Терновая цепь

12. Те, что могут видеть

Так вы его приятель с малолетства…
Должно быть, необычнейшим мальчишкой
Его видали те, что могут видеть,
Должно быть, их пугало, как серьезно,
Недетскими глазами он глядит
На мир, в котором сверстники его
Высматривают разве что синиц[32]. Эдвин Арлингтон Робинсон, «Бен Джонсон занимает гостя из Стрэтфорда»

Пока они возвращались в квартиру, утопая по щиколотку в серой снежной каше, Анна внимательно наблюдала за Мэтью.

Он всегда был ее сообщником в разных проказах и спутником в приключениях. Она могла бы поклясться, что помнит их первую встречу: ей было два года, ей на колени положили хрюкающего младенца, и именно в тот момент она решила, что они станут лучшими друзьями.

Примерно пару лет назад Анна заметила в Мэтью перемену. Его взгляд погас, словно грозовая туча застлала солнце. Он не желал говорить об этом, и через некоторое время мрак рассеялся, сменившись отчаянной, неестественной веселостью и жаждой наслаждений. Она приписала это переходному возрасту, взрослению – в конце концов, именно тогда Джеймс тоже стал вести себя странно, сделался скрытным и отдалился от друзей.

Сегодня, в таверне «Дьявол», Анна снова увидела знакомую печаль в глазах Мэтью. Даже менее проницательный человек сообразил бы, что его дурное настроение связано с крайне неприятным положением, в которое угодили он, Корделия и Джеймс. Для Анны было очевидно, что Мэтью несчастен и пытается утопить свое горе в вине. Черные круги у него под глазами походили на синяки.

И поэтому она пригласила его к себе на чай. Анне показалось, что юноша немного воспрял духом, особенно после того как выяснилось, что Корделия возвращается в Институт с Джеймсом и Люси. По дороге к дому Анны на Перси-стрит Мэтью говорил мало; он шел без шляпы и перчаток, как будто испытывал извращенное удовольствие, подставляя лицо и шею декабрьскому ветру.

Когда они вошли в квартиру, Ариадна извинилась и ушла переодеваться: на Тоттенхем-Корт-роуд карета окатила их грязной жижей. Анна предложила Мэтью кое-какой еды, от которой он отказался, и чаю – на этот раз он согласился. Когда юноша подносил чашку ко рту, она увидела, что у него трясутся руки.

Анна уговорила Мэта снять насквозь промокшее пальто и принесла полотенце, чтобы высушить волосы. Потом налила вторую чашку и влила туда рюмку бренди. Ей показалось, что Мэтью собирается возразить – странно, прежде он никогда не отказывался от чая с бренди, – но друг промолчал. Пригладив высыхающие волосы, торчавшие во все стороны, он взял чашку и покосился на дверь спальни.

– Значит, теперь Ариадна живет у тебя?

О да, Мэтью обожал посплетничать, и никакие личные переживания и бедствия не могли этому помешать.

– Временно, – пожала плечами Анна. – По некоторым причинам ей сейчас неудобно оставаться у Бриджстоков.

– Допустим, я тебе поверил и это временно, – хмыкнул Мэтью. Несколько глотков чая с бренди, казалось, помогли, и его руки перестали дрожать. – Временно или постоянно, неважно. По-твоему, это хорошая идея?

– Ты считаешь, что имеешь право рассуждать о мудрости решений, принимаемых другими? – усмехнулась Анна. – Твое последнее мудрое решение заключалось в том, чтобы неожиданно для всех уехать в Париж с женой Джеймса.

– Я – другое дело. Всем известно, что у меня появляются только неудачные идеи. Но тебя считают эталоном здравого смысла. Твои суждения всегда разумны.

– Вот тебе и ответ, – улыбнулась Анна. – Это хорошая идея. Если бы она была плохой, то не пришла бы мне в голову.

