Тень великого колдуна

Про самого святого старца Ухты (цвет глаз, рост, вес в обществе и на весах) лично мне было известно маловато. Вроде бы, еще при жизни дед занимался широким кругом общественно полезных работ: исцелял безнадежно хворых, помогал сирым, не особенно издевался над убогими, изгонял бесов, активно перевоспитывал блудниц, безжалостно доводил преступников до горьких слез раскаяния и прочих нервных припадков, а также творил многие другие не менее славные деяния. Как показывает история, народная любовь не покидает столь великих людей и после смерти, увековечивая их в молитвах, на лубочных картинках и амулетах от запора.

Тимхо дернул за веревочку, и нехитрый механизм отомкнул задвижку с внутренней стороны, пропуская нас во двор. Архитектурный ансамбль башни дополнялся хлипким сараем и крепкой деревянной будочкой стратегического назначения — единственным строением не вызывавшим у меня опасений. Подробное описание храмового хозяйства емко укладывалась в двух словах «разруха» и «запустение». Похоже, кроме нас единственными посетителями и стражами скромной обители святого Ухты были местные квочки.

— Что-то здесь не людно. — Я поддала под зад особо фанатично настроенной несушке, нагло загородившей мне дорогу. — И не ладно.

Паренек недовольно покосился в мою сторону, явно осуждая акт глумления над гордой священной птицей.

— Просто не сезон. Обычно посетители приезжают летом. Да и оборотня все бояться. — Нехотя буркнул он.

— И чего же обычно алчут страждущие? — К углу сарая был прибит ящик для пожертвований, поэтому интерес прозвучавший в моем вопросе был почти искренним, и мальчишка снизошел до более вежливого ответа.

— Святой великомученик Ухты творит всевозможные чудеса и исполняет самые заветные желания.

Так он еще и великомученик. Все понятно, деду круто не везло. Особенно если учесть, что все его прихожане были неприлично скупыми людьми, либо их здесь вообще давненько не было. Всего две медных монетки, окислившихся так, что профиль последнего императора больше походил на осклабленную упыринную морду. Только магию зря потратила.

Тимхо, конечно, не мог видеть, как я использую заклинание взлома, но все равно что-то заподозрил и, бесцеремонно оттащил меня за рукав.

Сразу за углом сарайчика, где ограда выглядела почти прилично, а лужайка еще каким-то чудом зеленела, обнаружился вход в небольшую башенную комнатку, в которой стоял массивный каменный гроб, накрытый толстой монолитной плитой. Над гробом висел поясной портрет старца, вероятно, еще прижизненный, потому что по своему опыту знаю — с трупа великомученика ничего путного не нарисуешь. На портрете был изображен не дряхлый старикан с бородой по пояс, как я собственно его себе и представляла, а мужчина в самом расцвете сил с большими синими глазами, облаченный в пурпурную шапочку с белым мехом и пурпурного же цвета плащ весьма зажиточного имперца. Единственное, что в нем было от старика, это длинные седые волосы и короткая щегольская бородка. Если побрить, посадить на строгую диету, а потом заставить полдня резать лук, будет здорово похож на Асеера…

— Вот он, саркофаг! Здесь хранятся мощи святого…  — Донесся до меня голос Тима. От избытка чувств паренек выпустил мой рукав, чтобы тут же вцепился в крышку гроба. Прикрыл глаза и быстро задвигал губами, словно читал молитву.

Ничего себе. Похоже, действительно читал. И куда только глядит дингир-ур?

— Тим, — ехидно окликнула я. Он отмер, уставившись на меня таким затравленным взглядом, от которого дрогнуло даже каменное игигское сердце. Боги, да пусть верит в кого хочет, хоть в праведного удуга вегетарианца.

— Я…  просто…  хотела узнать поподробнее про святого старца.

Паренек просиял, словно заядлая бабка-сплетница, в дом которой негаданно ввалилась толпа столичных дознавателей.

