Трилогия Мёрдстоуна

6

Тихий вскрик Мерили прозвучал чуть сдавленно: мешал засунутый глубоко в нос указательный палец. Отвернувшись от окна, она выпалила, точнее провыла, имя сестры.

Из-за стойки регистратуры вынырнула голова Фрэнсин.

— Мерили? Что стряслоси?

Мерили прислонилась к стене, прижимая руку к груди. Несколько секунд прошло во все нарастающем напряжении, прежде чем она обрела дар речи.

— Он вернулси.

— Кто? Ты ваще о чем, Мерили?

— Мёрдстен. Только что видела, как егойная машина проехала.

Фрэнсин подавилась от потрясения. Кусочек пирога со свининой вылетел у нее изо рта и приземлился на свежий выпуск «Фитнеса для мужчин».

— Да ты уверена, что это он, Мерили?

— А кто еще раскатывает на здоровенной хреновине такого цвета? Кроме того, она проехала прямиком мимо старого лодыря Тома Бладмора, так он рухнул, как подстреленный, аккурат в лошадиную колоду.

Близнецы таращились друг на друга, сунув большие пальцы в рот и трепеща от ужаса.

Наконец Фрэнсин произнесла:

— Ох, Мерили. А что, ежели он придет сюда и выяснит, что все егойные книги сожгли при честном народе?

— Елки-моталки, — сказала Мерили. — Вот это мысля.

Они немного ее пообдумывали.

Фрэнсин сказала:

— Придетси уж теперь бдить. По очереди у окна караулить. Ежели он появитси, запрем дверь. Вывесим табличку «Закрыто на…».

— Ланч?

— Не. А вдруг будет уже позже.

— Ты, Фрэнсин, права. Быстро соображаешь. Тогда — на прием товара. Или — смерть в семье.

Хотя de facto сестры были сиротами, этот план их приободрил.

До тех пор, как Фрэнсин не сказала дрожащим голосом:

— Мерили, а ну как он явитси в виде Мухи? А ну как он могет сжатьси до обычной мухи и влететь в окошко или замочную скважину? А потом снова распухнуть до громадины?

Мерили чуть не лишилась чувств, но сумела собраться.

— Беги в супермаркет, Фрэнсин. Купи мухобойку и какую-нито брызгалку от насекомых с полки прихвати.

— Четвертый ряд, — сказала Фрэнсин.

— Пятый, — сказала Мерили.

Осоловевший от джет-лага, Филип большую часть дороги по А-30 рулил, открыв окно и врубив музыку на полную громкость. Но несмотря на эти предосторожности, чуть не пропустил свой выход и резко вильнул через внутренний ряд, подрезав гудящий грузовик, в котором ехали навстречу своей участи две тысячи почти лысых куриц.

Это происшествие разбило заиндевевшее стекло, за которым отсиживался разум Филипа последние пять — или уже шесть? — дней. И теперь, когда за окном мелькали знакомые изгибы сельской дороги, он понял, что ему дурно. Причем эту дурноту нельзя было целиком и полностью списать на тринадцать самолетных трапез. Нет. Желудок ему крутило от тревоги. Еще раз нет. От страха. Его пугало возвращение в оскверненный коттедж и оскверненную жизнь. Как и перспектива третьего и окончательного возвращения в Королевство, несмотря на обещанное за это освобождение. Слова «Завершение» и «Закрытие» располагались для него на той же диаграмме, что и слово «Смерть».

Он проехал поворот к Случерчу. Еще десять миль. Часы на приборной доске показывали 11:21. Филип сбавил скорость и выключил музыку, надеясь обрести утешение в пышной девонской осени. Гораздо, гораздо милее сердцу, чем леденящая душу краса Гималаев.

Впереди замаячил знак: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ВО ФЛЕМУОРТИ», на котором какой-то местный остроумец подписал: «ГОРОД-ПОБРАТИМ МОРЛОВЫХ ФУЛ».

