Баламут

Как я оказался в «Мануле» — не знаю. Помню лишь, что пришел в себя на водительском сидении с подаренным браслетом, зажатым в правой руке, и обнаружил рядом с собой Тверитинова.

Слава богу, он просто молчал, невидящим взглядом уставившись в одну точку. Не шевелился, наверное, значительно часа два или три. А когда я смог заставить себя разжать пальцы и убрать браслет в бардачок, повернул голову, посмотрел мне в глаза и задал вопрос из одного слова:

— Почему?

— Я на Базу. Он выгорит. Подождет возвращения тут.

— Сможешь сюда вернуться?

На эту тему я, кажется, не думал, но ответ нашелся сам собой. Причем озвучивал его я, не чувствуя и тени сомнения в правильности принятого решения:

— Я вернусь только за ним. И улечу в Большой Мир. Ибо от Зоны и форта тошнит, а Таня считала, что мне туда надо.

— Что ж, может, так будет действительно лучше… — немного подумав, заявил он, пообещал отправить «те самые данные» на сервер обновления в понедельник утром и ссыпал мне в ладонь знакомые кольца: — Приезжал Пахом. Подходил к тебе с соболезнованиями, но ты его не услышал. Попросил передать — в них, вроде, материалы, срочно требующиеся твоему деду.

— Спасибо, отнесу… — буркнул я, привычно нацепил кольца на пальцы и снова замолчал.

— К тебе подходил и Шубин. Перед началом кремации… — через какое-то время продолжил ротмистр. — Но как-то понял, что тебе не до него, взял у меня номер твоего комма и сказал, что наберет через неделю-полторы. А еще предложил Громовой стать Слугой его рода, получил согласие и ждет ее в самолете.

— А она ждет меня, чтобы проститься? — спросил я.

— Ага. Она, как и ты, больше не может тут находиться.

— Ладно, я к ней загляну. Как соберусь с духом.

Виталий Михайлович понимающе кивнул и потянулся к ручке своей двери. А потом спохватился и озвучил еще одну мысль: — И последнее: я созвонился с родичами Свайки и сообщил о ее гибели. Меня переключили на главу ее рода, а тот, выяснив самый минимум подробностей, отключился и, как вскоре выяснилось, развил бурную деятельность. Вышел на начальника гарнизона и вытребовал официальное свидетельство о смерти. Затем связался с начфином, переслал ему пакет документов, подтверждающих его право претендовать на ее накопления, и пролетел: оказалось, что она завещала их тебе. Причем оформила это волеизъявление через какого-то очень дорогого юриста, так что Смирновы гарантированно пролетят с любыми попытками что-либо оспорить. Зато наверняка захотят выкатить тебе претензии: этот самый дед уже набирал меня, задавал вопросы и был послан, но, по моим ощущениям, не успокоится.

— Она говорила, что родичи у нее те еще твари… — угрюмо буркнул я. — Мне эти деньги не нужны, но им их не отдам. Из вредности.

— И правильно… — согласился со мной Тверитинов, выбрался из машины, попросил заглянуть к нему перед отлетом в Большой Мир.

Я пообещал, посидел в «Мануле» еще немного, потом отнес ключ-карту и комм в свой ДОС, чтобы они не погибла смертью храбрых под давлением магофона с Той Стороны, и отправился в соседнее здание. А через несколько минут подошел к двери одного из немногих жилых блоков, в которые заглядывал в гости, и оказался втянут внутрь. Хозяйкой, дожидавшейся моего прихода.

Следующие несколько минут пришлось провести в объятиях Марии Матвеевны — обхватив руками мою талию, вжавшись лбом в середину грудины и сотрясаясь от рыданий, целительница делилась со мной своей болью. Потом как-то взяла себя в руки, подняла голову, поймала мой взгляд и виновато вздохнула:

— Мне предложили уйти в Слуги рода. К Шубиным. Я согласилась. И пусть не знаю об этом роде ровным счетом ничего, там будет всяко лучше, чем тут…

— Владимир Игнатьевич вполне вменяемая личность… — сглотнув комок, подкативший к горлу при мысли о том, что прерванная фраза должна была закончиться словосочетанием «…без Танюшки», успокоил ее я. — Я с ним поговорил… Там, в Зоне… Уверен, что он вас не обидит.

— Я тоже так думаю… — грустно улыбнулась она. — Хотя не запомнила ни слова из того, что он наобещал. Да и плевать. Кстати, номер комма дашь?

Я молча отправил ей визитку», дождался кивка, подтверждающего получение файла, а затем ответил на вопрос, который уже слышал. Правда, в другой формулировке:

— А что планируешь делать ты?

— Сейчас уйду на Базу. Там объясню родителям ситуацию, попрощаюсь, вернусь обратно и улечу в Большой Мир. Так, как предсказывала Таня. И попробую хоть как-нибудь забыться.

Громова уткнулась лбом в мою грудину и зябко поежилась:

— Он не под твой характер и не понравится. Постарайся не озлобиться, ладно?

— Постараюсь.

— И звони. Хоть иногда. Да, мы с тобой не всегда находили общий язык, но самозабвенно любили одного и того же человека. А раз он любил нас также сильно, значит, мы чем-то похожи и можем друг друга не только понять, но и простить.

— Мне не за что вас прощать… — ничуть не кривя душой, сказал я, снова заглянул в глаза этой женщины и грустно улыбнулся: — А после этой ночи не требуется и понимание: я чувствовал, что вы своя, а все остальные — чужие. Так что буду звонить и изредка навещать. Обещаю…