Терновая цепь

18. Кривое зеркало

Теперь два зеркала его лица
Разбиты вдребезги зловредной смертью.
Осталось на горе одно – кривое:
В то зеркало глядясь, позор свой вижу[43]. Уильям Шекспир, «Ричард III»

Джеймс, не оглядываясь, шагал мимо лавок квартала Шеперд-Маркет, потом свернул в переулок, который вел на Керзон-стрит, и направился прямо к крыльцу их дома – или его дома. Корделия не знала, как его теперь называть. Она спешила за Джеймсом, в раздражении оттого, что ей приходится его догонять; но раздражение было смешано с чувством вины. В конце концов, он все-таки спас ей жизнь, а она затеяла крайне рискованное предприятие. Если бы только она могла объяснить ему…

Джеймс взбежал по ступеням и пропустил Корделию вперед. Войдя в холл, он захлопнул входную дверь и сунул револьвер в кобуру на поясе.

– Кто здесь? – послышался недовольный голос со стороны лестницы, ведущей в цокольный этаж, и Корделия получила ответ на свой вопрос относительно служанки.

– Все в порядке, Эффи! – крикнул Джеймс. Потом взял Корделию за локоть – крепко, но не больно – и повел ее в кабинет.

Когда они вошли, он запер за собой дверь. Кабинет был освещен только слабым светом угольев в камине, и по углам сгустились тени. Джеймс резко развернулся. Его лицо было бледным от гнева.

– Что, черт побери, – сквозь зубы прошипел он, – ты делала в том переулке?

Корделия онемела. Джеймс никогда не разговаривал с ней подобным тоном. У него был такой вид, словно ему хотелось убить кого-нибудь голыми руками; на шее у него вздулись жилы.

– Я…

– Я слышал ваш разговор, – свирепо перебил юноша. – Ты не случайно встретила в переулке кучку демонов, выйдя прогуляться после наступления темноты. Что уже само по себе было бы невероятной глупостью. Ты вызвала их.

– Я вынуждена была это сделать, – дрожащим голосом пролепетала Корделия и попятилась, чуть не опрокинув столик с шахматами. – Я должна была расспросить их… насчет Велиала…

– Ты с ума сошла? Думаешь, ты первая среди Сумеречных охотников, кому пришло в голову вызывать, захватывать в плен и допрашивать демонов? Они все время лгут. И нападают при малейшей возможности.

– Но я же паладин! – воскликнула Корделия. – Это отвратительно, я ненавижу даже это слово – не думай, что я испытываю что-либо, кроме отвращения и ненависти, к Лилит и клятве, которая связывает меня с ней. Зато демоны боятся меня. Они не смеют прикоснуться ко мне…

– Да? – прорычал Джеймс. – Не смеют прикоснуться, значит? Мне так не показалось, дьявол меня забери!

– Тот демон в Чизвик-хаусе – он уже почти сказал мне кое-что про Велиала, но не успел, потому что появился ты со своим револьвером.

– Послушай себя, Корделия! – закричал Джеймс. – У тебя больше нет Кортаны! Ты вообще не можешь взяться за оружие! Ты хоть понимаешь, как я себя чувствую, зная, что ты не в состоянии себя защитить? Ты понимаешь, в каком страхе я живу каждую минуту, каждый день, каждую ночь? Что я схожу с ума от тревоги за твою жизнь?

Девушка молчала. Она не знала, что сказать. Поморгала и почувствовала, как по щеке скатилась горячая капля. Корделия быстро подняла руку – нет, она не плачет, этого не может быть! – и, взглянув на пальцы, увидела, что они окрасились в алый цвет.

– У тебя кровь идет, – прохрипел Джеймс и в два шага очутился рядом с ней. Взял ее за подбородок, поднял голову, большим пальцем провел по скуле. – Просто царапина, – выдохнул он. – Нигде больше не болит? Ты не ранена? Маргаритка, скажи мне…

– Нет, все в порядке, клянусь. – И у нее перехватило дыхание под пристальным взглядом золотых глаз, который скользил по ее плечам и рукам в поисках ран и синяков. – Ничего страшного не произошло.

