Маринка, хозяйка корчмы

- Сейчас пойдём кушать, сейчас.

Подхватив сковродку в одну руку, я взяла девочку другой рукой за с готовностью подставленную ладошку и вышла из кухни в зал.

Там меня ждал ещё один сюрприз. Вот ей-богу, я скоро с ума сойду от всех этих сюрпризов! Куда ни повернись – там нежданчик. Ну кто мог бы предположить, что призрак горничной послушается моего приказа, да ещё и мобилизует других призраков – официанта и ключницу какую-то?!

А главное: как у них так получается-то воздействовать на предметы, которые вполне материальны? Я всегда думала, что призраки могут только загадочно молчать и греметь цепями, но не убирать в зале и не двигать мебель!

- Любаш, они же реальные, правда? – спросила я шёпотом у девочки, поставив тяжёлую сковороду на деревянную стойку. Моя малышка кивнула, а давешняя горничная, заметив горячую посудину, всплеснула руками, подлетела ко мне почти вплотную – я даже ощутила исходящий от неё неожиданный запах цветущей сирени – и замахала рукой, чтобы я убрала сковородку.

Вот тут я, если честно, перетрухнула так, что схватила в охапку Любашу, еду и бросилась прочь по коридору.

Отдышались мы только во дворе. Я перевела дух, опустила Любашу на землю, а сковородку поставила на перила крыльца. И только тут дала выход взявшей меня злости. Крикнула в пространство:

— Куда вы меня забросили?! Зачем?! Какого чёрта тут призраки меня достают?! Ненавижу! Ненавижу вас всех! Я хотела умереть, а не попасть в другую жизнь!!! Слышите? Эло! Зачем ты меня сюда забросил?

Переполошила всех кур и уток на дворе, а ответа не дождалась. Зато вспомнила о Любаше. Обернулась. Девочка смотрела на меня огромными испуганными глазами, сжавшись возле опоры крыльца, и мне стало стыдно за своё поведение. Ведь ребёнок же! Я присела с ней рядом и крепко обняла, закачала:

— Миленький мой, девочка моя родная! Это не про тебя, солнышко, это я так… Мне просто страшно стало от призраков. А ты их не боишься, вот и я теперь не буду бояться, хорошо? Я больше не буду.

Ручки её обвили мою шею, и Любаша прижалась щёчкой к моей щеке, потёрлась. Нежная моя, робкая, запуганная… Я решительно встала, взяла сковородку и кивнула мелкой:

— Пошли, обедать будем. А потом уборка и купаться.

Малышка сразу повеселела, пошла за мной охотно. В доме я для начала умыла её, слила водой на руки и усадила за стол. Выложила немного каши с мясом в тарелку и дала Любаше ложку. Полюбовавшись, с каким аппетитом девочка ест, принялась за уборку.

Пол вымела.

Нашла тряпку, соорудила из подручных средств швабру, пол вымыла.

Принесла воды, повесила в котелок греть.

Все рушники и то, что было похоже на них, замочила в бадье.

Отмыла стёкла единственного окна.

Плюхнулась на скамью, обозревая результаты своих праведных трудов, и поняла, что устала так, как никогда в жизни ещё не уставала. А ведь ещё комнаты…

Любушка моя, поевши, тоже уморилась и уснула. Вода уже почти кипела, и я пошла в комнату Аллена. Нужна ведь чистая одежда для малышки.

В комнате за занавеской, кроме кроватей, стояли три сундука. Открыв каждый, я обнаружила одежду мужскую, одежду детскую и одежду женскую. Выбрав для Любаши рубашку и платье, надолго застыла над платьями, которые носила, вероятно, её мать. Они были почти новыми, без пятен, но видно, что бэушные. Одно из них я даже прикинула на себя. Простое, приталенное, с длинной юбкой и кружевными оборками на рукавах… Миленькое платьице. И как раз мой размер! Я бы такое надела с удовольствием, а то в трениках и майке как-то слишком выделяюсь из местных.

Но у Аллена просить не буду.

Вот заработаю немного денег и сама себе куплю такое же.

Я сложила платье аккуратно, как и было, захлопнула крышку женского сундука и взяла в руки детскую одежду. О, а может быть, там есть какие-нибудь колготки или чулки? На улице-то не жарко, а после купания Любашу надо хорошенько одеть. Снова открыла детский сундук.