Мэтью собрался возразить, но Анна, подняв палец, велела ему замолчать; дверь спальни открылась, зашуршали юбки, и вошла Ариадна в дневном платье персикового цвета. Анна знала лишь нескольких женщин, которые могли носить такой оттенок, но Ариадна в этом платье была прекрасна – она словно светилась изнутри. Девушка распустила волосы, и тяжелая масса черных локонов, блестящих, как шелк, спадала ей на плечи.

Когда Ариадна взглянула на Мэтью, на ее лице отразилась озабоченность, но она мудро решила промолчать и устроилась рядом с ним на пурпурном стеганом диване.

«Превосходно, не следует показывать, что тебя тревожит его вид, – подумала Анна. – Он, как осел, лишь заупрямится еще сильнее».

Она беспокоилась напрасно: Ариадна выросла в доме женщины, помешанной на этикете. Наверное, девушка смогла бы вести беседу о погоде с человеком, у которого горят на голове волосы.

– Насколько я понимаю, Мэтью, – заговорила Ариадна, принимая от хозяйки чашку чая «Эрл Грей», – у тебя имеется собственная квартира. Я слышала, что ты, как и Анна, предпочитаешь жить один. Это верно?

– Не уверен, что дело в предпочтении, скорее, это была необходимость, – пробурчал Мэтью. – Но на самом деле мне нравится моя квартира, – добавил он, – да и тебе она тоже понравилась бы. Услуги горничной входят в стоимость, и я совершенно уверен, что могу хоть драться с демоном в холле, а швейцар и бровью не поведет. Он для этого слишком хорошо воспитан. – Он покосился на Анну. – Ты за этим пригласила меня в гости? Спросить у меня совета по поводу квартиры?

Анна ничего не ответила; мысль об отъезде Ариадны вызвала у нее смутное беспокойство, хотя она не могла понять, что было причиной. Это естественно, подумала она; Ариадна хочет снова иметь свое собственное жилье, убежище от внешнего мира, где можно уединиться, где ее никто не потревожит…

Ариадна поставила чашку на стол.

– Вовсе нет. Нам был нужен твой совет по поводу одной вещи, которую я случайно обнаружила.

Это сообщение вызвало слабый интерес. Ариадна поднялась, взяла письмо, лежавшее на каминной полке, и протянула его Мэтью. Тот развернул бумажку, быстро пробежал глазами, и брови у него поползли вверх.

– Где ты это нашла? – воскликнул он, оторвавшись от письма. Анна с удовлетворением отметила, что его взгляд стал острым, сонливость исчезла.

– В кабинете отца, – объяснила Ариадна. – Я уверена, что письмо написано им. Я узнала его почерк и подпись.

– Но он не отослал его адресату, – вслух размышлял Мэтью. – Следовательно, либо твой отец кого-то шантажирует, либо планировал шантажировать, но не успел довести дело до конца, поскольку ему пришлось уехать в Адамантовую Цитадель. Ему известно, что бумага исчезла?

Ариадна прикусила губу.

– Я… я не знаю. Думаю, он собирался все это сжечь – я нашла письмо в камине, так что вряд ли отец будет его искать. Но мы не разговаривали с тех пор, как он вернулся.

– Вопрос заключается в том, – вмешалась Анна, – кого именно может шантажировать Инквизитор и чем.

– Представления не имею, – произнесла Ариадна. – Он и без того занимает высокое положение, наделен большой властью. Зачем ему может понадобиться дополнительный рычаг давления на кого-то из Анклава? Если Сумеречный охотник нарушает Закон, Инквизитор имеет возможность призвать его к ответу открыто.

Мэтью помолчал несколько секунд.

– Ты из-за этого письма решила уйти из дома? – наконец спросил он. – Почему оно произвело на тебя такое сильное впечатление?

– Родители хотели сделать из меня образцового Сумеречного охотника, – негромко заговорила Ариадна. – Я – дочь Инквизитора. Задача моего отца – следить за тем, чтобы все нефилимы соответствовали неслыханно высоким стандартам, установленным Законом Разиэля. К членам своей семьи он относится так же сурово. Мне с детства внушали, что я обязана быть послушной дочерью и покорной женой. Предполагалось, что я буду делать все, что они мне прикажут, выйду замуж за того, кого они мне выберут…

– За Чарльза, например, – вставил Мэтью.

