Терновая цепь

14. Вся правда

Вся правда редко бывает чистой[37]. Оскар Уайльд, «Как важно быть серьезным»

В промежутках между допросами Грейс читала заметки Кристофера.

Среди рассуждений и аргументов, записанных мелким убористым почерком, попадались длинные запутанные уравнения. Перебирая страницы, Грейс чувствовала себя так, словно читала книгу на иностранном языке, которым не вполне владела. Бывали минуты, когда она, сидя на постели, внезапно поднимала голову и расправляла плечи, радуясь тому, что уловила ход мысли Кристофера. Но в другие моменты она отчаивалась вообще хоть что-нибудь понять.

Брат Захария был так добр, что принес ей тетрадь и ручку, чтобы она могла делать заметки. Работа отвлекала, она часто забывала о времени, и Братья, приходившие за ней, чтобы отвести на допрос к Говорящим Звездам, заставали Грейс врасплох.

Не было ни принуждения, ни пыток. Только бесконечный шепот в голове: он пробуждал в глубинах памяти давно похороненные воспоминания, эпизоды, о которых она годами старалась не думать. «Когда ваша мать в первый раз отвела вас в лес? Когда вы осознали, что обладаете необычными способностями, и поняли, в чем они заключаются? Когда вы догадались, что выполняете волю демона? Почему вы не ушли из дома?»

А после побега Татьяны из Адамантовой Цитадели стало еще хуже. «Куда, как вы считаете, могла направиться ваша мать? Есть ли у нее укрытие? Она сейчас с демоном Велиалом?»

Грейс ничего не могла ответить на эти вопросы и лишь повторяла, что не знает, что мать не считала ее равной себе и не делилась с ней секретами. Что она, Грейс, сильнее других желает, чтобы мать схватили и посадили под замок. Чтобы она больше не могла причинять зло другим.

После каждого допроса, когда Грейс чувствовала себя как выжатый лимон, Брат Захария сопровождал ее обратно в камеру. Он молча сидел на стуле снаружи, за решеткой, и ждал, пока Грейс придет в себя. Девушка лежала на кровати, сжавшись в комок, и дрожала. Когда она успокаивалась и снова начинала нормально дышать, он уходил, оставлял ее одну.

Грейс нравилось быть одной. В одиночестве она могла размышлять о магических уравнениях и химических формулах, о математических выкладках Кристофера, в которых искажались законы физики; и когда она засыпала, ей казалось, что графики и схемы парят над ее койкой, а каменные стены темницы исписаны светящимися символами.

Она сидела за столом, пытаясь разобраться в одном особенно сложном уравнении, когда по ту сторону решетки появился Брат Захария. Он передвигался по городу беззвучно, поэтому, прежде чем заговорить, из любезности стучал по решетке, чтобы не испугать ее.

«К вам посетитель, Грейс».

Она обернулась, едва не выронив ручку. Быстро оглядела себя – простое платье цвета слоновой кости, волосы завязаны на затылке лентой. Более или менее приличный вид. Грейс спросила:

– Это Кристофер?

После короткой паузы Захария ответил:

«Это ваш брат, Грейс. Джесс. Он пришел из лондонского Института».

Грейс стало холодно, несмотря на шаль. «Этого не может быть, – подумала она. – Я вела себя осторожно, я не спрашивала… Ни о Люси, ни о…»

– Джесс? – прошептала она. – Пожалуйста… прошу вас, приведите его.

Захария еще несколько мгновений смотрел на нее, потом ушел. Грейс поднялась со стула, чувствуя, как подгибаются ноги. Джесс. Столько лет он был реальным для нее и только для нее. А теперь стал по-настоящему живым человеком, который жил в лондонском Институте и мог проделать путь из одного города в другой.

На стенах коридора и потолке заплясали отсветы колдовского огня, а в следующую минуту появился Джесс.