– Ничего страшного? Как ты можешь такое говорить? – хрипло произнес Джеймс. – Клянусь Ангелом, когда я понял, что ты бродишь по городу ночью одна, без оружия…

– А что ты вообще делал в доме? Я думала, ты ночуешь в Институте.

– Я пришел за кое-какой мелочью для Джесса, – объяснил Джеймс. – Мы с ним и с Анной ходили сегодня по магазинам, покупали ему одежду, но забыли о запонках…

– Да, ему действительно нужна новая одежда, – согласилась Корделия. – Твои костюмы ему малы.

– О нет, – резко произнес Джеймс, – не думай, что сможешь меня отвлечь! Я увидел в холле твое платье, поговорил с Эффи. Она успела заметить, как ты уходишь. Сказала, что ты не села в экипаж, а пошла пешком по улице в сторону Шеперд-Маркета…

– Значит, ты выследил меня с помощью руны?

– А что мне еще оставалось делать? А потом я увидел… что ты пошла к тому переулку, где погиб твой отец. – Он помолчал. – И я решил… я испугался, что…

– Что я тоже хочу умереть? – прошептала Корделия. Ей не приходило в голову, что она производит на других впечатление человека, утратившего всякую надежду и желание жить. – Джеймс, возможно, я безрассудна, но не склонна к суициду.

– И вот я подумал… неужели это я сделал тебя такой несчастной? Я совершил так много ошибок, но не хотел, не знал… И когда я увидел, что ты делаешь, то подумал: да, она в самом деле хочет умереть. И выбрала вот такой способ расстаться с жизнью.

Слова давались ему с трудом, и Корделия вдруг поняла, что им владеет не столько гнев, сколько отчаяние.

– Джеймс, – попыталась она успокоить мужа, – согласна, я сделала глупость, но мне ни на минуту не приходила мысль о том, чтобы добровольно уйти из жизни…

Джеймс схватил ее за плечи.

– Не рискуй своим здоровьем и жизнью, Маргаритка. Ты не можешь, не должна этого делать! Ты можешь ненавидеть меня, ударить меня, сделать со мной все, что тебе угодно. Изрежь мою одежду, спали мои книги. Разорви мое сердце в клочья и раскидай их по всей Англии. Но только не причиняй вреда себе… – Внезапно юноша привлек ее к себе, прижался губами к ее волосам, к щеке. Корделия положила руки ему на плечи, вцепилась в пиджак, не желая отпускать его. – Клянусь Ангелом, – глухо проговорил Джеймс, – если ты умрешь, я умру тоже, и после смерти мой дух будет преследовать тебя. Я не дам тебе покоя…

И он поцеловал ее. Возможно, он хотел лишь на мгновение коснуться ее губ, но Корделия ничего не могла с собой поделать: она прижалась к нему и поцеловала его в ответ. И почувствовала себя так, словно вдохнула свежий воздух после долгих недель, проведенных в подземной пещере, словно вышла на свет после заключения в каменном мешке.

Джеймс обнял ее за талию, прижал к себе. Они уже целовались прежде, и для нее это всякий раз было чем-то волшебным, чудесным, сверхъестественным; после этих поцелуев она долго не могла прийти в себя. Но сейчас в его поцелуе было нечто иное, нечто новое – безграничное отчаяние, чудовищная смесь всепоглощающей страсти, ярости и любви; и Корделия почувствовала себя словно во власти смерча, который оторвал ее от земли и унес высоко за облака, где ей нечем было дышать.

Джеймс прижал жену к стене, и она перебирала его мягкие темные волосы – это было такое знакомое ощущение. Он прикусил девушке нижнюю губу, и она почувствовала острую боль, но он смягчил ее поцелуем. Корделия приникла к Джеймсу, словно жаждущий к источнику; его поцелуй был горячим и сладким, как мед; услышав его страстный стон, она испытала безграничное счастье. Их поцелуи походили на путешествие, восхитительное путешествие по незнакомым странам, но в то же время это было возвращение домой. Он был ее жизнью, ее миром, ее солнцем.

