Трилогия Мёрдстоуна
Читать книгу "Трилогия Мёрдстоуна"
5
Филип заковылял вдоль стеночки
Через некоторое время он обратил внимание на то, что колонна, его поддерживающая, вместе со второй колонной караулит вход в Часовню Защитника. Медлительно повернувшись, он заглянул в слабо освещенное помещение. Во всю дальнюю стену шла роспись. В центре — какое-то божество. Красное. Вокруг — сплошной вихрь рук с оружием. Ожерелье из отрубленных голов. На лице покой и умиротворение. Со всех сторон синие демоны. Страшные, как смертный грех. Клыкастые, слюнявые, злобные. Вооруженные, беспощадные.
Огнельты.
Все как один повернулись к Филипу.
Одинокий монах, пишущий что-то за низким столиком, поднял голову. Из-под капюшона сверкнул единственный оранжевый глаз.
Огнельты пульсировали, набухали, силясь вырваться из двухмерного пространства росписи.
Монах улыбнулся.
— Et in Arcadia ego[17], Мёрдстоун.
Амулет на груди Филипа дернулся и зазудел. Филип развернулся и бросился прочь — безмолвным воплем на двух ногах — по каменным, холодным лабиринтам Пхунт-Кумбума.
Ему показалось, панические поиски заняли час, не меньше, но вот наконец он влетел в свою келью. Захлопнул за собой дверь. Задвинул засов. Прижался к толстым доскам лбом. Попытался подчинить себе сердце и легкие, унять бешеное копошение мозговых клеток. И даже слегка преуспел в этом, как вдруг сзади послышались какие-то звуки: короткий вздох, тихое звяканье, выдох. Он открыл глаза. В уголки их заструился тусклый свет лампы.
— Лопни моя мошонка, Мёрдстоун. Ты уж как дашь деру, так не враз остановишься, язви тебя.
О, нет. Только не это.
— Что застыл, Мёрдстоун? Забыл язык с собой прихватить? Или дверью прищемил и вытащить не можешь?
— Убирайся. Я не слушаю тебя. Ты не Покет. Покет мертв.
— Ого, Мёрдстоун, язви меня в бока. А я и не заметил. Мертв, да?
— Да.
— Елки. Это осложняет дело. Погоди, дай суну палец в зад, пощупаю, есть ли пульс. Ога. Вот он, тут. Бум-бибум. Бум-бибум. Чуть не перепугал меня, Мёрдстоун. Но, кажись, я все еще в земле живых. Не против, если я вытру палец о твою простынку? Спасибочки. Северо-западный уголок, чтоб ты знал. Ну что, так и будешь стоять тут дубиной стоеросовой до утра — или посмотришь мне в лицо, как мужчина грему? Я, конечно, всю ночь могу с твоей обвислой задницей беседовать, но капелька уважения мне бы не повредила.
Филип повернулся. Покет сидел на кровати, положив руки на колени. Лицо его мерцало в свете лампы маленькой желтой луной.
— Королевской шишкой клянусь, Мёрдстоун. Всякий раз, как тебя вижу, ты все плохеешь и плохеешь. Что за ерунда насчет моей смерти?
— В книге. Ты… умер.
— Язви меня, Мёрдстоун. Это выдумка. Невзаправду. Клятый ромлян.
— А потом ты пришел ко мне в коттедж.
— В самом деле?
— Только ты был не ты. Это было ужасно. Ты… ты превратился в червей. А потом черви превратились в…
— Огромную говорящую муху.
— Да!
Покет пренебрежительно махнул рукой.
— Излюбленный трюк Морла. Один из. Спорить не стану, ежели не привык, жутковато. Порлоков пугает до беспамятства. Всякий раз обделываются, недотумки суеверные. Иди сюда, Мёрдстоун. Ну же.
Филип подошел к кровати и опустился на колени — ноги уже не держали. Покет протянул руку.
— Возьми вот палец.
— А это не тот?..
— Нет. Соседний. Берись, давай. Вот хорошая лошадка. Ну и как на ощупь?
— Холодный.
— Холера, а каким ему быть еще? Тут же холоднее, чем у дряхлой ведьмы за пазухой. А ты сожми покрепче. Дряблый? Набит червями? Или кость прощупывается? Сухожилия?