Грейс ухватилась за край письменного стола, чтобы не упасть. Она надеялась, что Люси сумеет его вернуть. Она верила в лучшее. Но увидеть его таким – таким, каким он был за день до роковой церемонии нанесения рун, юным, высоким, здоровым, улыбающимся…

Девушка пристально смотрела, как брат приближается к двери, устанавливает факел с колдовским огнем в держатель на стене. Джесс был прежним и в то же время другим – она не помнила любопытства в выражении его лица, не помнила этой лукавой усмешки, задумчивого взгляда.

Он просунул левую руку сквозь прутья решетки. На тыльной стороне кисти выделялась большая черная руна Ясновидения.

– Грейс, – заговорил он. – Грейс, это я. Все получилось.

Грейс Блэкторн никогда не плакала, по крайней мере, по-настоящему. Это был один из первых уроков, преподанных матерью. «Слезы женщины, – говорила Татьяна, – это ее оружие, одно из немногих средств воздействия на мужчин. Ты не должна проливать их напрасно – воин не швыряет оружие в реку. Прежде чем плакать, скажи себе, с какой целью ты это делаешь».

И поэтому, почувствовав привкус соли во рту, она удивилась. В последний раз она плакала очень давно. Девушка взяла руку брата, сжала ее, и когда он сказал: «Грейс, все будет хорошо, Грейс», она позволила себе поверить в это.

Ариадна невольно подумала о том, как это приятно – подниматься по ступеням на этаж, где находилась квартира Анны, извлекать ее ключи из ридикюля, расшитого бисером, открывать дверь и заходить в уютную гостиную, где витал аромат выделанной кожи и роз. «Только не вздумай привыкать к этому ощущению», – напомнила она себе, заходя в подъезд с холода. Девушка знала, что это не приведет ни к чему, кроме новых страданий. Сейчас Ариадна уже хорошо представляла себе, как опасно предаваться фантазиям о жизни с Анной. В конце концов, она возвращалась после поисков собственной квартиры; лучшим выходом для них двоих будет жить раздельно.

Найти подходящее жилье в центре Лондона оказалось сложнее, чем найти демона нага, прячущегося в водосточной трубе. В квартирах, которые она могла себе позволить, жить было невозможно, а квартиры, в которых можно было жить, она позволить себе не могла. Ариадна получала такое же жалованье, как и остальные Сумеречные охотники, но, так как до недавнего времени жила с родителями, все деньги отдавала на хозяйственные расходы и ничего не скопила.

Что касается квартир, которые она могла себе позволить – если бы продала все драгоценности, – они были ужасны. Одна, например, находилась на цокольном этаже. И владелец, живущий в доме, как бы невзначай заметил, что он часто проходит через гостиную по своим делам – иногда без одежды – и не намерен ни стучать в дверь, ни как-то иначе оповещать о своем появлении. Вторая квартира кишела крысами – как сообщила хозяйка, они были ее домашними любимцами. Остальные могли похвастаться пятнами сырости и плесени, сломанными водопроводными кранами и потрескавшейся штукатуркой. Более того, простые люди имели вполне определенное мнение о молодых одиноких женщинах со смуглой кожей, подыскивающих себе квартиру, и не стеснялись высказывать его вслух. И мнение это было совсем не лестным.

– Придется отправляться в Уайтчепел, – пробормотала Ариадна вполголоса, поднимаясь по лестнице. – Вступлю в какую-нибудь банду грабителей, подзаработаю денег. Может быть, когда-нибудь стану главарем.

Она нацепила лучезарную улыбку и толкнула входную дверь. В гостиной девушка обнаружила Анну, которая задумчиво рассматривала полупустой книжный шкаф. Повсюду, на полу, на стульях, на столе, были свалены книги. Анна, одетая в свободную белую рубашку и шелковый жилет с золотыми пуговицами, балансировала на опасно накренившемся стуле.

– Я собираюсь расставить их по цвету, – объяснила она, указав на книги. – Что ты об этом думаешь, дорогая?

– А как ты будешь находить нужную? – спросила Ариадна, приказывая себе не обращать внимания на это ласковое словечко. Анна всех называла «дорогими». – Или ты помнишь цвет каждой из них?