– Маргаритка, – прошептал Джеймс, не отрываясь от нее, и по телу девушки пробежал электрический ток. – Ты представляешь, что было бы со мной, если бы тебя сейчас ранили или убили? Ты представляешь?

– Ой, господи боже мой!

На пороге стояла Эффи. Ее седые кудельки тряслись от возмущения. Корделия и Джеймс отскочили друг от друга; лицо Джеймса моментально приняло бесстрастное выражение, но Корделия залилась багровым румянцем.

– Эффи, – произнес Джеймс. – Дверь была заперта на ключ.

– Я заметила, – огрызнулась служанка. – Я подумала, что вам мешают сквозняки. К вам пришли. – Она фыркнула. – Женатые люди, а что вытворяют. Никогда не видела ничего подобного! Мне даже в голову не могло прийти, что приличные господа на такое способны! Фу!

С этими словами она развернулась и потопала прочь. Джеймс взглянул на Корделию: у него был совершенно неподобающий вид, он был растрепан, пиджак расстегнулся, губы распухли от поцелуев.

– Маргаритка… не уходи… я избавлюсь от посетителя, кем бы он ни был… подожди меня наверху…

Но Корделия уже отступала, качая головой. Она так долго подавляла, держала за запертой дверью свои чувства, связанные с Джеймсом; и вот теперь, совсем чуть-чуть приоткрыв эту дверь, полностью утратила самообладание.

– Мне нужно тебе кое-что рассказать, – быстро говорил юноша. – И показать тебе одну вещь.

– Нет, это уже слишком, – прошептала Корделия. – Сейчас для меня это слишком… я не могу…

Джеймс помрачнел. Корделия прикусила губу; ей так хотелось сказать, что она подождет его наверху, она так страстно желала его сейчас, что это походило на безумие. Все ее инстинкты кричали ей: «Будь с ним, не отпускай его, позволь ему любить себя».

Но именно наверху она находилась, когда он обнимался с Грейс на пороге этого дома. Рана еще не затянулась; она знала, что, несмотря на любовные признания Джеймса, не сможет изгнать из памяти ту ночь. Но и совладать с влечением к нему тоже не сможет. Это Корделия знала слишком хорошо.

– Завтра, – произнесла она. – Поговорим завтра, на балу.

Он молча кивнул; Корделия подобрала юбки и выбежала из комнаты, чуть не сбив с ног потрясенного Джесса Блэкторна, который топтался в вестибюле.

– Джесс, – пробормотал Джеймс. – Я, э… гм. Добрый вечер. Я не ждал тебя.

Джесс лишь приподнял брови. Джеймс не сразу вышел из кабинета; ему нужно было успокоиться. Ему казалось, что он еще чувствует прикосновения Корделии, вокруг еще витал аромат жасмина и пряностей. Юноша обессилел после всех этих треволнений; столько противоречивых эмоций ему пришлось испытать меньше чем за час: страх, гнев, потом отчаяние и, наконец, желание. И надежду, которая сразу же угасла. Надежда жестока, она ранит больнее всего.

Он вспомнил Джема и его уроки, взял себя в руки и вышел из кабинета. В холле его ждал недоумевающий Джесс. Эффи ушла успокаивать нервы, что было, наверное, к лучшему. Юный Блэкторн был одет в новое пальто оливкового цвета, выбранное по совету Анны, а в руке держал нечто вроде небольшой кожаной папки, из которой торчали листы пергамента. Джеймс сразу узнал записную книжку Татьяны, найденную в Чизвике.

– Я не вовремя? – осведомился Джесс.

«Да», – подумал Джеймс, но говорить об этом было поздно: все равно Корделия уже ушла. Кроме того, юноша показался ему сильно взволнованным. Джеймсу внезапно стало холодно, и вовсе не из-за сквозняков.

– У Люси все в порядке?

– Да, – ответил Джесс. – Я пришел по другому поводу.

Джеймс улыбнулся.

– По-моему, тебе запретили покидать Институт после заката.

– По-моему, тебе тоже, – ответил Джесс.