— Ну, да.
— А порежешь меня — кровь пойдет. У тебя ножик есть?
Филип покачал головой. А потом крепче вцепился в палец грема.
— О, Покет! Покет, я думал, я правда думал…
Слова перешли во всхлипывания.
— Осади, Мёрдстоун, осади. Язви меня, никаких причин раскисать. И если мой палец тебе уже не нужен, я бы его забрал обратно. Спасибочки. Ну а теперь к сути. Ступай домой.
— Что?
— Ступай домой. Все эти блуждания туда-сюда, язви их, совершенно бесполезны, и ты это прекрасно понимаешь. Морл…
Разум Филипа перегрузился.
— Морл! Он здесь, Покет.
— Что-что?
— Он здесь! Я его видел. Только что.
Грем посмотрел на Филипа очень серьезно.
— У тебя ум да разум с привязи сорвался, Мёрдстоун. Оно, скажу я, и неудивительно. Он и с самого-то начала был привязан не ахти. Полагаю, вот что получается, когда всю жизнь с Невзаправдашними Гроссбухами возишься. Начинаешь видеть, чего нету.
— Да нет же, Покет, послушай…
— Нет уж. Это ты меня слушай. Морл не проблема. Ну то есть, язви меня, конечно, проблема. Но не твоя, Мёрдстоун. Твоя проблема — что ты не можешь избавиться от Амулета.
Филип склонил голову, признавая правоту этих слов.
— К тебе тут, заметим, претензий нет. Это мы сплоховали. Думали, все будет проще, чем оказалось. Но это уже дело вчерашнее.
Покет умолк. Филип посмотрел на его искреннюю улыбку.
— А зачем тебе, чтобы я возвращался домой?
— У меня для тебя есть новый ромлян.
— Что-о?
— Так и знал, что тут-то ты ухи и навостришь.
— Ты написал еще один?
— Ты ж, помнится, говорил, что такие штуки тройками пишут. Вот я тебе и приготовил номер три. — Грем прищурился. — А благодарность тебе тяжко дается, да, Мёрдстоун?
— Прости. Спасибо, Покет. Это чудесно.
— Тебе прошлый, что ли, не понравился? Что с ним не так?
— Нет-нет. Не в том дело. Он замечательный. Особенно вторая часть.
— Хм! И что тогда?
Филип опустился на другой край матраса и обнял себя руками. В келье было и в самом деле чертовски холодно.
— Просто с меня, я не знаю, с меня довольно. Я устал. Хочу остановиться. Перестать писать. Просто… пожить спокойно.
Покет кивнул. Втянул носом воздух. Фыркнул.
— Так у тебя кое-что не тасуется. Первое. Писать не тебе. Пишу я. Второе. Думаешь, так страшно устал, попробуй в моей шкуре посидеть. Ты даже не представляешь, язви тебя. Третье. Благодаря мне ты высоко вознесся, как блоха на спине у борова. Прославился вдоль и поперек. Деньги к тебе так и липнут, как мухи к свежей коровьей лепешке. Но да, Мёрдстоун, мы-то знаем. Четвертое или пятое, я сбился со счета. Закончишь тройку — и, ежели тебе нравится, живи себе тихо, точно мышка, просиживай задницу день-деньской, как пьянчуга безмозглый. И последнее, но не менее важное: как закончим тройку, я сниму у тебя с шеи клятый Амулет. Тогда и тревогам твоим конец. Не жизнь, а блюдце вишен, а уж с косточками или без, это как повезет. Ах да, и чуть не забыл еще одно. Твоего мнения, язвись оно, никто не спрашивает.
Филип молчал.
— Чего-то недопонял, Мёрдстоун? — желчно осведомился Покет.
— Нет, все понял.
— Вот и славненько. Так что возвращайся домой. Садись за свою железяку, а я у тебя проявлюсь, как будем… как буду… готов. Ясно?
— Да.
Грем поднялся.
— Ей-же-ей, Мёрдстоун, в кого ты превратился. Честно говоря, рад буду наконец от тебя отделаться.
Келья втянула в себя воздух — и Покет исчез.
