Трактат о хорошей работе

Но угроза может быть и призрачной, когда мы вводим противника в заблуждение, вызвав у него опасение, а то и просто убеждение в том, что мы можем нанести удар, хотя в действительности это не так: угрожаем игрушечным револьвером, а противник думает, что настоящим. В обоих случаях данный прием в общем экономичен, так как угроза достигается недорогой ценой. В случае угрозы, подкрепленной действительными возможностями выполнения действия, она, как правило, требует меньшего расхода сил, чем при выполнении данного действия (угроза бомбардировки требует несравненно меньших сил, чем сама бомбардировка).

Случается, что государство оказывает на соседа давление, сосредоточив на его границе вооруженные и готовые к вторжению войска. Это применение угрозы, а следовательно, потенциализация действий агрессии. В другом случае угрожающее государство не идет дальше демонстративных приготовлений, которые позволяют сконцентрировать войска на границе. Это в некотором роде потенциализация второй степени. Наконец, вместо фактического увеличения производства оружия переоборудуются предприятия, производящие другие товары, для возможно быстрого переключения их на производство оружия — тогда применяется еще более изощренная потенциализация. Фиктивная угроза также обходится угрожающему дешевле, чем возможный иной способ, к которому он вынужден был бы прибегнуть, если бы она не дала результатов (чем, например, применение физического насилия по отношению к непрошенному гостю, которого мы раньше пытались изгнать, угрожая детским револьвером).

С точки зрения экономичности действий угроза в той или иной форме обладает тем достоинством, что может быть многосторонней. Например, произвести выстрел из револьвера можно лишь в одном направлении, тогда как угрожать таким выстрелом можно одновременно в разных направлениях. Отметим, наконец, хотя это и само следует из определения, что рассматриваемое здесь праксеологическое понятие угрозы в принципе не связано с возбуждением испуга, с готовностью нанести бедствие в случае сопротивления и т.д. Все это — атрибуты специальных видов борьбы, трагической борьбы, тогда как наше понятие угрозы в равной мере применимо к разнообразным другим видам борьбы, например к спортивной борьбе или к интеллектуальному спору. Так, играя в бридж, можно, не выкладывая туза, а просто сделав вид, что он у нас на руках, принудить противника отдать взятку. Точно так же и в шахматах: вместо того чтобы самому брать прикрывающую короля фигуру, можно вынудить противника к тому, чтобы он убрал этот заслон, угрожая ему взятием данной фигуры, если она не уйдет с этой позиции.

После всех этих рассуждений, вероятно, нетрудно будет понять сущность приема, который мы обычно характеризуем, пользуясь выражением «стрелка весов». Соответствующая обстановка возникает особенно часто при голосовании, выборах, прениях в законодательных органах капиталистических стран с парламентарным строем и т.д. Данный действующий субъект — индивид или коллектив, например парламентский клуб, при известном стечении обстоятельств может сыграть решающую роль и получить для себя серьезные выгоды. Пусть это будут, например, выборы. Если бы наш индивид (либо коллектив) рано отдал свой голос, никто бы не считал нужным как-либо поощрять его, даже если эти голоса вместе с голосами других субъектов составили бы решающее большинство. Сметливость подсказывает, что в такой обстановке не следует спешить с голосованием (кунктация!), пока не станет ясным, как проголосовали другие. Если же окажется, что голоса за данную кандидатуру уравновешиваются голосами против нее, то позиция, которую займет эта ловкая группа, окажет решающее влияние на результаты выборов, она сыграет роль «стрелки весов». Угрожая же и той и другой стороне отдать свои голоса за данного кандидата либо против него, она получит от той или другой стороны, а иногда и от обеих сторон помощь в реализации своих собственных целей в других спорных вопросах, помощь, которую оказывают, чтобы предотвратить неблагоприятное голосование этой ловкой группы.

При таком поведении важно, чтобы противник не знал о предварительном решении стороны, которая борется с ним, не знал ее намерений. Об этом мы хотели, в свою очередь, поговорить. Данная борющаяся сторона заинтересована в том, чтобы знать о противнике как можно больше и в то же время чтобы противник имел по возможности скупые и путаные сведения о ее намерениях. В таком случае данная сторона будет иметь возможность наилучшим образом рационализировать собственные планы, а противник окажется вынужденным совершать практические ошибки. Отсюда, между прочим, следует требование: захватить противника врасплох или действовать неожиданно для него.

Вот внезапно вылетает из леса эскадрон кавалерии, атаковав артиллерийскую батарею, которая спокойно передислоцируется в тылу фронта. Поражение! Вот судебный следователь при рассмотрении уголовного дела показывает заподозренному в преступлении оторванную пуговицу от его пиджака, найденную на месте преступления, ту пуговицу, которая оторвалась во время стычки и теперь неожиданно свидетельствует о правильности обвинения. Застигнутый врасплох преступник окажется в замешательстве и начнет путаться в показаниях. Вот, наконец, в ходе дискуссии неожиданно поступает сообщение о новом важном факте, неизвестном противнику. Но, может быть, мы приводим слишком уж много примеров для того, чтобы наглядно представить сущность захвата врасплох, этого хорошо известного и широко применяемого приема.

