Маринка, хозяйка корчмы

- Не надо так смотреть, Марина.

Мааррииннаа…

Я прикрыла глаза на миг, вызывая в памяти его страстный полустон-пооувздох, растягивающий все буквы моего имени, и услышала недоверчивое:

- Мне кажется, или мы раньше уже встречались?

- Встречались, - эхом отозвалась я.

- Поэтому вы на меня смотрите с такой иронией… Ведь я никак не могу вас вспомнить.

- Это сложно объяснить.

Официантка принесла наши тарелки с бараниной, от которой поднимался ароматный пар, и я даже зажмурилась:

- О-о-о, райское наслаждение! Точь-в-точь, как у Рабии! Только она делала в чесночной подливе!

- Рабият, её зовут Рабият, и чесночную подливу я запретил, - рассмеялся Аллен. – Потому что гости не должны уходить от нас, воняя чесноком.

- А мы делали к баранине гарниром катур – такой местный овощ – который нейтрализовал запах чеснока изо рта, - вздохнула я. – Жалко, что тут катур не растёт.

- А где растёт? – поинтересовался Аллен.

Я снова вздохнула. Вот как ему объяснить? Как сделать так, чтобы он понял: Эло мне не соврал в этом, всё было по-настоящему.

Любаша подняла глаза от телефона, осмотрела нас обоих и сказала своим мягким милым голоском, к которому мне предстоит её привыкнуть:

- Папа, там растёт. Я тоже видела сны.

- Сны? – удивилась я. Она улыбнулась мне лучисто и ответила:

- Ну да, сны, где я была волчонок, а папа волк, а ты была моя мама.

- Девочка моя…

У меня не осталось ни слов, ни слёз. Я задохнулась от волны материнской любви, нахлынувшей на меня, как цунами на прибрежный город. Мне так хотелось обнять Любашу, но я не успела. Аллен строго сказал дочери:

- Не выдумывай, так не бывает.

- Бывает, папа, - упрямо заявила она и снова скуксилась. Аллен бросил мне извиняющийся взгляд и снова наставительно заметил:

- А я говорю тебе, что не бывает, и папу надо слушать. Папа никогда не говорит того, что не знает.

- Извините, я с вами не соглашусь, - возразила ему и фыркнула: - Да блин! Так непривычно выкать! Давай уже на ты?

- Марина, по правилам приличия мужчина должен предлагать, а женщина соглашаться или нет, - проворчал Аллен с раздражением. А я улыбнулась – он стал похожим на настоящего Аллена, на оборотня из другого мира:

- Я уже предложила, так что я согласна. Можешь попросить, будучи уверенным в положительном ответе.

- Не стоит потворствовать Любе в её фантазиях. Она ещё и не такого наговорит, а ты только недавно вышла из комы, и врач предупреждал меня, что возможны галлюцинации…

Он был таким уверенным, что мне показалось на миг – всё так и есть, галлюцинации, бред в коме, никакого другого мира не было, а было просто помутнение сознания. Коснулась бусин ожерелья. О нет! Мне не привиделось, не приснилось. Такое не может присниться! Запахи, звуки, тактильные ощущения… Я была там. Я была с Алленом. Я купала Любашу, расчёсывала её волосы, наряжала в длинные серые платья, пела ей песенки, любила её. Никто не убедит меня в обратном!

Зато мне теперь нужно убедить Аллена, то есть, Алана, что всё было взаправду.

- Слушай, нам просто нужно сравнить наши сны, вот и всё. И если вдруг там найдутся расхождения, я признаю, что ничего не было.

- Ну сравните, что я могу ещё сказать, - буркнул он.

Я взяла Любашу за руку, заглянула в глаза:

- Солнышко, расскажи мне, что ты помнишь из этих снов?

- Прозрачных людей помню, - без промедления ответила девочка. – Они в корчме работали. И мы с тобой делали куколок.

Она показала мне Мотю.

Я взяла салфетку и спросила у Аллена:

- Ручка есть?

Он выглянул из-за фикуса и позвал:

- Света, ручку можно?

Официантка принесла, чем писать, и я аккуратно написала на салфетке три имени. Потом протянула её Аллену и сказала Любе:

- Как звали тех прозрачных людей?