— Один раз в году, в ночь после третьего снега — вдохновлено начал он. — Святой Ухты спускается с небес в наш мир, чтобы покарать зло и наградить добрых людей. Особенно святой благосклонен к детям. В эту ночь святой старец преподносит подарки для тех, кто светел душой, чист помыслами и совершал достойные поступки… так было раньше, пока люди не пропитались злобой насквозь.

Он вышел во двор, а я так и осталась стоять на месте, задумчиво разглядывая испещренную знаками каменную крышку саркофага. Тимхо еще что-то говорил. Слова доносились непонятными едва слышными отголосками. Да особенно и не хотелось вникать в их смысл. Созерцание гроба направило мои размышления в новое русло. Из головы все никак не шла утренняя статья из бестиария. Если верить написанному, местные упыри могут превращаться в черный туман. Интересно, имеет ли упыринный туман какое-нибудь отношение к тому дурно воспитанному туману, что ни с того ни с сего атаковал меня в лесу? Если да, то получается, что логский оборотень идет в комплекте с логским упырем.

Как найти и убить оборотня я еще представляла, а упырь? Упырь — это же совсем другое дело. Ночью за ним гоняться себе дороже, а днем гад может скрываться где угодно.

Нужно хоть как-то ограничить круг поисков. Если рассудить, упыри сами по себе, на весенней лужайке не родятся. На той стороне, за границей жизни и смерти кишмя кишат жуткие, тупые, вечно голодные твари, которые готовы в лепешку расшибиться, лишь бы проникнуть в мир живых. Но Порог они сами перейти не могут, тварям нужно особое приглашение от людей. И люди приглашают их. Сами. Приглашают, когда не могут отпустить умершего, оплакивая его денно и нощно, привязывая его к Порогу своими слезами и страданьями так, что он не просто может уйти. Люди связывают себя любовью, обязательствами, ненавистью, болью. И по этой связи твари, точно крысы по швартовочному тросу, перебираются в опустевшие, мертвые тела. Редко, но случается, что из-за Порога возвращаются настоящие хозяева тел, но для этого они должны быть либо игагми, специально созданными для подобных путешествий, либо людьми c огромными энергетическим запасами. Например, магами или… я задумчиво уставилась на портрет.

Во взгляде святого старца читался укор. Правильно, я бы тоже не созналась. Очень может быть, что по ночам дедушка Ухты спокойно сдвигает крышечку и разгуливает по окрестностям целомудренно скрываясь под черным туманом.

Тимхо копошился на улице, вкапывая в землю какую-то корявую палку, и не обращал никакого внимания ни на меня, ни на саркофаг. Самое время проверить, полна ли коробушка.

Ы-ых. Тяжелая зараза. От напряжения у меня заломило спину, но плита даже не шелохнулась. Если внутри действительно упырь, то ему оставалось только искренне посочувствовать. Это как же бедняга каждый раз корячится.

Я расставила ноги на ширину плеч, основательно поплевала на ладони и уже приготовилась ко второму заходу, как за моей спиной раздался протяжный скрип. Оказывается, в самом конце комнатки находилась потайная дверь. Теперь на ее пороге стоял страшный тощий, лысый, как черепаха, старикан. Такой древний и кардинально усыпанный пигментными пятнами, что с испугу я приняла его за припозднившегося упыря, но потом разглядела плешивые изгибы черных крыльев над плечами.

Пока мы внимательно изучали друг друга, на лице служителя храма не дрогнул ни один мускул, но легче было вынести гробовую плиту, чем его холодный, колюще-режущий взгляд.