Миновав почти безлюдную площадь, Филип свернул на Даг-лейн. Навстречу ему катил велосипедист в черном костюме. Филип узнал в нем местного викария, но имени вспомнить не смог. Поравнявшись с ним, он крикнул в окошко: «Доброе утро».

Викарий открыл было рот, словно собираясь ответить, но слов Филип не разобрал. Посмотрев в зеркало заднего обзора, он удивился, увидев, как викарий с велосипедом валятся в живую изгородь. Как-то рановато напиваться для священника-то, пусть даже и англиканского.

Он припарковался и вылез из лексуса. Ноги ступали, как ватные. Ему уже довольно давно не случалось проходить расстояние больше четырехсот метров, да и те — по ковру в зале вылетов. Филип прикурил купленную в дьюти-фри сигарету и попытался почерпнуть душевное умиротворение в окрестном пейзаже. Ощущение принадлежности этим краям.

Ни то ни другое не черпалось.

Он побрел к дому, однако, немного не доходя, остановился в полном потрясении. Кто-то превратил ограду его коттеджа в произведение прикладного искусства. Теперь ее украшали связки чеснока, кресты из дерева и других растительных материалов, зеркальца, обрывки бумаги, исписанные какими-то почеркушками, компьютерные диски, четки, липкие антимушиные полоски и грубо сшитые крохотные набивные куколки. При ближайшем рассмотрении оказалось, что различные части анатомии куколок утыканы булавками, гвоздями, швейными иголками и коктейльными шпажками.

Филипа так поглотило изучение этих знаков внимания, что он очень не сразу заметил, что на двери коттеджа намалеван белый крест. Когда он толкнул дверь, в лицо ударила невыносимая вонь. Перешагнув через груду почты, он водрузил телефонную трубку на место и распахнул окно. Источником вони оказалось кухонное мусорное ведро. Филип вынес его на улицу и поиграл мыслью отправить следом за мусором коллекцию фетишей с ограды, но побоялся обидеть положившего их туда доброжелателя — или доброжелателей.

Он очень удивился, обнаружив, что у него все еще есть электричество, что центральное отопление включается, а холодильник, если его открыть, озаряет царящую внутри пустоту. Коврик перед камином был расчерчен блестящей паутиной засохшей слизи. Просто слизни, конечно.

Он вернулся к машине за сумками со всем, что купил в отделении «Сэйнсбери» на Эксетерской объездной дороге, и краем глаза уловил какое-то движение. Посмотрев на проезд, он увидел — или ему лишь померещилось — как две фигурки торопливо шмыгнули за ствол бука. Во вторую ходку к машине он остановился у запертых ворот и бросил взгляд на лощину. Группка орнитологов-любителей на противоположном склоне развернула бинокли в его сторону.

Вернувшись в дом, он вытащил пару сэндвичей из треугольной упаковки и съел оба. Вычистил плесень из кофеварки и сварил кофе. Тот отдавал плесенью. Филип плеснул в чашку виски. Гораздо лучше.

Потом он продолжил приводить дом в порядок. Хотя он устал почти до грани, за которой начинаются галлюцинации, но спать не отваживался и не знал, чего ожидать. Амулет он, разумеется, снова подвязал к груди верным поясом от халата, но Покет ведь обещал «проявиться», что могло означать и личное появление.

От этой мысли Филипа подбросило. Он поднялся наверх. Подоконник в кабинете был густо завален мушиным пометом. Филип включил ноутбук и десять секунд умирал от волнения, пока экран не ожил. Он открыл новый документ и дал ему смелое название «3».

Потом он щелкнул по иконке электронной почты и с ужасом обнаружил бесконечный столбец маленьких неоткрытых конвертиков. Тогда он опять переключился на пустую страницу и отправился вниз. Там передвинул кресло так, чтобы видеть одновременно и туалет, и камин, налил себе стакан «Джеймсона», сел и приготовился ждать.

Пяти минут не прошло, как он уже крепко спал.