Святая сестра

3

Святой Класс

Настоящее Время

ОСТАВИВ МАРКУСА В Калтессе, Нона отправилась к городским воротам. Она почти бегом преодолела пять миль от стен Истины до подножия Скалы Веры. Жжение мышц и горячая дрожь крови боролись с холодом ночного ветра.

Сомнение преследовало ее по пятам, каждую милю и каждый ярд. Голоса ее подозрений были почти такими же реальными, почти такими же бестелесными, как голос Кеота, когда он жил под ее кожей. Будет ли он правдив? Можно ли ему доверять? На эти вопросы у Ноны не было ответа, только ощущение внутри. Клера предала тебя, шептали голоса, а ведь она была подругой.

— Она меня спасла. — Тяжело вдыхая между выдохами, Нона ускорила шаг, пытаясь обогнать сомнения.

Она покачала головой, пот полетел по ветру. Она должна стать монахиней, выбрать из предложенных ей специализаций. Лишь горстка последних испытаний стоит между ней и обетами. Она должна поставить свою жизнь на фундамент веры. Веры в то, что ветви древа Предка удержат ее, и что эти ветви унесут все человечество в будущее менее мрачное, чем они боялись. Если монахиня не может иметь веры, то кто может? Узы дружбы всегда держали ее крепче, чем узы крови. Маркус ехал с ней в клетке, и этой связи будет достаточно. Она верила, что так и будет. Кроме того, у нее был запасной план. Заставив себя оторваться от этих мыслей, она побежала еще быстрее, пока любой, кого она могла бы встретить на дороге в ту ночь, не остановился бы в изумлении и не посмотрел бы, как она летит.

Наконец она остановилась, тяжело дыша. Над ней возвышалось основание огромного известнякового утеса. Из южных окон Зала Меча открывался вид на город и лед, лежавший в двадцати милях от них и мерцавший красным под луной. Теперь стены льда были ближе чем тогда, когда Настоятельница Стекло впервые привела Нону в монастырь. С севера и юга лед сжимался, и все народы Коридора истекали кровью.

Начало Пути Безмятежности лежало совсем рядом, всего в нескольких минутах ходьбы вокруг Скалы, но в последнее время Колесо стала наблюдать за ним. Старуха целыми ночами сидела в самом узком месте, закутавшись в большое одеяло, и смотрела в ночь слезящимися глазами, жаждая поймать какую-нибудь сбившуюся с пути послушницу. Было неясно, почему она просто не проверяла дормитории, но Рули заявила, что при предыдущей настоятельнице — после невыясненного «инцидента» — Колесо заставили поклясться, что она никогда не войдет в здание. При этом Рули добавила, что была убита послушница, но, когда на нее надавили, призналась, что выдумала эту часть.

Нона вытянула шею и вверх, посмотрела на темный каменный участок. То тут, то там лунный свет выхватывал линию там, где та цеплялась за край скалы. Она глубоко вздохнула, взмахнула руками и начала карабкаться. Она лезла по старой линии разлома, вонзая концы кожаных ботинок в трещину и протягивая руку за опорой для пальцев. Ее дефект-клинки сделали бы подъем более быстрым и простым, но Нона знала, как опасно слишком полагаться на то, что может быть не всегда. Кроме того, узор правильных щелей, вбитых в скалу, может быть однажды замечен, и будет трудно отрицать ее собственную подпись.

Когда она забралась уже достаточно высоко, суставы Ноны на руках и ногах начали громко жаловаться. Руки и так уже болели от бесконечных ударов по Денаму. Однако, ей придала сил мысль о том, что в конце концов он упал. Долгие годы она хотела сразиться с ним. Она могла бы сказать, что это для того, чтобы сбить с него спесь и наказать за хулиганство, или что это была плата за его попытку сломать ей шею на ринге по указанию Раймела Таксиса. Правда, однако, была чем-то менее похвальным и состояла из двух частей, и обе теперь проникли в ее сознание, как часто делают правды, если в голове нет ничего, кроме требований тяжелой работы.

Нона сражалась с Денамом, потому что даже с уходом Кеота в ней горела жажда насилия, и, если ее не кормить слишком долго, она могла вспыхнуть и превратиться в опасный пожар. Многое из того, в чем она обвиняла дьявола Раймела, оказалось коренной частью того человека, которым она стала. Денам представлял собой редкий экземпляр человека, которого она могла бить снова и снова, не опасаясь убить и не испытывая угрызений совести из-за причиненной боли.

Другой причиной для состязания были Маркус и Регол. Она попросила Маркуса нарушить священный закон. Она обязана показать ему, ради кого он нарушает эти правила. И Регол… Реголу тоже нужно было это увидеть. Регол, который говорил глупости в подушки, когда она присоединилась к нему под крышей, под которую Партнис Рив упрятал его. Регол, который считал ее чем-то драгоценным, таким же святым, как клятвы, которые она нарушила. Ему нужно было увидеть, что на самом деле скрывается за глазами, в которых он, как сам утверждал, теряется. Что-то остроугольное и злобное, совсем не та принцесса, какой он, иногда, себе ее представлял. Нона знала, что лучше не позволять ему строить свои надежды на лжи. Регол удовлетворил потребность, как и Денам, один на ринге, другой в мехах. Она и Регол были друзьями, чьи тела приятны друг другу. Она не могла позволить другу строить свои надежды на таком ущербном фундаменте, как она. Она не спасла ни Сайду, ни Гессу, ни Дарлу. Даже в качестве мстительницы она потерпела неудачу. Шерзал, архитектор, стоявший за столькими смертями, все еще ходит по миру, как и другие, кто служит ее воле.

