Майская ночь, или Утопленницы

* * *

До того страховиден был атаман Ураков, что иная перва встреча сама богу душу отдавала, не ждя, пока он ножик вынет. А Волкодир-то все ж страховиднее оказался — даже дохлый. Как взвидел атаман башку отрубленную с челюстями да пузо раскрытое — сперва остолбуха хватила, а потом кинулся он что-то там искать в потрохах. Искал-искал, руки по плечи окровавил — так и не нашел ничего.

— Камушка не было? — спрашивает.

А Стенька стоит рядом — вроде как недоумен.

— Иде?

— В Ногайской Орде! Камушек! Бел-горюч, с кулак!

— Не-а… Требуха одна…

Шайка поодаль толпится, перешептывается. Боязно им подойти.

Закручинился атаман.

— Рассосался, что ль?.. — горюет. — Али с нуждой наружу вышел?.. — Потом глянул на Стеньку: — Погодь! — говорит. — А котомку куды дел? Ты ж с котомкой был!

Углядел-таки, одноглазый… (А котомка-то в дупле давно припрятана — Настя велела.)

Стенька только руками разводит:

— Дык… Проглонул он котомку… Я ее в его со страху бросил — он и проглонул… Я ж чаво брюхо-то ему резал? Котомку искал…

— Нету?

— Нету!

— Энто чем же она те так дорогá? Котомка-то!

— Да трубка в ней была! Куды ж мне таперь без трубки?

Крякнул атаман.

— Ладно… Свою подарю. Айда праздновать…