Трактат о хорошей работе

XIV. Умственный труд

Применение некоторых положений праксеологии к умственной деятельности порождает ряд проблем, которые мы хотели бы здесь рассмотреть. Прежде всего, мы должны уяснить, что элементы умственного характера входят в состав каждого действия, ибо в каждом действии содержится произвольный импульс, направленный к достижению какой-то цели, а это означает, что действующий субъект не только делает движение, но и осознает цель своего движения, что, несомненно, является умственным элементом. Следовательно, неразумно делить человеческие действия на физические и умственные, так как нет физических действий без умственных элементов. Однако ничто не мешает нам систематизировать действия, а следовательно, и работы, в соответствии с долей участия в них умственных элементов.

Например, если сравнивать работу на сенокосе с написанием статьи, то бросается в глаза преимущественное участие умственных элементов во втором случае по сравнению с первым. Чтобы хорошо выполнять свое дело, косец должен энергично и со значительным напряжением мускулов размахивать косой, и у него нет надобности при этом много раздумывать. Автор же статьи, работая над рукописью, ломает себе голову, обдумывая ее содержание. Приведение в движение пера составляет, правда, необходимый, но ничтожно малый элемент всей его работы.

Эти различия весьма трудно охватить какими-то определенными рамками, а тем более найти для них какую-либо количественную, измерительную основу, которая позволяла бы проводить градацию участия умственных элементов в каждом конкретном случае. Однако в отдельных случаях (приблизительно и сравнительно) это, бесспорно, можно делать, убеждаясь в том, что действие происходит при большем или меньшем участии мышления. Можно также согласиться на условное разграничение деятельности на такую, которая бы кратко называлась физической, и такую, которая бы также кратко называлась умственной, в зависимости от того, какие элементы преобладают в этой работе — мышление или внешние мускульные нажимы. Законодательство устанавливает критерии, согласно которым определяют преобладание тех либо других элементов, в отдельных видах профессиональных работ. Ясно, что нет ни одного вида работы, ни одного вида деятельности, ни одного действия без участия в них мышления. Остается для выяснения другой вопрос: нет ли работ, выполняемых без внешних мускульных нажимов, то есть работ, которые мы могли бы кратко называть чисто умственными.

По нашему мнению, такие чисто умственные работы имеют место, например, при решении в уме задач на исчисление, молчаливом воспоминании о минувших событиях, сочинении музыкальных композиций без помощи нот и без инструментов, обдумывании в полном внешнем бездействии содержания речи, письма, статьи и т.п. В таких случаях можно не только обращать внимание на участие умственных элементов в какой-либо деятельности, но, кроме того, интересоваться с праксеологической точки зрения и чисто умственной работой как конкретным случаем деятельности вообще. Именно это и будет главным предметом наших рассуждений в настоящей главе трактата.

Первая проблема касается некоторым образом понятия импульса. Наше понятие связано в принципе с произвольным импульсом. Произвольный импульс, направленный на внешний материал, имеет форму нажима, так что в этих случаях вместо «произвольный импульс» можно говорить «произвольный нажим». Однако в каждом случае, когда действие состоит в какой-то чисто умственной работе, например, в решении в уме задач на исчисление, импульс, конечно, не может считаться нажимом на внешний материал. Происходит ли тогда внутренний нажим, нажим на какие-то внутренние органы думающего? Мы считаем, что происходит. Об этом свидетельствует мускульное напряжение при мышлении, доступное внешнему наблюдению. Интенсивно думающий индивид морщит лоб, мускулы его глаз напрягаются, он нередко сжимает пальцы рук и т.д. Это внешнее отражение внутреннего мускульного напряжения, неуловимого для постороннего наблюдения. Однако об этих внутренних мускульных напряжениях можно только догадываться, мы имеем только некоторое ощущение напряжения. В этих случаях оказывать произвольный импульс — это то же самое, что и мысленно напрягаться. В сфере внешних действий производить произвольный импульс означает напрягаться мысленно, нажимая; в сфере же чисто умственных действий это означает всего лишь мысленно напрягаться. И только такое значение имеет фраза «производить произвольный импульс» в сфере чисто умственных действий. Можно только догадываться, что тот, кто так напрягается в этой сфере, в какой-то форме нажимает тоже. На что же он нажимает, что подвергается тогда произвольному нажиму? — возникает, в свою очередь, вопрос. Мы не намерены вдаваться здесь в подробные домыслы, не имеющие существенного значения в технике умственной деятельности. Наверняка это какие-то элементы нашего организма, своеобразно связанные с изменениями в наших переживаниях.

И вот мы подошли довольно близко к третьему вопросу: что является материалом чисто умственных действий? Этот вопрос мы будем рассматривать вместе с четвертым вопросом: чем характеризуются изделия таких действий?