— Жестокость к тварям безмолвным объясняется ущербностью либо недоразвитостью ума. — Наконец, проскрежетал он. — Низкую тягу к легкой наживе можно истолковать души изъяном, и попробовать излечить молитвою и покаянием…

Я почувствовала, что краснею. Надо же было так проколоться, совсем забыла, что кедошим прекрасно разбираются в магии, и могут учуять ее на любом расстоянии, как стервятники дохлого онагра. Не объяснять же теперь, что я залезла в ящик для пожертвований из любопытства…

— Но попытка осквернения святыни, безусловно, свидетельствует о полной испорченности человека, и можно с уверенностью сказать, что таковой прогнил до основания, потому как безнадежен. — Взгляд храмовника стал откровенно расчленяющим, я практически чувствовала, как он мысленно распиливает меня на части. Религиозные фанатики вообще социально опасны. Просто рассадник психических заболеваний. Помнится, толпа вот таких же активистов из одного аккадского храма целый день гоняла меня по пустыне, не отвлекаясь на отдых и обеденный перерыв. Всего лишь из-за того, что я наступила на молитвенный коврик их настоятеля. И это тогда они еще не знали, о пропаже своего священного голубого алмаза…

Я стала медленно отступать спиной назад, мучительно ожидая, когда же чернота арки над головой наконец-то сменится синим небом. Так увлеклась, что едва не сшибла Тимхо, который упоенно любовался результатом своих трудов — торчащим из земли колышком. Хрыч, выползший за мной на свет божий, смотрелся на этом самом свету еще страшнее. Да на его фоне любой самый залежалый упырь выглядел бы розовощеким карапузом. Но вместо того, чтобы пасть хладным трупом или задать стрекача, как поступили бы все нормальные люди при виде этого облезлого реликта, ненормальный Митич бросился к нему навстречу с какой-то бурной, непонятной мне радостью.

— Здравствуйте, настоятель Вербит!

— А, юный Тимхо…  — Взгляд кедошима потеплел, хотя лицо оставалось все таким же мертвенно-неподвижным. — Рад тебя видеть. Как твои успехи в ученье?

— Спасибо, хорошо. Я уже выучил молитву «об отвращении зла».

— Весьма похвально.

— Так вот откуда крыша подтекает…

— Что? — Раздраженно вздернул крылья Вербит.

— Да ничего, я не вам. Я говорю, Тим, зачем ты похоронил здесь это полено?

Храмовник засопел во гневе, но уже привыкший к общению с игигами Митич легко отделил суть от плевел, охотно пустившись в объяснения.

— Есть традиция, по которой в последний месяц осени любой может загадать самое заветное желание, и закопать еловый кол рядом с саркофагом святого Ухты. Если человек чист душой и достоин помыслами, святой вскоре ниспошлет ему свое благословение.

— Это как?

— После первого снега на месте колышка вырастет высокая молодая ель!

— Угу. — Только теперь я заметила рядом со свеженькой вновь вкопанной палкой целую кучу старых наполовину сгнивших и покрытых мхом черенков. И что-то ни одной елки…

— Я загадал, стать великим воином. — Мальчишка принял мечтательный вид, какой обычно бывает у малышей в предвкушении балаганного представления. — Давай приедем сюда после третьего снега и посмотрим? Вдруг чудо случиться!

— Чудес не бывает. — Отрезала я. — И это я говорю тебе, как профессиональный маг. Чудо — это усиленная, кропотливая работа, требующая большой самоотдачи и удугову кучу времени. Только при наличии всего вышеперечисленного оно имеет шанс случиться. А все эти ваши ритуалы — пустая трата времени.

— То есть ты хочешь сказать, что все зря, да? — Начал кипятиться мальчишка. — Нет, ты скажи, скажи, что из меня не получиться хорошего охотника!

Я как раз собиралась, но меня перебил кедошим. Сначала жестким колючим взглядом, и только потом словом.

— Вы сами себе противоречите. Говорите, что чудес не бывает, и тут же даете им определение. Чудеса случаются повсеместно. Почитайте хотя бы древние свитки, труды святых и ученых…  везде найдется упоминание об удивительных вещах, творящихся в мире по воле всевышних сил. Это, несомненно, свидетельствует об истинности божественного откровения. Вера в чудеса помогает справиться с любыми трудностями. Верь, юный Тимхо, и у тебя все получится. Святой Ухты всегда с нами. — Закончив на этом, старик ободряюще кивнул мальчишке и пополз обратно в свою нору стеречь саркофаг.