз я рассмеялась.

— Идем, выдающийся историк, — сказала я. — Мне нужно проверить людей.

— Люди о себе позаботятся, Кошмарик. Книга сама себя не напишет.

— Почему тебе не начать продумывать книгу, пока ты несешь меня к армии големов, которую я оставила у круга камней?

— Только если потом ты согласишься отправиться со мной в медовый месяц.

Я рассмеялась и выбралась из-под цветка в пронзительный день. Солнце было ярко-золотым — отличалось от белого света Фейвальда — но цветы вокруг нас были размером с людей, а бабочки — размером с овец.

Что-то поймало меня сзади, и я охнула, приготовилась биться. Но это Скуврель развернул меня, чтобы поцеловать, а потом хитро рассмеялся и сказал:

— Я придумал идеальную сделку. Я отнесу тебя к твоим друзьям-големам и поклянусь быть твоим навеки — счастливо и по своей воле — если пообещаешь, что, проверив людей, ты будешь со мной в медовом месяце, который я спланировал для нас.

— Если тебе нужна сделка для медового месяца, — сухо сказала я, — страшно подумать, что там будет.

Его улыбка была коварнее всего, что я видела.

— Бойся, Кошмарик. Ты будешь дрожать от восторга. Я погружусь во все твои тайны, вытащу твою радость. Я буду в твоих снах, как ты не покидала мои, и оставлю след на твоей душе, как ты выжгла следы своих губ на моей.

Мой голос дрогнул сильнее, чем мне хотелось, когда я ответила:

— Договорились.