Прежде чем ответить на эти вопросы, следует отметить, что для них не имеет существенного значения тождество действующего субъекта и личности, умственную жизнь которой этот субъект обрабатывает. Независимо от того, сам ли кто-нибудь предается воспоминаниям о минувшем или возбуждает такие воспоминания у свидетеля, — в обоих случаях одинаково должны последовать: во-первых, ответ на вопрос, из чего выработано изделие данного действия, ставшего возбудителем собственного или чужого представления, отражающего какое-то событие; во-вторых, специфическая характеристика такого изделия как чисто умственного. Воспоминания о чем-то (например, о том, как звали человека, с которым мы когда-то встречались, или же о том, какая картина висела раньше на такой-то стене, в такой-то комнате) зачастую достигаются путем внутренней концентрации, следовательно, путем чисто умственного действия, а доведение кого-то другого до воспоминания о чем-то содержит в себе такие действия, как разговор, показ или другие подобные им действия внешнего характера, производимые при существенном участии внешних нажимов. Однако для решения указанных выше двух вопросов эти различия не имеют значения, и поэтому мы не будем касаться их при рассмотрении данных вопросов.

После этих вступительных пояснений и оговорок приступим к рассмотрению существа вопроса. Чем же характеризуются изделия, создаваемые чисто умственной деятельностью, если их рассматривать относительно самого агента действия, и аналогичные изделия, достигаемые воздействием на других лиц? Сперва рассмотрим этот вопрос с точки зрения широко распространенного мнения в кругу лиц, занимающихся проблемами такого рода. Так вот, такие изделия обычно называют произведениями и считают, что они состоят из составленных в единое целое различных отрывочных содержаний — впечатлительных, смысловых, мыслительных, а возможно, и каких-то еще других; что они не телесны; а также не идентичны с какой-либо системой психических актов какого-либо отдельного индивида, переживаемых в данный момент, что они, самое большое, даны тому или другому индивиду, стали ему как-то доступными в этих актах.

Следовательно, произведение чисто умственного характера — это какой-то так называемый «идеальный» объект, и его материалом является нечто, имеющее также «идеальное» содержание. Такой, примерно, оказалась бы обычная характеристика того, что удалось представить себе при напряжении памяти, или того, что было достигнуто, когда появилось, например, понятие иррациональной величины. Подобной была бы характеристика таких произведений, как соната, песня, научное суждение и т.п. При этом не следует забывать, что речь здесь идет не о каких-либо сочетаниях нотных знаков или букв в рукописи, ни вообще о каких-либо совокупностях, составленных из такого рода ощутимых составных частей.

Обо всем этом пойдет речь несколько позже. Теперь же нас интересует характеристика того, что формируется как бы в самом разуме кого-то. Следовательно, нас интересует характеристика только что возникшей в уме сонаты, только что внутренне услышанной песни, только что зародившегося в уме суждения и других такого рода произведений до того, пока что-либо из всего этого оказалось записанным, отраженным в форме знаков, доступных восприятию органами чувств.

Приведенная выше характеристика чисто умственных изделий, а также их материала содержит черты метафорических выражений. Трудно принять утверждение, будто научные суждения составляются из отдельных смыслов в том же понимании «составления» из чего-то, в котором изделия инженерной техники составляются из частей, например тротуар из бетонных плит. Нельзя согласиться с тем, что термин «иррациональная величина» является чьим-то изделием в том же самом понимании, в котором буханка хлеба является изделием пекаря. Всякое изделие — это какое-то тело, да и всякое исходное вещество, всякий материал — это также какое-то тело.

Однако было бы просто бессмыслицей утверждать, что смыслы, значения, понятия являются телами. Да, можно справедливо утверждать, что данное стихотворение является произведением (или даже изделием) данного поэта, причем уже тогда, когда поэт только мысленно сочинил его, до того, как он его высказал, обнародовал. Но все это возможно при условии, что такие выражения мы будем понимать в переносном, метафорическом смысле. Что же означают они в действительности после выяснения их истинного смысла и выражения его без всяких метафор?

По нашему мнению, изделием умственных действий, о которых идет здесь речь, всегда является человек, а если говорить в более общей форме — познающий субъект. Материалом является тот же самый познающий субъект, но в более ранней фазе, точно так же как лента является материалом банта. А познающие субъекты, по нашему мнению, являются познающими телами. Однако познающего субъекта мы обрабатываем по-разному, в зависимости от того, обрабатываем ли мы его как познающего или как тело, подчиненное законам тяготения. Налицо глубокая разница между обучением человека и усиленным его питанием, между работой над собой в педагогическом смысле и заботой о себе, например, в гигиеническом смысле. Обучая себя самого или кого-то, мы переделываем себя или кого-то из неумеющего или незнающего в умеющего или знающего, а откармливая кого-то, переделываем его из весящего меньше в весящего больше. Несмотря на такие различия в этом отношении, в обоих этих случаях мы без всякой метафоричности можем утверждать, что этот познающий субъект (либо научившийся тому-то, либо прибавивший в своем весе столько-то граммов) является нашим изделием и что по крайней мере некоторые его составные части (некоторые составные части нервной системы в первом случае или некоторые части его жировых тканей — во втором) являются материалом этого изделия или входят в состав такого материала (исключая прибавленные из внешней среды элементы, например во втором случае элементы питательных материалов).