Майская ночь, или Утопленницы

* * *

Ночь дрожала от лягушачьих трелей. Места у нас такие, что ближе к северу лягвы квакают по-настоящему, а ближе к югу не квакают — горлышками трепещут. Но тоже громко.

— Атаман, а атаман! — говорит есаул Абсалям (он в те поры снова при должности очутился). — Ну и как ты нам тут почивать прикажешь?

— Чаво тобе? — ворчит Стенька спросонья.

— Спать не дають! Нам скоро Астрахань брать, а мы не спамши!

Осерчал Стенька, вякнул что-то из-под зипуна по-лягушачьи, и верь не верь — лягвы-то враз умолкли! Так стало тихо, что слыхать, как в стане у князя Львова (крестного Стеньки) измена зреет. Оба стана-то недалече друг от друга! Явно бузотерят стрельцы, шумят, не хотят на Разина посягать. Проведали, значит, что тех, кто с ним пойдет, атаман волоском не обидит, а кто нет — казнит лютой смертию да и дом пограбит.

На четыре дня лягушки онемели, а не расколдуй он их потом — так бы и молчали по сей день.