Нона перевалилась через край утеса и легла на спину на холодный камень, всего в нескольких дюймах от пропасти. Руки дрожали, тело испытывало глубокое изнеможение от продолжительного жестокого обращения, но в голове все еще крутились образы из темноты, один за другим. Гнев Денама, удивление Регола, осторожность Маркуса, сотни других сцен, нарисованных нитями памяти.

Через некоторое время она перекатилась на бок и заставила себя встать. Она обошла дальний конец Зала Меча, проскользнув по периметру двора перед Залом Сердца. Двигаясь между лунными тенями, она обходила здания, ставя каждую ногу с осторожностью человека, рожденного в Серости.

— Послушница Нона. — Тихий голос за ее плечом. — От тебя пахнет мужским потом.

Нона обернулась, не видя никого в темноте позади себя:

— А ты пахнешь яблоками, сестра. Одним рыжим Яблоком, если быть более точным.

— Тогда наши грехи равны. — Тени сползли с Сестры Чайник, и она шагнула вперед с полуулыбкой.

— Возможно, — усмехнулась Нона. — Но я заработала свой перед аудиторией...

— Ну, это что-то новенькое. — Глаза и улыбка Чайник стали шире.

— На ринге Калтесса.

— Никакого Регола сегодня ночью? — Чайник нахмурилась.

— От этой одежды мне придется отказаться, — сказала Нона. — Я должна оставить вот это. — Она похлопала себя по плащу. — Скоро я приму монашеские обеты. Если они не значат для меня больше, чем обещания, которые дают послушницы, то я не должна их произносить.

— Есть и другие способы служить. — Чайник поджала губы. — Тебе не обязательно оставаться. И не обязательно быть совершенной. Но... ты должна идти в кровать. — Она ткнула пальцем в сторону дормиториев.

— Кровать звучит неплохо, — кивнула Нона. — Ванна бы тоже не помешала. Но я, наверное, засну и утону. — Она пожала плечами и повернулась, чтобы уйти.

— Берегись Джоэли. — Шепот в спину.

Нона подошла к дормиториям. Она осмотрела главную дверь, прежде чем открыть ее и войти в холл. Сонная послушница вышла из Красного дорма с фонарем в руке и, не поднимая глаз, прошла мимо нее, направляясь к Необходимости. Нона двинулась дальше, поднимаясь по лестнице на Священный этаж в верхней части здания.

Она изучила дверь в свой дорм более внимательно, чем главную. Расфокусировав зрение, она заметила светящуюся нить, лежащую на полу прямо перед дверью, еще одна петлей обвивала ручку, обе отклонялись под странными углами к миру. Нить-ловушки, скорее всего, предназначенные для того, чтобы предупреждать Джоэли о ее приходах и уходах, но за ними могло скрываться нечто большее. Некоторые нити могут тебя порезать, другие могут просто причинить такую же боль, как если бы они порезали, третьи могут нанести более сложный урон или прилипнуть и тянуться за тобой, обеспечивая информацией всех, кто держит их ближе к тому месту, где они соединяются с Путем. Сколько из этих трюков освоила Джоэли, Нона не могла сказать, за исключением того, что она, определенно, использовала нить-ловушки и боль-нити в прошлом. Собственные навыки Ноны все еще отставали, но уже не так сильно, как раньше.

Нона убрала нити, временно выведя их из материального мира. Они скоро вернутся и покажутся нетронутыми. Она увидела третью нить, как только потянулась к дверной ручке, тонкую, как паутинка, ставшую ядовито-зеленой, когда она сфокусировала ее. Что-то новое и недружелюбное. К счастью, нить тоже поддалась, когда она попыталась убрать ее со своего пути, хотя и обожгла кончики пальцев, прежде чем исчезнуть.

Мгновением позже Нона вошла в дорм. Почти половина верхнего этажа была отведена под комнаты для индивидуальной учебы. Послушницы Святого Класса спали в длинном зале, не намного больше того, который был отведен послушницам Красного. Девушкам еще не доверяли уединение монашеской кельи, но кодекс класса предписывал не обращать внимания на неосторожности друг друга, и у Колесо, несомненно, случился бы апоплексический удар, если бы она увидела события обычного вечера.

Нона молча двинулась вдоль ряда кроватей, ее взгляд несколько раз возвращался к длинным изгибам под одеялами Джоэли. Настоятельница была вынуждена согласиться на возвращение девушки годом ранее в рамках усилий императора по примирению и единству после событий во дворце Шерзал. Лорд Намсис обеспечил возвращение своей дочери, заставив ее подвергнуться допросу инквизиции. Вопрошатель был вооружен одной из маленьких горьких таблеток правды Сестры Яблоко. К удивлению всех, кто ее знал, даже с черным языком Джоэли утверждала о своей невиновности. Она использовала свою нить-работу против Дарлы и Регола только для того, чтобы напугать их и заставить отступить, надеясь таким образом положить конец кровопролитию.

Нона скользнула в постель, все еще наблюдая за Джоэли в тусклом свете ночного фонаря. Сама она считала, что Намсис заплатил человеку из Академии, кванталу нить-работнику, чтобы тот взял на себя деликатную задачу по изменению воспоминаний Джоэли. Так что теперь девушка поверила в свою собственную историю и не солгала, хотя то, что она сказала, было неправдой.

В тепле своих одеял Нона выпустила задержанное дыхание и сдалась изнеможению. Следующий день будет долгим. Она должна пройти последнее Меч-испытание и, вдобавок, украсть у настоятельницы монастырскую печать. Ни одна из этих задач не будет легкой.