Трилогия Мёрдстоуна

2

Минерва Кинч не привыкла поддаваться тревожности. Тревожность не шла на пользу работе, пищеварению и, самое главное, цвету лица. Поэтому она отказалась от тревожности, как иные женщины отказываются от насыщенных жиров. Так что сейчас ее ужасно раздражало, что Филип Мёрдстоун заставляет ее нервничать. Опять.

Он чуть не свел ее с ума, прислав «Хмель чернокнижника» в самый последний момент. И теперь, когда это блистательное произведение лежало у нее на столе, сводил ее с ума снова, пропав со связи. После короткой — что уж там, саркастической — приписки, сопровождавшей присланный по электронной почте текст, от Филипа не было ни слуху, ни духу. Минерва оставила ему сотни сообщений на домашнем телефоне, на паддингтонском телефоне и на мобильнике. Столько же имейлов. И — тишина.

Сперва она предполагала, что он попросту отсыпается в своей вонючей берлоге после трудов творческих. Или непробудно пьян. Что ж, оно и неудивительно. Но теперь, через несколько недель, все это становилось уже не смешно. А ведь ей надо было сказать ему столько приятного. Что «Горгона» звонила и билась в пароксизме восторга. Что главный редактор сказала, мол, в жизни не получала настолько чистого текста, в котором не надо править практически ничего, кроме пары опечаток. Что чек на полмиллиона, выплачиваемых по получении рукописи, уже получен. Что Ахмед Тимбрел звонил из Эль-Эй и предлагал удвоить опцион на право снять фильм.

Ну то есть, миленький, сплошь радостные известия, сказала бы она, если бы только поганец наконец снял трубку.

Вопреки всем ее принципам в ней начала крепнуть совершенно раздражающая уверенность, что он мертв. Перед мысленным взором все чаще и чаще вспыхивало гротескное изображение. Тело Филипа, разлагающееся в глубоком кресле; посиневшая плоть, кишащие во внутренностях черви. Минерва твердила себе, что это просто смешно. Его бы уже давно нашли. Хотя, может, и нет; соседей у него не было, и она сильно сомневалась, что к нему часто захаживают гости.

В одно прекрасное утро, обнаружив у себя под носом назревающий прыщик, она решительно залезла в БМВ и скормила спутниковому навигатору индекс Филипа.

Весь этот нервный и напряженный период Ивлин продиралась через рабочие дни, подобно лошади с обвязанными мягкими тряпками копытами. Она принимала звонки, украдкой подменила обычный кофе на декофеинированный, следила, чтобы в ящике письменного стола всегда была припасена сотня-другая сигарет. Звонила Мёрдстоуну каждый час и вешала трубку, как только включался автоответчик.

Вплоть до сегодняшнего дня, когда, незадолго до возвращения шефини, услышала в ответ на обычный звонок лишь странный вибрирующий вой.

— Доброе утро, детка. Какие новости? Как Катберт?

Ивлин вскинула взгляд и храбро улыбнулась.

— Ну, нарыв вырезали. Ветеринар говорит, можно забирать сегодня во второй половине дня. Ничего? Около четырех?

— Не вижу, почему бы и нет. — Минерва прислонилась к дверному косяку. Заходить внутрь ей явно не хотелось.

— И как? — спросила Ивлин. — Был… был он там?

— Нет.

— А.

Минерва глубоко вздохнула всем телом. Плечи у нее немного приподнялись.

— Детка, мне надо, чтобы ты позвонила Перри Уиплу. Ланч, как можно скорее. Пусть сам назовет где.

Ивлин приподняла брови.

— Знаю, детка. Но дело приняло очень странный оборот. Мне нужно поговорить с кем-то, кто занимается всяким странным.