- Рабия, она меня всё время вкусными пирожками кормила. Потом Клери, она официантка была. И Честел. Он самый смешной, он умел показывать фигурки из пальцев!

Аллен обалдело смотрел то на меня, то на дочь, то на салфетку, потом с подозрением спросил:

- А когда вы успели договориться?

- Сам подумай, - фыркнула я.

- Ну да, никогда… Но я не могу понять! Так не бывает же!

- Я тоже раньше была материалисткой. А потом со мной случилась вся эта история.

- Какая история? – спросил Аллен, сложив вилку и нож в тарелку. Я показала ему глазами на Любашу, и он понял, сказал: - Люба, пойди на кухню и попроси у Рабият три её фирменных десерта, договорились?

- А можно мне ещё и мороженого? – она отложила телефон и с готовностью вскочила. Аллен кивнул:

- Можно.

Когда девочка удалилась от стола, я вздохнула и начала:

- У меня была дочь. Она… Её не стало. Мы попали в аварию, и Таша… не выжила.

Аллен протянул руку и накрыл ладонью мои пальцы:

- Соболезную, это очень тяжело. Не знаю, что бы со мной было, если бы…

- Не говори об этом вслух, - попросила я. – Не говори. Любаша меня спасла. Ведь я после аварии жила, как зомби. Понимаешь, не могла вообще ничего делать, забросила уборку, питалась кое-как и когда вспомню… Из-за этого всего муж ушёл.

- Вот тот перец из больницы?

- Да, тот перец. В общем… Мне трудно об этом говорить ещё. Понимаешь?

- Понимаю, Марина, не волнуйся, я всё понимаю.

- Когда я вас встретила, я шла из аптеки. Купила себе упаковку снотворного и хотела прекратить всё. Вообще всё.

Я помолчала, вызывая в памяти тот вечер. Словно снова ощутила мокрые волосы, дождевые брызги от машин, безысходность и пульсирующую в душе боль.

- А потом я встретила его. Эло. Он называет себя демиургом…

Я рассказала Аллену всё без лишних эмоций и деталей – про ожерелье, про мокрый ночной лес и маленькую девочку в телеге сурового мужчины, про дом, корчму, призраков, про Зару. Про нас. Про мою любовь и рыжую шаманку-лису, про Великую Мудрость. И, только закончив, осмелилась взглянуть на Аллена.

Он выглядел озадаченным. Настолько озадаченным, что я даже удивилась. Спросила:

- Ты мне не веришь?

- Галлюцинации, - пробормотал он. – Глюки из-за комы.

- Я знаю, что всё это было на самом деле, - упрямо возразила я. Он улыбнулся мне растерянно, ответил:

- Верю. Просто так получилось, что… Я даже хотел идти к психиатру!

Теперь уже я смотрела на него непонимающе. Аллен объяснил сбивчиво:

- Мне снились сны. Самое странное, что они мне снились каждую ночь с продолжением. Как будто я проживал чужую жизнь. Одну, свою, днём, а вторую ночью. И это были сны, вот как ты рассказала: корчма, оборотни, мудрость, корова, столярная мастерская… И моя Люба, мой Цыплёнок.

- Чиби, - улыбнулась я.

- Но я не понимаю! Как?

- А вот так. Чудеса случаются, Аллен!

- Алан.

- Алан, прости.

Фыркнула, вспомнив, как он растягивал моё имя, чтобы получилось название травы будущего. И услышала:

- Мааррииннаа. Кажется, так?

И Любаша прибежала, стукнула по столу вазочкой с мороженым, а потом просто прильнула ко мне, как раньше, как в другом мире. Я даже зажмурилась от нахлынувшего счастья, казавшегося невозможным ещё несколько минут назад.

Мы ели блинчики с манговым кремом, пили вкуснейший алтайский чай на травах, гуляли по вечернему городу, пока Любаша не уснула на ходу, а тогда взяли такси и поехали отвозить её в постель. Меня не отпустили, а уложили спать на широкой кровати в спальне. И спала я на ней одна, вдыхая запах одеколона Алана, улыбаясь во сне и летая.

Глава 15. Сюрпризы новой жизни