На меня смотрели два глаза-бусины. Злые маленькие глазки…

- А-а-а-а! – завопила я во всё горло. Отбросила крышку, отскочила куда-то в сторону, как потом оказалось – на Алленову кровать. – Мы-ы-ышь!

Мышь подёргала носиком и противным голосом пропищала:

- Тьфу ты, чего так орать? Как будто никогда мышей не видела!

- Мать твою, мать! Твою мать, - только и смогла выговорить я. Говорящая мышь! Или у меня глюки? Нет, с чего бы? Ничего алкогольного я не пила, с ума вроде ещё не сошла… Ну, или сошла, но уже давно, ещё когда Аллен меня нашёл в лесу.

А может, он меня не нашёл? Может, нет никакого Аллена, нет Любаши, нет этого дома и говорящей мыши? А я умерла и теперь… А что теперь?

Нет, глупо. Я же чувствую холод босыми ногами. Руки у меня болят от мытья полов. Бусины ожерелья шею натирают. Значит, я живая, я в другом мире, и тут есть призраки и говорящие мыши. Точка.

- Изыди, - попросила я мышь. Спохватилась и добавила вежливо: - Пожалуйста.

- Вот ещё! – фыркнула она. – Разбежалась… Закрой сундук, детей простудишь!

- Детей? Так у тебя там ещё и гнездо?!

Мне на секунду стало дурно. Блин, не хватало мне выводка мышат! Они же тут всё сожрут, а если не сожрут, то попортят!

- Слушай, если не хочешь по-хорошему, придётся по-плохому, - пригрозила я зверьку. – Вот принесу кота, он от тебя мокрого места не оставит!

Мышь взоржала, как ретивый конь – ей-богу, натурально расхохоталась и сказала грубо:

- Сначала кота поймай, потом угрожай!

И юркнула в глубины сундука, шурша тканью платьев.

Ах так?

Ладно.

Кота я поймаю, мышь эту враждебную изведу – или я буду не я. А пока займусь Любашей.

- Малыш, ты не испугалась? – спросила с улыбкой, входя на кухню. Девочка сидела, вжавшись в стену и крепко держа в обеих ручках большой нож. В глазах её был страх, но кроме него – решимость дорого продать свою маленькую жизнь.

Я подняла ладонь, чтобы успокоить Любашу, показала ей одежду:

- Вот, сейчас будем купаться. Я просто увидела мышь, крохотную мышку! Я очень испугалась, но это было от неожиданности. Прости, малыш, не стоило так кричать…

Потихонечку подобравшись к Любаше, я аккуратно вынула нож из её кулачка и положила подальше на стол.

- Давай, солнышко, я сейчас налью тёплой водички вон в тот тазик и будем мыться!

Девочка кивнула, размазывая по лицу слёзы. Ох, Маринка, надо как-то держать себя в руках, чтобы не пугать ребёнка! То призраки, то говорящие мыши… Раз уж другого мира мне не дадут, надо обживаться в этом и прекращать так сильно эмоционировать.

Мыть ребёнка мне пришлось просто тёплой водой, потому что мыла я не нашла. С этим разберусь позже. Мыло мне жизненно необходимо, ибо в грязюке ни жить, ни девочку воспитывать я не собиралась. Зато я нашла на окне старый гребень с несколькими дырами между зубцов. Мы с Любашей расчесались с некоторыми ожидаемыми трудностями – волосы на затылке у неё были так спутаны, что пришлось мазать их маслом. Почти час я потратила на шевелюру девочки, но этот час был не напрасным. Волосы оказались светло-русыми, длинными, тонкими и такими густыми, что облачком взлетали над плечами каждый раз, когда Любаша поворачивала голову.

Я нарядила девочку в рубашку, поверх натянула платьице и усадила на кровать, укутав в одеяло. И тут, как по заказу, входная дверь отворилась, в дом вошёл Аллен – хмурый, как обычно, и даже сердитый.

Он бросил мне холщовую сумку и молча прошёл на кухню. Я проводила его взглядом, с опаской подумала: а вдруг на него моё новое знание языка не распространяется? Вдруг сейчас заговорит, а я не пойму?

- Парсын! – раздалось из кухни. Я вздохнула. Ну вот… А потом услышала: - Ты сколько ж дров израсходовала, кошачья дочь?!

Глава 5. Высокие отношения