Стоит уделить немного внимания парадоксу захвата врасплох, основанному на том, что нередко оказывается выгодным отступить от рационального в своей основе хода действий, рекомендованного стратегией данного вида борьбы, чтобы именно таким путем застигнуть противника врасплох. Неумелый игрок иногда может застать врасплох мастера неожиданным шагом, и даже одержать победу. Мастер подготовился к чему-то другому, ожидал со стороны противника рациональное поведение и в соответствии с этим предположением построил свои действия и планы, которые в связи с фантастическим, нерациональным поведением противника стали противоцелесообразными и привели к проигрышу. То, что случайно и неожиданно приходит к профану, мастер время от времени делает нарочно: он вводит противника в заблуждение, делая ход, не соответствующий принципам хорошей игры. Противник, поскольку он верит, что имеет дело с сильным игроком, будет полагать, что его ход был сделан в соответствии с известными ему принципами, ошибочно оценит всю обстановку и потерпит поражение.

Внезапность составляет лишь частный случай введения в заблуждение. Мы не намерены углубляться в рассмотрение многообразия приемов этого способа, но считаем, однако, что следует подчеркнуть возможность применения на практике прямо противоположного приема: когда одна из борющихся сторон проявляет заботу о том, чтобы противоположная сторона была хорошо проинформирована о ее намерениях и действиях. Это вызвано тем, что шаги осведомленного противника легче предвидеть, что позволяет рационально, целесообразно бороться с ними. Более того, умело ведущий борьбу субъект нередко вынуждает противника к определенному поведению не только для того, чтобы поставить последнего в неблагоприятное положение, но и для того, чтобы иметь возможность предвидеть его действия.

Таким образом, обеим сторонам навязываются определенные действия, а вершиной успеха следует считать случай, когда удается поставить противника в условия, в которых остается один выход. Этому нередко способствует информация о собственных действиях.

В связи с последними замечаниями скажем, наконец, несколько слов о парадоксе бегства. Может показаться, что убегающий находится в односторонней практической зависимости от преследующего. Но именно он определяет направление, а в известной степени и темпы преследования, и если он умело пользуется этим, то сумеет обмануть преследующего. Так зачастую происходит в случаях побега — как фактического, так и его имитации. Возникает вопрос, можно ли рассматриваемый прием, т.е. прием заманивания преследующего в ловушку, обобщить, отделив его понятие и вообще понятие побега и преследования от принципиальной связи с действием на определенной территории. Несомненно, в переносном смысле можно говорить, например, об отходе от темы в том либо другом споре или что ферзь в шахматной игре ушел из-под удара. Попытаемся сделать обобщение.

Оборону можно вести различными способами. Можно обороняться, предприняв контрнаступление. Тогда мы имеем дело со столкновением. Можно обороняться, поставив заслон на пути наступления противника, сорвав таким образом осуществление целей этого наступления. Можно, наконец, отступить или не дать осуществиться цели наступления, оставив поле борьбы, а под полем борьбы мы понимаем стечение обстоятельств, в которых она протекает. Упомянутые обстоятельства могут быть самыми разнообразными, как, например, место, момент, круг зрителей или слушателей, состав институции, решающий спорный вопрос, род оружия и т.п.

Оставление поля действия — это такое действие, в результате которого мы перестаем присутствовать при данных обстоятельствах. Бегство же в обобщенном смысле — это отступление перед наступлением противника, например путем отхода с места, неявки на судебный процесс при данном составе судей, несогласия со сроком разбирательства, оспаривания выбора рода оружия при обсуждении условий поединка, уклонения от дискуссии по данному специальному вопросу и т.п. Возможно, было бы лучше связать такое общее понятие отступления с термином «уклонение от борьбы» и так обобщенно понятое бегство назвать, пожалуй, очередным уклонением от борьбы, а о бегстве и отступлении говорить только в случае оставления местности. Но это уже терминологическая проблема. Для решаемой нами проблемы существенным является то, что этот прием можно, как нам кажется, признать общим приемом — если кому-нибудь больше нравится такое выражение — в случае уклонения от борьбы. Ведь можно, например, отказываться от каждого из предложенных арбитров в суде и, в конце концов, довести противную сторону до того, что она выдвинет неблагоприятную для нее кандидатуру. Можно уклоняться от решения спора посредством анализа фактов, ссылаясь, например, на соображения некомпетентности, и достичь, наконец, того, что противник сам начнет вдаваться в пагубный для него анализ фактов из области, которую он плохо знает, но в которой мы чувствуем себя сильными.

Мы не намерены продолжать обзор приемов, применяемых в сфере негативной кооперации. Это слишком обширная проблема и, насколько нам известно, во всем объеме не рассмотренная, хотя по технике вооруженной борьбы опубликовано много выдающихся работ. Как в этих работах, так и в других встречаются отдельные высказывания, выраженные в такой общей форме, что могут быть отнесены к любому виду борьбы. Мы прежде всего отобрали приемы, поражающие своей парадоксальностью и составляющие собрание возможных ответов на вопрос, как можно победить, располагая меньшими по сравнению с противником силами. При этом мы стремились обратить внимание на то, почему техника борьбы представляет такой интерес для праксеолога. Именно борьба является той формой деятельности, где люди нарочно затрудняют друг другу достижение целей, усиливая давление принудительных ситуаций, критических положений, ситуаций с единственным выходом, и поэтому вынуждают участников отрицательной кооперации находить все более тонкие способы ведения дела. В этой области применяются, разумеется, всевозможные общие виды улучшений, пригодные во всяком действии, а не только при негативной кооперации, такие, например, как инструментализация: африканские пигмеи, вооруженные дротиками, побеждают огромную гориллу и убивают гигантского слона.