– Да. Но в конце концов оказалось, что все это ложь. Как видите, мой отец не считает, что он сам обязан соответствовать высоким стандартам, которые так яростно защищает. – Она покачала головой и посмотрела в окно. – Наверное, их лицемерие и оказалось последней каплей. – Ариадна взглянула в лицо Мэтью, и Анна невольно почувствовала гордость за нее. – Я сказала матери, что не намерена выходить замуж за мужчину, которого они мне подберут. И что я вообще не намерена выходить замуж за какого бы то ни было мужчину. Что меня интересуют не мужчины, а женщины.

Мэтью принялся наматывать на палец прядь волос – Анна знала, что эта нервная привычка осталась у него с детства.

– А ты понимала, – медленно произнес он, – что говоришь вещи, которые твоя мать не желает слышать? Что эти слова могут побудить ее отречься от тебя? Даже… возненавидеть тебя?

– Понимала, – усмехнулась Ариадна. – И повторила бы их снова, если бы можно было повернуть время вспять. Моя мать сейчас оплакивает воображаемую дочь. Но если она любит меня – а я верю, что любит, – то она должна принять меня такой, какая я есть.

– А что насчет твоего отца?

– Он вернулся из Исландии в состоянии шока, – ответила Ариадна. – Я ничего не знала о нем почти сутки, а потом пришло письмо – очевидно, они знают, что я остановилась у Анны. В письме говорилось, что я могу вернуться домой, если извинюсь перед матерью и возьму свои слова обратно.

– На что ты категорически не согласна, – сказал Мэтью.

– На что я категорически не согласна, – повторила Ариадна и невесело улыбнулась. – Наверное, тебе трудно меня понять. У тебя такие добрые и снисходительные родители.

Мэтью едва заметно вздрогнул. Анна с болью вспомнила те дни, когда Фэйрчайлды были сплоченной семьей и обожали друг друга; это было еще до того, как Чарльз превратился в карикатуру на политика, а Мэтью погрузился в свою тайную печаль.

– По крайней мере, я уверен в том, что они никого не шантажируют, – фыркнул Мэтью. – Кстати, я обратил внимание на одну фразу в письме: «Ваша семья разбогатела за счет добра, полученного от – дальше клякса, – но все это может быть утрачено, если Вы не наведете порядок в своем доме». А что, если под словом «добро» подразумеваются «трофеи»?

Ариадна помрачнела.

– Но после подписания Соглашений забирать трофеи у существ Нижнего Мира запрещено законом.

Анна внутренне содрогнулась. Трофеи. Отвратительное слово, отвратительный обычай. Он заключался в конфискации имущества у представителей Нижнего Мира, не совершивших никаких преступлений, и был широко распространен до важнейшего договора между Нижним Миром и Сумеречными охотниками, который сейчас называли Соглашениями. До этого люди, промышлявшие трофеями, оставались безнаказанными. Многие старые семьи Сумеречных охотников разбогатели именно за счет такого беззастенчивого грабежа.

– Возможно, имеется в виду добро, отнятое ранее, – предположила Анна. – После того как в 1872 году были подписаны Соглашения, предполагалось, что Сумеречные охотники вернут награбленное. Но многие оставили деньги, ценности и прочее имущество себе. Например, Бэйбруки и Паунсби. Основу их состояния составляют именно такие трофеи. Об этом всем известно.

– Что, конечно, гадко, – продолжала Ариадна, – но не может служить извинением для шантажа.

– Сомневаюсь, что на шантаж Инквизитора подвигло праведное негодование, – заметил Мэтью. – Вероятно, у него имеются какие-то собственные корыстные цели, а слова насчет богатства, нажитого нечестным путем, – всего лишь оправдание. – Он потер глаза. – Жертвой может быть любой человек, которого Инквизитор желает контролировать. Возьмем, к примеру, Чарльза.