– Разумеется, помню, – ответила Анна, спрыгивая на пол.

Ее черные волосы были в беспорядке, брюки в тонкую полоску плотно облегали ноги – очевидно, они были специально пошиты на ее стройную, тонкую фигурку. Ариадна вздохнула про себя.

– По-моему, все так делают, запоминают книги по цвету обложки. – Анна всматривалась в лицо подруги. – Что-то случилось? Как продвигаются поиски квартиры?

Ариадне захотелось поделиться с Анной своими проблемами. Они могли бы вместе посмеяться над хозяином того дома в Холборне, который разгуливал по чужим комнатам в костюме Адама. Но она пообещала Анне, что постарается как можно скорее съехать отсюда; наверняка ей не терпится остаться одной, как прежде, думала девушка.

– Все прошло замечательно, – ответила она, вешая пальто на крючок.

«Можно мне просто остаться здесь?» Но этого она вслух не сказала.

– Я нашла небольшую милую квартирку в Пимлико.

– Чудесно! – Анна засунула на место какую-то зеленую книгу чуть более энергичным движением, чем, по мнению Ариадны, требовалось. – Когда можно переезжать?

– О, – произнесла Ариадна, – первого января. Новый год, новая жизнь, как говорится.

– Правда так говорится? – протянула Анна. – Но неважно; и что же это за квартира?

– Очень уютная, – пробормотала Ариадна, сознавая, что отрезает себе пути к отступлению, но будучи не в состоянии остановиться. – Такая просторная, с высокими потолками, светлая, с… э-э… декоративными бра. – Итак, теперь за десять дней, оставшихся до Нового года, ей придется не просто найти квартиру в Пимлико; она должна быть просторной и светлой. С декоративными бра. Она даже не знала толком, что такое бра. – Уинстону там понравилось бы.

– Уинстон! – воскликнула Анна. – Ведь мы так и не забрали его из дома твоих родителей.

Ариадна вздохнула.

– Я уже собралась за ним сбегать, но мне помешали. Чувствую себя ужасно. Как будто бросила его на произвол судьбы. Он не поймет.

– Все-таки это твой попугай, – напомнила ей Анна. – Уинстона тебе подарили, если я не ошибаюсь? Ты имеешь полное право его забрать.

Ариадна снова вздохнула и присела на кушетку.

– В письме родителей сказано, что они сменили замки. Теперь я не смогу войти в дом. Но, по крайней мере, матушка любит Уинстона. Она о нем позаботится.

– Это вопиющая несправедливость по отношению к птице. Он будет по тебе скучать. Попугаи привязаны к хозяевам, а я слышала, что они живут более ста лет.

Ариадна приподняла бровь.

– Я не знала, что ты такая ярая защитница прав пернатых.

– Попугаи – очень умные и чувствительные птицы, – говорила Анна. – Пираты, орехи – это все ерунда. Я помню, что сегодня мы встречаемся с остальными в Чизвике, но случайно узнала, что твои родители проведут вечер у Консула. Это превосходная возможность вызволить Уинстона, чтобы он присоединился к тебе в новой свободной жизни.

– Эта идея только что пришла тебе в голову? – улыбнулась Ариадна.

– Вовсе нет, – ответила Анна, подбросив в воздух томик стихотворений Байрона. – За последние несколько дней я посвятила размышлениям над этим вопросом почти три часа. И разработала план.

– Сначала они не хотели пускать меня к тебе, – улыбаясь, произнес Джесс. Он придвинул вплотную к решетке стул, стоявший в коридоре, а Грейс устроилась с другой стороны. Она держала брата за руку все время, пока тот рассказывал обо всем, что произошло после его отъезда из Лондона в обществе Люси и Малкольма. Он говорил, а Грейс не переставала удивляться тому, что Джесс жив и выглядит как самый обыкновенный молодой человек. – Но я сказал, что не позволю сотворить над собой защитные заклинания, если они заодно не разрешат нам встретиться. Ну, подумай, ведь это было бы бессмысленно – побывать в Безмолвном городе и не увидеть тебя, – верно?